— А скажи-ка, Мартем, если бы тебе предстояло умереть, защищая либо Бивень, либо Наложницу, чтобы ты предпочел?
— Наложницу, — без колебаний отозвался генерал.
— А что так?
Генерал снова пожал плечами.
— Привычка.
Вот теперь Конфас вполне искренне рассмеялся. Это и вправду было забавно. Привычка. Какой еще гарантии можно желать?
«Вот это прелесть! Настоящее сокровище!»
Принц помолчал, собираясь с мыслями, потом произнес:
— Этот человек, Келлхус, князь Атритау… Что ты о нем думаешь?
Мартем нахмурился, затем подался вперед. Когда-то Конфас даже устроил из этого игру — то откидывался на спинку кресла, то садился прямо и смотрел, как Мартем в зависимости от этого изменяет позу, будто ему необходимо сохранять между их лицами некое определенное расстояние. У Мартема тоже имелись свои причуды.
— Умен, — после секундного размышления сказал генерал, — хорошо говорит и очень беден. А почему вы спрашиваете?
Все еще колеблясь, Конфас оценивающе взглянул на подчиненного. Мартем был безоружен, как и полагалось при личной беседе с членами императорской фамилии. На нем не было роскошных одеяний — лишь простая красная рубаха. «Он не стремится произвести на меня впечатление…» Именно это, напомнил себе Конфас, и делает его мнение бесценным.
— Я думаю, Мартем, настало время открыть тебе небольшой секрет… Ты помнишь Скеаоса?
— Главный советник императора. А что с ним?
— Он был шпионом, шпионом кишаурим… Мой дядя, который всегда очень внимателен, заметил, что во время первого собрания Великих Имен в Андиаминских Высотах князь Келлхус проявил особый интерес к Скеаосу. А наш император, как тебе известно, не из тех людей, кто лениво обдумывает свои подозрения.
Мартем побледнел от потрясения. На миг у генерала сделался такой вид, будто он вот-вот потеряет сознание. Конфас буквально слышал его мысли: «Скеаос — шпион? Это называется "небольшой секрет"?»
— Так Скеаос признался, что работал на кишаурим? Экзальт-генерал покачал головой.
— В этом не возникло необходимости… Он был… Он был какой-то мерзостью — мерзостью без лица! — колдуном такой разновидности, которую Имперский Сайк не смог засечь… А это, конечно же, означает, что он имел отношение к кишаурим.
— Без лица?
Конфас скривился и в тысячный раз увидел, как некогда столь знакомое лицо Скеаоса… разжимается.
— Не проси меня объяснять. Я не могу.
Гребаные слова.
— Так вы думаете, что князь Келлхус — тоже шпион кишаурим? Что он работает на кианцев?
— Не «он», Мартем, а «оно». Одна лишь видимость. Лицо генерала вдруг сделалось жестче, и на смену потрясению пришла расчетливость.
— Вы, экзальт-генерал, как и император, не склонны лениво обдумывать свои подозрения.
— Это верно, Мартем. Но, в отличие от дяди, я считаю разумным иногда воздержаться от действий и позволить врагам считать, будто им удалось ввести меня в заблуждение. Внимательно наблюдать и лениво обдумывать — не одно и то же.
— Но я об этом и говорю, — сказал Мартем. — Вы, конечно же, купили осведомителей. Конечно же, вы позаботились, чтобы за этим человеком следили… И что вам удалось узнать?
Конечно же.
— Немного. Он живет на одной стоянке со скюльвендом и, похоже, делит с ним женщину — как мне сказали, настоящую красавицу. Он проводит целые дни в обществе колдуна по имени Друз Ахкеймион — того самого дурня из школы Завета, которого мой дядя нанял, чтобы проверить мнение Имперского Сайка касательно Скеаоса. Не знаю, правда, что это, простое совпадение или нечто более серьезное. Предположительно, они беседуют об истории и философии. Он, как и скюльвенд, вхож в ближний круг Пройаса, и он, как могло сегодня видеть все Священное воинство, обладает странной властью над Саубоном. Кроме того, люди из низших каст считают его кем-то вроде пророка бедноты — провидцем или что-то в этом роде.
— Немного?! — воскликнул Мартем. — Судя по тому, что вы сказали, он кажется могущественным человеком — пугающе могущественным, если принадлежит кишаурим.
Конфас улыбнулся.
— Растущая сила…
Он подался вперед, и, естественно, Мартем тут же откинулся на спинку кресла.
— Хочешь знать, что я думаю?
— Конечно.
— Я думаю, он послан кишаурим, чтобы внедриться в наши ряды и уничтожить Священное воинство. Идиотский бросок Саубона и вся эта чушь насчет наказания шрайских рыцарей — только первая попытка. Попомни мое слово, будут и другие. Он околдовывает людей, разыгрывает из себя ясновидящего…
Мартем сузил глаза и покачал головой.
— А я слышал обратное. Говорят, будто он возражает, когда его пытаются возвеличивать.
Конфас рассмеялся.
— А есть ли лучший способ изобразить из себя пророка? Люди не любят, когда смердит самонадеянностью, Мартем. Мне же, напротив, нравится пикантный запах нахальства. Я нахожу его честным.
Лицо Мартема потемнело.
— Почему вы мне все это говорите?
— Ты, как всегда, быстро соображаешь, генерал. Неудивительно, что я нахожу твое общество таким занятным.
— Неудивительно, — согласился генерал.
У Мартема всегда был бесстрастный ум. Конфас потянулся за графином и снова наполнил чашу вином из запасов сапатишаха.
— Я говорю тебе это, Мартем, ибо мне нужно, чтобы ты послужил генералом еще и в другой войне. Помимо всего прочего, ты фигура заметная. Если князь Келлхус собирает сторонников ради какой-то цели, если он добивается расположения влиятельных людей, ты покажешься ему крайне привлекательной жертвой.
На лице Мартема проступило страдальческое выражение.
— Вы хотите, чтобы я разыграл из себя его сторонника?
— Да, — отозвался Конфас. — Мне не нравится, как пахнет от этого человека.
— Тогда почему бы просто не убить его?
«Ну конечно же…» Как Мартему только удается быть одновременно таким проницательным и таким тупым?
Экзальт-генерал наклонил чашу и полюбовался напитком цвета темной крови. На миг букет этого вина перенес его на много лет назад, в те дни, когда он жил заложником при роскошном дворе Скаура. Он снова взглянул на Верховное знамя. Его дорогая Наложница.
— Странно, — сказал Конфас, — но я чувствую себя молодым.
ГЛАВА 8
МЕНГЕДДА
«Любой сильнее мертвеца».
Айнонская поговорка
«Всякий монументальный труд Государства измеряется в локтях. Всякий локоть измеряется длиной руки аспект-императора. А рука аспект-императора, как говорят, неизмерима. Но я говорю, что рука аспект-императора измеряется в локтях и что все локти измеряются трудами Государства. Даже вселенная, все сущее, не является неизмеримой, ибо она больше, чем то, что заключено в ней, и это "больше" — тоже разновидность меры. Даже у Бога есть свои локти».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});