у вас гр. Токмарева А.Д.?
Нету. Был. Посидели. Литр в себя загрузили. Старое помянули. Вот посуда еще стоит, теплится… Ушел.
Давно?
Где-то за полчаса до нашей с вами первой сквозьдверной встречи…
Ой ли?!
Участковый! Не верите?! Проверяйте…
Верим-верим. (Проверили. Между первой и второй — перерывчик небольшой, всего час. И в течение этого часа фигурант не прыгал в окно, не выскакивал из подъезда. Либо затаился — в сортире? под кроватью? на антресолях? Либо… ч-черт!.. опередил, ушел!)
А в чем дело, товарищщщ?! Товарищщщ участковый, в чем дело?! Имеет право Михаил Борисович Юдин, в конце концов, на информацию?!
Имеет, имеет. Но не может. Успокойтесь, Марк Борисович. Он, гр. Токмарев А.Д., вам ничего не оставлял, ни о чем не просил?
Собачку оставил. В подарок. Юдин давно мечтал о собачке. А просил только об одном…
Ну-ну?! Каждая мелочь важна, Марк Борисович, поймите нас правильно. Ну?!!
Просил «Вискасом» собачку не кормить. На худой конец — «Великой стеной».
А куда ушел, не сказал?
Почему? Сказал. Попробую на электричку, сказал. В Питер, сказал.
Спасибо, Марк Борисович. Вы нам очень помогли.
Всегда готов!
А почему сразу не открыли?
Опя-а-ать!.. Кто ж вас знает! Милиция вы или шпана?! Милиции — всегда готов!
Спаси-и-ибо!
Па-а-алста!
Все. Интерес к Марику потерян. Интерес сосредоточен на вокзалах, на пригородных поездах, на пассажирах:
— Первый, первый! Я второй! Ищем третьего! Мент-оборотень. Повторяю, мент-оборотень! Особые приметы — в бушлате и без собачки! Как понял? Повтори. Прием.
— Понял тебя, первый, понял. Особые приметы — в бушлате и без собачки! Берем всех, кто в бушлате и без собачки!
Шутку хочешь, как сказал бы Гомозун…
…Гомозун, Гомозун, Гомозунище.
Катюха теперь кто? Гречанинова-Гомозун? Гомозун-Гречанинова?
Кто ж тебе виноват, юноша, что Катюха — не Токмарева? Сам, только сам. Спьяну, с горя, назло и… по старомодности. Синичка-Наталья. Костанда-Токмарева. И та выпорхнула. (И слава богу!) Но журавлик-Катюха… И внезапно взять да… повидаться. Отчего ж! Эх-ма!
— А удобно?
— Неудобно презерватив через голову надевать! — припомнил Марик давнюю гомозуновскую присказку. До того ль, голубчик! — Арт?
— Тогда поступим следующим образом… — холодным расчетом тактика-стратега Токмарев погасил юдинское эмоциональное возгорание (мол, ай, ребятки, как славно одним выстрелом всех зайцев поубивать!). — Звоним Катерине… (так! так! Катерине! не Катюхе!) Надо, Марик, надо! Лучший экспромт — подготовленный экспромт. Если все о’кей, ты по ноль-два или по шесть-тринадцать-тринадцать уточняешь про сержанта, впускаешь, говоришь… сам сориентируешься. А я…
— Катюха без телефона… — продолжил роль всепонимающего ангела-хранителя Юдин. — И она, скорее всего, в Питере, по мастерским ночует-трудится. Тем проще. Садишься в лифт, едешь, открываешь…
— Ногой?
— Ключ. Бери. Бери, ну! Кешу кормлю-пою, если Катюха надолго запропадает. И вообще… вариант наклевывается. Если я все-таки соберусь к своим, то квартирный вопрос, обмен-продажа, то-се. С Катюхой мы уже обсудили предварительно — к обоюдному согласию. Там цепочка сложная, но…
— Марк! — осадил многоречивого Токмарев, постучал ногтем по циферблату.
— Я и говорю! Вперед! И вверх! Ключ — вот. Будь как дома.
— Ее точно нет?
— Блиннн! Ну, постучись сначала!
Тоже верно. Всяко Артем предпочтет Гречанинову-Гомозуншу полковнику Карнаухову сотоварищи.
— Тебе выбирать… — с поощряющей (тьфу!) лукавинкой (тьфу!) не оставил выбора Марик.
Право, иногда хоть в чепики записывайся на минуточку! Вдруг накатит волна неприятия к избранному народу: ишь, проницательные шибко, аж глаза прячут, чтоб ненароком не потревожить самолюбие младших (всех остальных) братьев по разуму! людены хреновы!..
— Но ты со мной поднимешься? На минуточку!
— Сегодня нет. Завтра. Когда рассосется. Я ж тут отвлекающей фигурой. В любой момент тот же сержант звякнет — в дверь или по телефону. Бойкот ему откроет? Или трубку снимет?.. Сам же понимаешь, Арт. Псину, между прочим, оставь у меня. Они с Бойкотом вроде нашли общий язык. А у Катюхи — Кеша.
— М-мда. Вошел и — пробка в потолок!
— Она не пьет. Вообще. Катюха у нас, Арт, в буддизьм ударилась. Не до маразма, но принципы блюдет. Арт?
— Антиполицай у тебя найдется? Разит, как от бомжа. Знал бы — не пил… — окончательно сдался Токмарев. — Архар! Ц! Сидеть здесь!
— Скажешь: да я пил! но со мною был не я один! — аргуме-е-ент… — Кофе. В зернах. Пожуй… — благословил на подвиг Юдин.
Да уж, подвиг. Всего-то бывшую одноклассницу навестить. Может, все-таки — к полковнику Карнаухову?..
В подъезде — тишина. Марик настороже у полуоткрытой двери дожидался
прибытия вызванного лифта,
погружения Артема в оный (дура-мысль: этот-то не рванет? ха-ха!),
скрипуче-кряхтящего подъема кабинки,
приглушенной тремя этажами неразборчивой Токмаревской реплики, паузы, еще реплики, еще паузы,
отпираемого клацанья,
радостного Катюхиного визга,
запираемого щелчка.
Снова тишина.
Бог в помощь, ребятушки…
12
Артем неслышно вставил незнакомый ключ в незнакомую скважину, повернул. С пульсирующим шумом в ушах торкнулся. Рано! Еще один оборот?
— Кто? — услышал Артем и узнал по голосу сразу: Катюха!
Бросило в жар. Это не от этого, Марик!
— Милиция! Откройте! — неловко пошутил Токмарев, застигнутый на санкционированном, но домушничестве. (Шутку хочешь?) А разве Токмарев — не милиция? Разве ему не откроют?.. И — без балды — понадеялся на ответное-взаимное узнавание.
Надежды юношей питают, капитан! Вы только что настаивали на том, что вы боле не юноша, капитан! Хрен в сумку, капитан!
— Сегодня же суббота! — дрогнул Катюхин просящий тон. — Мне же к вам — в понедельник.
Чего-чего?!
— Кать! Я это! Артем… — виновато поправился он.
Кто ж тебе виноват, юноша?!
…И она сразу открыла.
Наконец-то узнала по голосу?
Или, в отличие от дед-сериозного Юдина, просто не ждет дурных сюрпризов от гостя, кем бы тот ни оказался?
(Ждет, судя по дрогнувшему тону при представлении «Милиция!»)
Токмарев — безусловный сюрприз. Он — отчасти еще милиция, но сюрприз недурной. Даже недурной, надо полагать… хотелось бы полагать.
— И-и! — визгнула Катюха. Бросилась на шею, закружив. Попутно пяткой прихлопнув дверь до запирающего щелчка.
То ли обрадовалась, что — Артем? То ли обрадовалась, что — не милиция?
Плотный клинч. Очень плотный.
Ага! Они слились в единое целое, покрывая поцелуями каждый сантиметр… и прочая лабуда из женских романов.
Отнюдь! Токмарев с Катюхой на шее замер, будто в миозите. Ответно обнял, допустим, но пошевелиться боялся.
Непосредственность Катюхи… Так встречают старого, о-о-очень старого друга, когда межполовые различия стерлись до неразличимости и горячие поцелуи-объятия — искренняя дань не телу, но духу.
Однако дух духом, но Артем еще не бестелесен, не бесплотен. А плоть — она, гадина, зачастую сама по себе.
Токмарев отрешенно уставился в коридорный