— Пять минут, — попросил Данилов.
— Ни одной, — отчеканила Марта, — ты даже кофе не пил! Я пошла.
— Позвони мне, — приказал Данилов, — часов… часа в три позвони.
— Позвоню, когда смогу, — сказала строптивая Марта. Ей показалось, что она слышала, как звякнула цепь, которой «старый друг» был привязан к своей будке.
— Твою машину я заберу! — Придерживая ногой дверь, он завязывал галстук, задирал подбородок, темные волосы касались полированного дверного дерева, шея была крепкой и сильной, кожа — смуглой.
Марта отвела глаза.
Где этот чертов лифт? Никогда его не дождешься!
— Или я сам позвоню, — неожиданно сказал Данилов, — заберу машину и позвоню. Пока, Мартышка!
— Пока.
Что-то он расщедрился на «Мартышку», такое с ним редко бывало.
Данилов вернулся в квартиру, показавшуюся очень пустой и тихой, поставил кофе и сам себе подал завтрак — йогурт, сыр, хлебцы из холодильника.
«Какого черта я держу их в холодильнике? — вдруг подумал он. — Они холодные, противные, мокрые какие-то. Почему я не держу их в шкафу, вот вопрос».
Он засмеялся, охнул, задев дверцей холодильника по вчерашней ране, и переложил пакет с хлебцами на полку.
Вот и хорошо. Ничуть не хуже, чем в холодильнике.
Блокнот со вчерашними записями лежал на столе, и он сунул его в портфель. Фотография Марты — в черном свитере и толстых ботинках — была придавлена стопкой журналов. Данилов вытащил ее из-под журналов и снова прислонил к солонке. Нужно будет купить для нее рамку.
Еще нужно купить новый телефонный аппарат, подумал Данилов с удовольствием. Старый не работает. Он, Данилов, разбил его.
Думать об этом было приятно, как будто он совершил беспримерный подвиг, а не швырнул трубку об стену в истерическом припадке.
Все странным образом изменилось. Раньше он никогда не швырял трубок, не терял ключей от офиса, не промывал себе ран, не искал преступников. Он никогда не разговаривал с матерью так, как разговаривал вчера.
Прихлебывая кофе, казавшийся этим утром необыкновенно вкусным, он вдруг подумал, что все зависит только от него — очень актуальная и новая мысль для почти сорокалетнего мужчины!
От него зависит, как разговаривать с матерью, обижаться на нее или нет, от него зависит, удастся ли вычислить того, кто так его ненавидит, а потом найти и наказать его. И Марта от него зависит, и его сотрудники, и даже Катерина Солнцева, которой до смерти хочется получить свой дом!
Зря он выдумывал что-то душещипательное про собственное одиночество.
Нет никакого одиночества. Есть люди — некоторые ближе, другие дальше, — которым нужен Андрей Данилов, которым без него не обойтись, и вовсе не потому, что его отца зовут Михаил!
Телефон зазвонил, когда Данилов уже надевал дубленку. Некоторое время он не мог сообразить, что именно звонит — его мобильный, вызывая его, кричал совсем другим голосом, а домашний аппарат он вчера разбил — опять всплеск самодовольства, как будто из-за угла выглянула ухмыляющаяся кошачья морда!
Он пошел на звук и понял, что Марта забыла свой телефон. Куда он теперь будет ей звонить?! Ее рабочего телефона он не знал, а мобильный заходился на диване писклявыми руладами.
Данилов еще подумал, отвечать или нет, но телефон настаивал, и он ответил:
— Да.
— Утро доброе, — сказал телефон сдобным голосом, — мне Мартину Владимировну.
Голос был женский, и Данилов подумал, что ему повезло. Мог ведь и Петрысик поинтересоваться, где его любимая провела ночь.
— Она уехала на работу и оставила телефон, — сказал Данилов. — Что-нибудь передать?
— Ой, это из женской консультации беспокоят, — заторопился голос и стал менее сдобным, — вы ей передайте, пожалуйста, что в понедельник мы ее ждем на прием. Почему она анализы не сдала? Должны были сегодня прийти, а их нет! Вы не знаете, она сдавала?
Данилов понятия не имел, сдавала Марта анализы или нет.
— Ну что же вы! — Голос стал еще чуть более постным. — Как же вы не знаете! Вы кто? Муж?
Данилов хотел было сказать, что не муж, но решил, что это вызовет новые вопросы, и признался, что муж.
— Тогда тем более! Она в таком возрасте, когда требуется повышенное внимание, не девочка все же!
Почему-то упоминание о том, что Марта «не девочка», Данилова задело.
— Она и так очень поздно пришла, — тарахтел голос в трубке, — почему так долго ждала? Пятый месяц, а у нас только первый осмотр! Мы понимаем, что она работает, занята, но ребенок-то важнее! У вас это первый?
Данилов подтвердил, что первый.
— Тем более, тем более! Вы ей передайте, пожалуйста, что в понедельник мы ее ждем к восьми часам, и чтоб натощак, тогда сразу возьмем кровь из вены. Передадите?
Тут что-то произошло у Данилова в голове, как будто щелкнул выключатель и зажегся свет.
— Подождите, — сказал он, остановив тарахтенье, — как пятый месяц? Какой пятый месяц?
— Обыкновенный, — удивился голос, — а что такое?
В трубке зашелестело бумажками, у Данилова взмокла спина.
— Все правильно. У меня записано. Семнадцать недель. Вот, черным по белому. Вы что, не правильно считали?
Он, Данилов, считал не правильно. Он считал совершенно не правильно и только теперь понял это. Вернее, он не понял, ему об этом сказал сдобный голос из трубки.
Он мог бы так ничего и не узнать, если бы не этот голос, черт его побери!
— Так что ждем, ждем. Передадите, не забудете?
— Нет, — сказал Данилов чужим голосом, — не забуду.
Словно опасаясь за судьбу и этого телефона, он осторожно положил его на стол, распахнул дверцу посудомоечной машины, вытащил стакан и налил себе воды из-под крана. Выпил и подумал — какая противная, теплая вода.
Семнадцать недель, пятый месяц.
Он замычал, сел за стол и застегнул дубленку на все пуговицы.
Четыре месяца назад было лето, жара, Ярославль, и не было никакого Петрысика. Был он, Данилов.
Они так потом и не поняли, почему оказались в постели, что такое с ними случилось? Жара виновата или веселое летнее безделье, занесшее их в Ярославль?
Волга была под боком, широкая, вольная, пахнущая чистой водой.
Изумрудные газоны поднимались к ухоженной набережной, оркестр играл, визжали дети, прогуливались парочки, пароход гудел басом, здороваясь. Невозможно было вернуться в Москву, и они не стали возвращаться, прошатавшись весь вечер по волшебному городу, полному вечернего воздуха, голубей, туристов и как будто речного отблеска. У них был один номер на двоих, зато шикарный, двухкомнатный — ничего, кроме «апартаментов», в гостинице не осталось. Их нисколько это не смущало, они прекрасно уживались в «апартаментах» Данилова в Последнем переулке и в кратовских «апартаментах» уживались тоже.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});