Читать интересную книгу Война за "Асгард" - Кирилл Бенедиктов

— Насильник, — позвал он откуда-то снизу, — прыгай, не бойся, тут невысоко…

Басманов осторожно приблизился и заглянул вниз. Старик стоял на какой-то плоской глыбе, покрытой странными шаровидными наростами. Свод коридора над его головой уходил вверх и вширь, теряясь в темном пространстве большой пещеры.

— Отойди, дед, зашибу, — попросил Басманов и спрыгнул. Мягко, по-кошачьи, приземлился на ноги и почувствовал, как дрогнула под ногами плита. Талгат испуганно вскинул руки, но, по счастью, никаких ужасов не последовало — глыба, на которой они стояли, слегка накренилась, пара шаров откатилась куда-то в сторону.

— Тяжелый ты, однако, белый батыр, — пожаловался старик, — Этот камень не просто камень, он над пропастью бездонной лежит вроде моста. В нее падать будешь — семь раз выспаться успеешь.

— Предупреждать надо, — буркнул Влад, поспешно уходя с шаткого места. — Сам же говорил: прыгай, не бойся… Может, ты еще о чем мне сказать забыл?

Талгат покряхтел.

— О всем не упредишь, насяльник. Оглядись-ка, что видишь? Басманов добросовестно огляделся. Коридор, по которому они пробирались, заканчивался в метре над плитой-мостом и выглядел отсюда просто большой дырой в стене. Никаких признаков бездонной пропасти Влад не заметил, так что либо дед просто пошутил, либо плита играла роль крышки неширокого карстового колодца. Круглые наросты оказались грибами — их здесь росло видимо-невидимо, как на плантации. Грязно-белые пятна грибных скоплений образовывали на бугрившемся выступами полу пещеры странный узор, похожий то ли на вытянутые лепестки, то ли на щупальца, расходившиеся во все стороны от массивной скалы почти правильной прямоугольной формы. Басманову она показалась темно-лиловой, но при нормальном освещении вполне могла оказаться красной. Значит, вот куда ходил старик за грибами…

— Красный камень, — сказал он. Талгат удовлетворенно хмыкнул. — Ну и где здесь вторая дверь?

— Перед носом у тебя. Кто из нас в темноте видит, насяльник, я или ты? Даты не бойся, подойди да погляди…

Вряд ли стоило всерьез опасаться, что старик воспользуется случаем, чтобы ударить в спину или попросту тихо нырнуть в какой-нибудь потайной ход, но Басманов не любил оставлять за спиной людей, в которых не был уверен до конца.

— Дедушка Талгат, — сказал он, — давай-ка ты мне сам все покажешь. Если темно, я тебе свечку дам.

— Не надо свечку, — снова непонятно чего испугался старик. — Я и на ощупь все найду. Иди за мной, след в след…

И заковылял вперед, двигаясь заметно медленнее и осторожнее, чем в коридоре. Басманов приметил, что кам старается переступать через грибные скопления, а если вдруг все же опускал ногу на круглый нарост — отчего тот сразу же лопался, рассыпая остро пахнущие споры, — бормотал себе под нос что-то нечленораздельное — то ли отваживал духов, то ли просил у кого-то прощения. Идти за ним след в след было совсем не сложно, но на раздавленные грибы Влад старался все же не наступать. От разлетавшихся на несколько метров спор в пещере стоял сильный грибной дух, слегка круживший голову.

Вблизи красный камень оказался многоугольником сложной формы, явно обработанным руками человека. От плоской верхушки с неглубокой выемкой тянулись вниз выбитые примитивными орудиями канавки, терявшиеся в буйной поросли шаровидных грибов у подножия монолита. Талгат опустился на колени, прикоснулся лбом к отшлифованной плоскости камня, снова забубнил непонятное. Басманов терпеливо ждал, вглядываясь во мрак пещеры.

Подземный зал был очень, очень велик. Расстояние от шатающейся плиты до камня составляло метров пятьдесят, но стену, в которой зияла неправильной формы дыра коридора, Басманов отсюда видел, а противоположный, теряющийся в черных тенях край пещеры — нет. Потолок зала вроде бы проглядывал сквозь наплывы тьмы, но до него было никак не меньше тридцати метров. Малопонятно, конечно, как охраняющие Периметр спецслужбы прозевали такую гигантскую подгорную полость в буквальном смысле у себя под носом, но, с другой стороны, геологическая разведка местности в их задачи точно не входила. А открывший пещеру безымянный русский “насяльник”, видно, погиб на войне и больше в Урочище Каменных Слез не возвращался.

— Иди сюда, — позвал Басманова старик, раскладывавший перед камнем странную композицию из мелких камней, неизвестно откуда взявшихся коротких палочек и горок порошка из кожаных кисетов. — Становись рядом. Я сейчас буду хаому жечь, песню петь… Ты стой, смотри на камень. Когда увидишь тень, иди, куда она покажет. Там будет вторая дв'ерь.

— Дедушка Талгат, — тихо сказал Басманов, — а если ты меня обманул? Если нет никакой темной дороги, а просто ты хочешь от меня избавиться поскорее? Подумай сам — как мне тебе верить? Я, пожалуй, тебя с собой возьму. Так оно вернее выйдет.

Старик даже головы не повернул — продолжал, стоя на коленях, рассыпать свой порошок по канавкам, идущим от камешка к камешку и кое-где перекрытых палочками Когда же он наконец закончил и соизволил ответить, в голосе его звучало нескрываемое раздражение:

— Глупый ты, глупый, белый батыр. Надо было мне тебя одного в подземелье оставить, посмотреть, нашел бы ты дорогу или тебя бы кто раньше отыскал… Ведь как для человека старался, а ты меня обидел. Избавиться от тебя… Да я б от тебя избавился, только кто тогда за Олжаса моего отомстит да людей спасет?

— Каких людей, дедушка?

— А тех, которые за великой Стеной. Согнали туда людей, как овец, со всего мира, а зачем — никто не знает. Только плохо им там, как Олжасу моему было плохо, а может, еще хуже… Зачем согнали? Ты знаешь?

— Знаю, — угрюмо сказал Басманов. — Только трудновато мне тебе объяснить это будет, хоть ты и шаман.

— Не шаман я! — шепотом закричал Талгат. — Кам! Шаманы на севере жили, в тайге, у диких народов! Не говори ничего, без тебя знаю. Когда людям добра желают, их, как овец в кошару, не сгоняют1 Смерть их там ждет, вот что' А чтобы не бунтовали, говорят про лекарства, про воду хорошую… Кто их спасет?

— А ты не думаешь, дед, что мне их спасти — как тебе гору мотыгой своротить? Их там знаешь сколько? А я, видишь, один. Почему ж ты думаешь, что у меня получится, раз у них у всех не получается?

Старик плюнул, потом каким-то вороватым движением стер плевок, попавший на основание красного монолита, рукавом своей хламиды.

— Ах ты, баран! Да не думаю я ничего! Я про тебя ничего и не знаю, первый раз вижу, как и ты меня. Но если послали мне духи пропащего человека, тогда надежды никакой вообще нет. Мне что, я свой век доживаю… Внука жаль стало, вот я, козел безрогий, и решился духов попросить ..

— Значит, не хочешь со мной идти? — усмехнулся Басманов.

— А ты меня пугать будешь? Убивать будешь? Кто тебе тогда дверь откроет и хаому жечь станет, чтобы она тебя по темной дороге провела?

Влад похлопал по туго набитому ароматным порошком дареному мешочку.

— Ну, травку я теперь и сам жечь могу, ее у меня твоей щедростью видишь как много.. А про убить — это ты зря, дедушка. Я за просто так людей не убиваю. Связал бы, с собой повел — это да. Ну не хочется мне с тобой расставаться, интересный ты человек…

— Теперь молчи, — властно прервал его Талгат. — И за тенью смотри. Там сам решишь, брать меня с собой или здесь оставлять.

В самом маленьком кисете у старика оказалось что-то вроде огнива. Талгат осторожно поднес его к наполненной порошком канавке, ударил кресалом, подул… Искры ярко брызнули из-под кресала, а вот огня Влад не увидел, хотя порошок явно загорелся — линзы ночного видения показали, что канавки налились темно-багровым, не дающим отблесков светом. Невидимое пламя пожирало сложенную камом конструкцию, и, глядя на этот колдовской огонь, старик принялся раскачиваться из стороны в сторону, тихонько распевая монотонную длинную песню на незнакомом Владу языке. Никакой тени от такого костра, разумеется, быть не могло, но Басманов, не выпуская из поля зрения камлавшего Талгата, внимательно смотрел на красный монолит, ожидая новых сюрпризов. Долго ждать, впрочем, не пришлось.

Вспыхнуло внезапно — Басманову показалось, что по глазам стегнули плетью. В кромешной мгле у подножия монолита вдруг расцвел удивительный цветок — пламя костра стало видимым и даже довольно ярким, его невысокие язычки плясали по усыпанным порошком канавкам, мерцая призрачным сиреневым светом. Старик затянул какой-то особенно унылый куплет своей песенки, все время повторяя нечто вроде “сур… сур… сур…” Движения его стали конвульсивными, несколько раз он запинался, видимо, захлебываясь слюной. Когда порошок выгорел почти дотла, последние языки сиреневого пламени, словно склонившись под порывом сильного ветра, протянулись к камню и лизнули его массивное основание. Талгат тут же прекратил раскачиваться, вскочил на ноги и дотронулся до камня в том месте, где секундой раньше его коснулся призрачный огонь.