бы ты сразу оказался на своём месте.
Он досадливо отвёл взгляд, словно костеря про себя тех двоих недотёп, что забрали Древа и Дерзкого. Но пауза длилась недолго, и уже вскоре Климент задал мне вопрос, который, как мне показалось, определял всё.
— Хорошо, — подытожил Климент. — Я тебя понял, Антон. Но, скажи мне на милость, ещё раз, что побудило тебя вручить в лапы насекомых Проектор!? Я не буду вдаваться в циничные беседы о сравнительной ценности той или иной жизни... просто объясни мне — почему обменял его на жизнь одной девушки? Ты же понимаешь, во что теперь всем обойдётся Проектор! Прекрасно понимаешь — вижу это по твоим глазам. Так почему?
Я тяжело вздохнул, обдумывая ответ.
Интересно, что сказал бы Климент, если бы узнал, что я так поступил по подсказке второй своей личности, которая скрывается у меня в подкорке? Досужие рассуждения о выводах, что подчерпнул Шут, наблюдая за Лепестком Тьмы, звучали бы бредом сумасшедшего. В конце концов, какая, с точки зрения Климента, могла быть особая ценность в Белке, чтобы ради неё ставить под угрозу множество жизней?
«Может быть, то, что она тоже приняла Пыль, и стала в чём-то другой?» — мимоходом подумал я. Насколько я понимал, женщинам в этом мире Пыль не доставалась уже невесть сколько веков. С этой точки зрения, Белка была уникальна. Но и это, со стороны Шута, были лишь очередные догадки.
Я вздохнул, придумав наиболее подходящий, правильный и правдивый ответ.
Придумав. Подходящий. Правдивый. Ответ. В любом другом случае, сочетание этих слов означало бы, что я собираюсь цинично соврать. Но это был тот случай, когда ты лжёшь, сказав чистую правду. Если в чувствах вообще есть какая-то правда.
— Всё очень просто, — вздохнул я, мельком мазнув взглядом по силуэту девушки, которая нервно отвернулась и делала вид, будто она нас даже не слышит. — Дело в том, что я её люблю. Потому и обменял её жизнь на Проектор.
Белка споткнулась и ошарашенно на меня оглянулась, словно её хлопнули по ключице.
— Я тебя понимаю, молодой человек, — медленно произнёс Климент, устало протирая пальцами лоб. — Я тебя... понимаю.
***
Было множество причин к тому, чтобы я ответил Клименту именно так.
Во-первых, мне поверили безоговорочно, ведь свои слова я подтвердил весомым поступком, которому просто не находилось иных объяснений — отдал в обмен на неё Проектор. Ну а дальше у всех в головах заработали шестерёнки, додумывая мои мотивы и побуждения за меня.
Климента можно было сколько угодно долго уверять в том, что плохих намерений я не имел: ни когда я бил воспитателям лица, ни когда ломал Пси-репеллятор, ни когда я ломал маяк нуль-телепортации, или когда перенёс всех сюда, перед этим вручив жукам ядерную бомбу на блюдечке. За всё время проступков набралось столько, что меня, по-хорошему, стоило расстрелять на месте. Теперь же я видел — во взгляде Климента что-то неуловимо поменялось.
Можно ли было назвать это сопереживанием — Бог весть, я не знал. Но ясно одно — он составил обо мне мнение, и не похоже, чтобы плохое. Скорее, напротив. Я чувствовал, что между нами мелькнула искра — как он и сказал, Климент меня теперь понимал.
Во-вторых, а также и в третьих — рядом с нами были Анины братья, и оба мотали себе на ус. Каждый примерил на себя шансы, что я могу когда-либо им угрожать, и пришёл к выводу, что это теперь невозможно — ведь на меня за такое рассердилась бы Белка, которую по определению обижать я не мог. Дышать воздухом в лагере после моего заявления определённо всем стало чуточку легче.
Ну, не считая Белки, конечно, которую новости огорошили, как ударом по кумполу, но это — в четвёртых. Девушку требовалось как-то заново ко мне приручать, и гадости, которые наговорил про меня Артём, в этом мало чем помогали.
«Чёрт подери этого мелкого мерзавца» — сердито подумал я. Между ним и сестрой время от времени проскальзывали многозначительные взгляды, но он до сих пор молчал, как воды в рот набрал. Верно, дожидался, пока сестра сама не попробует всё из него вытрясти. Но время душевных бесед пока не пришло.
Сначала Климент встал с места, и довольно буднично сел в позу со скрещенными ногами по центру нашей каменной каморки.
— Я постараюсь найти поблизости Извлекатель с помощью псионического чутья, — вздохнул он. — Если это возможно, то постарайтесь меня не беспокоить. Мне нужна концентрация.
Более прозрачного указания прогуляться придумать было непросто, и мы неспешной кавалькадой потянулись наружу. Среди извилистых лабиринтов тоннелей легко было заплутать, и если бы не моё пси-зрение, я ни за что не решился бы выпускать из виду всех остальных. Впрочем, они всё равно сбились в группы по интересам.
Последнее буквально означало, что Белка прибилась к братьям, и вся троица стала держаться вместе, в то время как я облюбовал поблизости для себя какой-то отнорок. Но не сказать, чтобы я чувствовал себя сейчас прокажённым. После энергичных переговоров между братьями и сестрой, в ходе которых Белка расхаживала из угла в угол, меня вскоре навестили.
Она осторожно, как бы пробуя незнакомый воздух, высунула свой острый носик из-за угла. Бирюзовые глаза напряжённо посмотрели на меня, словно ждали от меня невесть чего.
— Привет, Аня, — я встретил её доброжелательной улыбкой. Под её подозрительным взглядом я достал из своего вещмешка второй коврик, постелил его на пол и пригласил девушку присесть. — Присаживайся. Нам есть, о чём поговорить.
Поколебавшись, Белка последовала приглашению, и скрестила на полу ноги.
— Для начала, хочу расставить все точки: мы с тобой теперь незнакомы, — твёрдо заметила она мне, и под моим погрустневшим взглядом продолжила. — Не знаю, что было раньше, но я хочу услышать теперь твою версию.
— Артём взял все свои слова назад? — я подобрался, и внимательно на неё посмотрел. Неохотно, она кивнула.
— Но понятнее для меня ничего не стало, — буркнула Белка, и, замявшись, продолжила. — Какого... ему понадобилось врать, что ты пытался меня изнасиловать!?
— А он не пояснил? — я невольно издал смешок.
— Нет, — девушка раздражённо стиснула зубы. — Вместо этого он упорно отправлял меня