на уговоры посланника Польши. Воропаю царь твёрдо заявил, что выбора не добивается, а если поляки хотят его в государи, то «пригоже нас не раздражать, а делать так, как мы велели, дабы христианство было в покое». То есть для начала заключили бы перемирие.
Блистательный исход сражения при Молодях сказался и на внутренней жизни государства: царь принял решение об отмене опричнины, введённой в стране семь лет назад.
Впрочем, акт этот оказался на деле чистой формальностью, видимостью уступки народной массе, ненавидевшей этот институт угнетения и диких, ничем не оправданных расправ.
«Разделение на опричнину и земщину оставалось, – констатирует С. М. Соловьёв, – но имя опричнины возбуждало такую ненависть, что царь счёл за нужное вывести его из употребления: вместо названий „опричнина" и „земщина" видим названия „двор" и „земщина", вместо „города и воеводы опричные и земские" – „города и воеводы дворовые и земские"».
До конца своих дней Грозный оставался в твёрдой убеждённости в необходимости политического террора и разделения населения Руси на избранных и изгоев. Сыновьям завещал:
– Что я учредил опричнину, то на воле детей моих, Ивана и Фёдора; как им прибыльнее, так пусть и делают, образец им готов.
«Образец» этот вошёл в историю как верх произвола и самоуправства деспота, попрания малейших признаков самостоятельности и инициативы индивида, подавления его морально и физически. Это вело к умственному и психологическому разрушению личности самого самодержца, патологического труса, не знавшего, где укрыться от своих подданных («изгнан я от бояр, ради их самовольства, от своего достояния и скитаюсь по странам»).
Уже в 42 года Иван IV сетовал:
– Тело изнемогло, болезнует дух, струны душевные и телесные умножились, и нет врача, который бы меня исцелил. Ждал я, кто бы со мною поскорбел, и нет никого, утешающих я сыскал…
Таково было внутреннее состояние царя в очень успешный для страны 1572 год. Неудивительно, что после него в жизни Грозного уже не случилось ничего, что украсило бы страницы его жития.
Наёмники
На пятнадцатый год войны России с Ливонией эта страна была полностью разорена. Множество молодых мужчин бродило по городам и весям в поисках занятий, и Иван Грозный решил использовать эту ситуацию. В одном из московских узилищ нашли некоего Юргена Фаренсбаха, успевшего побывать в Швеции, Франции, Нидерландах и Австрии. Совсем ещё молодой ливонский дворянин отличался практичностью и деловой хваткой. На предложение набрать отряд наёмников ответил согласием. За месяц-два Фаренсбах завербовал семь тысяч человек, став тем самым первым в Москве предводителем наёмников.
Летом 1572 года иноземцы показали своё мастерство при разгроме орды Девлет-Гирея, а осенью они участвовали в штурме прибалтийских крепостей. Военные действия этого года завершились взятием Пайду, крупнейшего (после Ревеля) опорного пункта шведов в Ливонии.
Успешная служба наёмников русскому государю возмущала правителей Запада, и европейский хронист писал по этому поводу: «Во веки веков прежде не слышно было, чтобы ливонцы и чужеземцы так верно служили московиту. Добрые старые ливонцы открещивались от московита, но много молодых, также и старых ливонцев перешли на его сторону, несмотря на то, что московит без устали домогался их отечества и публично говорил, что не оставит Ливонии в покое до тех пор, пока не вырвет с корнем всю сорную траву, то есть всех ливонских дворян и немцев. Несмотря на то что ливонцы по своей слепоте и неразумению всеми силами старались, чтобы московит как можно скорее и легче уничтожил их».
Немецкая слобода
В 1574 году Иван Грозный принял на русскую службу группу пленных шотландцев, которые на замоскворецкой Болвановке основали посёлок. Просуществовал он недолго: обитателей посёлка «дёргали» то в очередной поход, то в гарнизонную службу в пограничные города. Поэтому они не могли осесть на постоянное жительство, и посёлок скоро распался.
Между тем Ливонская война продолжалось и в Москву поступали новые партии пленных. Кроме них в городе к тому времени было уже немало западных мастеров различных профессий. Для всех них на правом берегу Яузы устроили новую слободу, которая получила название Немецкая. Она располагалась между Яузой и ручьём Кукуем.
Для содержания слободы её жителям разрешили продажу вина, пива и других напитков. Помимо этого, слобожане занимались ремёслами и промышляли мукомольным делом, для чего запрудили Яузу и поставили на ней мельницы.
Современники довольно мрачными красками описывали нравственные качества обитателей Немецкой слободы. Их богатство, нажитое продажей питей, возбуждало неприязнь и жалобы москвичей, просивших заступничества у митрополита. Последний печаловался царю, говоря, что немцы портят русское войско, доводят его до того, что, когда надо отправляться в поход, у ратников нет денег на закупку лошадей и оружия[29], ибо всё спустили в кабаках и иноземных домах.
Грозный страшно разгневался ив 1578 году наложил опалу на Немецкую слободу. Но питейную привилегию за слобожанами сохранил, и те быстро восстановили своё благосостояние.
С Немецкой слободой покончили польско-литовские паны, весной 1611 года сжёгшие Москву. Все годы царствования Михаила Романова, то есть до середины XVII столетия, на месте Немецкой слободы и её окрестностей были только пустыри, поля и огороды.
Предшественник Алексея Михайловича
Официально история русского флота начинается с конца XVII века, с указа Петра I о создании такового. Но при этом исследователи часто ссылаются на постройку его отцом боевого корабля «Орёл», что случилось на треть столетия раньше. Но, как известно, попытки завести свой флот делал и Иван Грозный, причём весьма оригинальным способом.
В 1558 году, в самом начале Ливонской войны, войска Ивана IV захватили город Нарву, лежащий всего в 12 километрах от Балтийского моря. В скором времени он превратился в довольно оживлённый порт, куда устремились иностранные суда с различными товарами. В ответ шведы и поляки стали организовывать каперские корабли, капитаны которых получали охранные грамоты от правительств и высокопоставленных вельмож. Шведские и польские корсары грабили торговые суда голландцев, англичан, датчан, либо приводили их в свои гавани. Тогда русский царь решил сформировать собственную каперскую флотилию. В Европу в поисках подходящих людей направили послов.
Охотники пограбить, находясь под защитой царя, нашлись быстро. Из них наиболее известен Карстен Роде, капер датского короля Фредерика П. В 1570 году Роде выдали охранную грамоту, в которой говорилось: «Силой врагов взять, а корабли их огнём и мечом сыскать, зацеплять и истреблять, согласно нашего величества грамоты… А нашим воеводам и приказным людям того атамана Карстена Роде и его скиперов, товарищей и помощников в наших пристанищах на море и на земле в береженье и чести держать».
В грамоте оговаривалось, что