Читать интересную книгу Офицеры и джентльмены - Ивлин Во

– А разве вы, подполковник, не знали, что он участвует в операции?

– Конечно, не знал!

– Он, наверное, спрятался в трюме и незаметно пробрался в темноте на катер вместе с другими, предварительно окрасив лицо в черный цвет.

– Вот старый дьявол! Рана у него тяжелая?

– Ранен в ногу, сэр.

– Ну, это еще не так плохо. – Подполковник Тиккеридж, теперь уже окончательно проснувшись, забавно хихикнул, но, видимо вспомнив о чем-то, тут же помрачнел. – Впрочем, эта история чревата неприятнейшими последствиями… Ну ладно, поговорим об этом завтра. А сейчас идите спать.

– А как быть с этим? – спросил Гай, кивнув на голову негра.

– Ради бога, выбросьте это в море.

– Вы считаете, подполковник, что я могу выбросить ее, не получив санкцию бригадира?

– Хорошо, переговорите с ним, но умоляю, заберите ее отсюда.

– Есть, сэр. Спокойной ночи.

Ухватив голову негра за густые курчавые волосы, Гай вышел из каюты и направился вдоль погруженного в ночную тишину коридора. Встретившийся ему дежурный стюард-гоанец пронзительно взвизгнул и бросился бежать от него, как от привидения. У Гая закружилась голова. Зайти в каюту Эпторпа? Нет. Он попытался открыть дверь с надписью: «Группа оперативного планирования». Дверь не была заперта и никем не охранялась. Все карты и секретные документы были прибраны. Гай положил свою ношу в ящик для входящих документов на столе бригадира и, снова почувствовав сильную слабость, возвратился в свою каюту, сбросил с себя окровавленную рубашку, вымыл окровавленную грудь и руки и заснул мертвецким сном в ту же секунду, как только коснулся головой подушки.

– Ну как наш бригадир, подполковник? – спросил Гай, войдя в канцелярию батальона.

– Пребывает в очень хорошем настроении. На него все еще действует наркоз. Спрашивал, где его кокос.

– Я положил его на стол бригадира.

– Лучше отнесите прямо ему. Он сказал, чтобы вы зашли. По его словам, вы действовали вчерашней ночью очень даже неплохо… Да, весьма неприятная история…

Гай, разумеется, ожидал поздравлений в несколько иной форме.

– Садитесь, «дядюшка», – продолжал Тиккеридж, – вы пока еще не обвиняемый.

Гай молча сел. Подполковник Тиккеридж ходил из угла в угол по ковру.

– Любому из нас возможность получить орден представляется один-два раза за всю жизнь, – снова начал он рассуждать вслух. – Некоторых такая возможность обходит вообще. Вам она представилась вчерашней ночью, и вы действовали отлично. По всей справедливости, я должен был бы сейчас составить ходатайство о награждении вас военным крестом. Вместо этого все мы оказались в весьма затруднительном положении. Я прямо ума не приложу, что дернуло нас вчера вечером поступить таким образом. Мы ведь даже не в состоянии держать это дело в секрете. Если бы об этом знал только батальон, мы могли бы попытаться кое-что предпринять, но теперь ведь на всем судне только и разговору, что об этом. Попробуй-ка предприми что-нибудь в таких условиях. Если бы бригадир не был ранен, мы еще смогли бы как-нибудь оправдать вас. Не в меру, дескать, старательный молодой офицер… Пожурить его, да и дело с концом. Но коль скоро он ранен, придется посылать донесение по медицинской линии и назначать расследование. Такие вещи в его возрасте просто не могут оставаться незамеченными. Если бы я имел хоть малейшее представление о замысле бригадира, то наверняка отказался бы от сотрудничества с ним. По крайней мере, сейчас я совершенно уверен, что должен был отказаться. Да и для капитана все это может обернуться не очень-то хорошо. А что касается вас, дело совсем никуда не годится. Разумеется, вы выполняли приказ старших. С формальной точки зрения вы невиновны. Однако все это дело ляжет на вас темным пятном. Теперь всю жизнь при первом упоминании вашего имени всегда найдется человек, который наверняка спросит: «А не тот ли это парень, который подмочил свою репутацию в Дакаре в сороковом году?» Впрочем, по-моему, это еще полбеды. Дело не только в этом. Вас ведь наверняка исключат из алебардистов, и ваше имя уже не появится в их списке, так ведь? Ну что ж, ничего не сделаешь, берите голову и пойдемте к бригу.

Ритчи-Хук лежал один в офицерской палате лазарета. Его только что вычищенный до блеска мачете покоился на койке рядом с ним.

– Удар был не блестящим, – сказал бригадир. – Этот дурацкий негр увидел меня первым, поэтому мне пришлось швырнуть в него гранату, и уж только после этого я отыскал его голову и аккуратно срезал ее. Ну так что, Краучбек, как вам понравилось иметь в своем подчинении бригадира?

– Он оказался весьма непослушным, сэр.

– Стычка была пустяковой, но для первого раза вы действовали совсем не плохо. Мне правильно послышалось, что в какой-то момент операции вы угрожали мне военным трибуналом?

– Так точно, сэр, угрожал.

– Никогда не делайте этого, Краучбек, особенно на поле боя, за исключением случаев, когда у вас есть под рукой конвоир для сопровождения арестованного. Я знавал одного молодого перспективного офицера, которого застрелили из винтовки «ли-энфильда» за то, что он угрожал на поле боя. А где мой кокос? – Гай вручил бригадиру завернутую в материю голову. – Он прямо-таки красавец, правда? Посмотрите-ка на его большие зубы. Лучших мне не доводилось видеть. Черта с два я отдам его командующему оперативным соединением. Я высушу и заспиртую его; по крайней мере, будет на что посмотреть, пока я лежу на койке.

Когда они вышли из лазарета, Гай спросил:

– А он знает, подполковник, все то, о чем вы мне говорили? О том, что он попал в неприятную историю?

– Конечно, знает. Он выпутывался из стольких неприятных историй, что в этом отношении с ним не может сравниться никто.

– Значит, вы считаете, что для него и на этот раз все кончится благополучно?

Подполковник Тиккеридж ответил печально и серьезно:

– Он ведет себя очень неразумно. Можно быть enfant terrible или важной фигурой в стране, которую никто не осмелится тронуть. Бриг не является ни тем; ни другим. Это для него конец. По крайней мере, он так считает, а уж он-то должен знать.

Конвой прошел вдоль побережья и начал редеть. Сначала от него отделилось одно судно, потом второе, третье… Военные корабли ушли в новые районы рандеву – все, кроме поврежденных, которые с трудом доплелись до сухих доков в Саймонстауне и встали на ремонт. Силы Свободной Франции вместе с верной им маленькой «Белгрейвией» продолжали выполнять задачу по освобождению порабощенных в каком-то другом пункте. Два судна, на которых находилась бригада алебардистов, подошли к причалам в одном из африканских портов. От вопросов к Гаю после той памятной ночи в Дакаре каждого удерживала редко встречающаяся деликатность. О происшедшем и о том, что не все прошло гладко, в той или иной мере знал почти каждый, но уточняющих вопросов никто не задавал, не желая прослыть любопытным. По словам сержанта из роты Гая, так обстояло дело и в сержантской столовой, и в помещениях для рядовых. Бригадира отправили на берег и поместили в госпиталь. Бригада снова приступила к выполнению своей исконной обязанности – находиться в готовности к получению приказов.

Тремя неделями позднее бригада все еще находилась в готовности к получению приказов; Суда ушли в море, а алебардистов перевели в лагерь на берегу. Модная тактика рассредоточения до Западной Африки еще не дошла. Палатки были разбиты аккуратными рядами на песчаном берегу в пяти милях от города и в нескольких ярдах от береговой черты. Специалист по тропическим болезням улетел, и введенными им строгими, изрядно надоевшими мерами гигиенической предосторожности стали открыто пренебрегать. Для отдыха и спортивных занятий офицерам разрешили предоставлять кратковременные отпуска во внутренние районы страны. Эпторп воспользовался таким отпуском одним из первых. В город не разрешалось увольнять никого. Впрочем, туда никто и не хотел ехать.

Радиопередачи из Англии были полны сообщений о воздушных налетах. Некоторые алебардисты воспринимали эти сообщения с тревогой; большинство же утешалось слухом – совершенно необоснованным, непонятно каким путем облетевшим весь мир, – что вторжение в Англию было предпринято и было отражено и что весь Ла-Манш теперь покрыт обуглившимися трупами немецких солдат. Алебардисты занимались строевой подготовкой, маршировали, купались, сооружали стрельбище и не имели ни малейшего представления о том, что ждет их в будущем. Некоторые считали, что они проведут здесь всю остальную часть войны в постоянной готовности, непрерывно укрепляя свой моральный дух, проводя стрельбы на новом полигоне; другие говорили, что их отправят в Ливию вокруг мыса Доброй Надежды; третьи предполагали, что им предстоит предотвратить захват немцами Азорских островов.

Затем, по прошествии трех недель, к ним прибыл самолет, доставивший почту. Большая ее часть была послана еще до того, как алебардисты вышли из Англии; но среди других был и недавно отправленный мешок с официальными служебными пакетами. Ленард все еще числился в составе второго батальона и находился в ожидании приказа о переводе. С этой почтой пришло сообщение, что Ленард погиб. Его убило взрывом бомбы, когда он был в отпуске, в южной части Лондона. С этой же почтой пришло распоряжение об откомандировании Гая. В распоряжении сообщалось, что Гай должен явиться для расследования его действий на участке «А» в районе Дакара, которое будет проведено в Англии сразу же после того, как туда сможет прибыть Ритчи-Хук.