Читать интересную книгу Новый мир. Трансформация (СИ) - Урусова Анна

— Почему мы не можем покинуть этот куб?

После обеда в Хлодвиге проснулась жажда деятельности. К счастью, на сей раз он сообразил для начала посоветоваться со мной.

— Хотя бы потому, что желе стало намного плотнее и попросту тебя никуда не пустит. А если ты используешь магию, чтобы выйти из куба, то тебя, скорее всего, размажет по стенке корабля до того, как ты сможешь применить магию повторно.

Рассказ о том, что такое ускорение и перегрузка, ненадолго развлёк нас. Потом мы поужинали. Хлодвиге порывался сотворить ужин самостоятельно, но я была против. К тому моменту, как я объясню ему хотя бы основы химии, мы успеем умереть от голода. Так что Хлодвиге и Шиве снова пришлось знакомиться с изысками земной кухни.

Легче всего вынужденное заточение переносил котёнок. Поев, он спал, а просыпался только тогда, когда я громко говорила, что очередная порция еды готова. Хлодвиге тоже вёл себя довольно прилично, лишь изредка позволяя озабоченности прорезать морщинами лоб.

Тяжелее всех период неизвестности и неподвижности переносила я. Когда лезущие в голову страхи становились совсем невыносимыми, я начинала декламировать стихи и пересказывать любимые книги. Так Хлодвиге познакомился с произведениями самых значимых потов Серебряного века, с книгами Толкина и Кея, Гюго и Мольера. И только научную фантастику я старалась не вообще вспоминать.

По моим ощущениям, основанным на циклах сна и голода, мы провели в полёте не меньше пяти дней. Так что, когда желе снова размягчилось, а корабль ощутимо тряхнуло, я испытала практически эйфорию. Куда бы мы ни прилетели, и что бы нас тут ни ждало, это всё равно будет лучше бесконечной неизвестности полёта.

Пандора ей имя

После пяти дней, проведённых в неподвижности, вылезти из желе оказалось непосильной задачей. Руки и ноги попросту отказывались сколько-нибудь активно шевелиться. После нескольких неудачных моих попыток Хлодвиге, на которого неподвижность почему-то повлияла не так плачевно, вынес меня из желе на руках.

Шива вылез сам, хоть и шатался при этом, словно перебрал с вином.

— Света, мне совершенно не сложно нести тебя на руках, но будет лучше, если ты постараешься идти самостоятельно. Мы не знаем, что нас тут ждёт — мне могут понадобиться обе руки.

Хлодвиге аккуратно поставил меня на пол и тут же обхватил за талию.

— Я полечу.

Да, рано или поздно мне придётся потерпеть и расходить затёкшие конечности. Но не в коридорчике, покрытом паутиной!

Входной люк корабля открылся, стоило нам подойти к нему достаточно близко. Но удивиться новым способностям дверей я не успела — ослепительное сияние затопило мои глаза, а в мозгу взорвалось радостное приветствие: «Сестра, я дождалась тебя!»

Мы провели на орбитальной станции народа, чьё самоназвание я так и не научилась воспроизводить (язык арахнидов почти целиком состоял из вибраций и щелчков) практически неделю.

Хлодвиге с Шивой, кажется, облазили каждый закоулок огромной станции, чуть ли не каждый час находя что-то интересное и малопонятное для них. Большую часть того они приносили ко мне, то ли желая поделиться, то ли в поисках ответов. И я отвечала — если могла. Я делила с ними радость — во всяком случае, пыталась.

Ибо все мои мысли занимала Она. Огромная, раскинувшая тончайшие сети на весь корабль, наполовину — созданная, наполовину — рождённая, величайшее творение своей расы и, одновременно, несчастное, покинутое создание. Великая Паучиха, уже двести лет вращающаяся вокруг местного Солнца и ждущая возвращения своих создателей, своих детей.

История арахнидов оказалась так же, необычна, как и тривиальна. Планета, очень похожая на землю, но почему-то практически лишённая изобилия пищи и, как следствие, — крупных млекопитающих. Арахнидские учёные проследили, как их предки, вынужденные схватиться в борьбе за жизнь, с полчищами мелких млекопитающих, так же питающимися насекомыми, отрастили что-то похожее на язык и научились переваривать и фруктовый сок тоже. На фоне более разнообразного рациона начал развиваться мозг, причём, почему-то, периферийная нервная система.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

У них практически не было ни родоплеменного, ни общинного периодов: всё-таки пауки создания более самодостаточные, чем приматы. Но они научились объединяться во временные союзы перед лицом стихийных бедствий. Так и существовало общество: не единое, но и не разрозненное, не имеющее общих богов, но скреплённое целью выжить.

Рано ли, поздно ли, но они поняли, что вместе всё-таки проще. Так появились первые государства, построенные на принципах ratio. Зародилась и культура, столь же рациональная и обособленная, как и большая часть арахнидов.

Паучиха разворачивала передо мной истории возведения красивых, но безумно чуждых знаний, в которых молодь проходила отбор на живучесть и полезность, обучалась наукам и искусствам. Этакий инкубатор, совмещённый со школой и ристалищем. Я видела небольшие домики, идеально настроенные на владельца, титанические научные центры, в которых работали арахниды, хотя бы частично способные к сотрудничеству. Изображения полей, засеянных какими-то неизвестными мне сочными фруктами, сменялись картинами ферм, на которых выращивали каких-то особо питательных и вкусных созданий, нечто среднее между насекомыми и млекопитающими.

Арахниды, практически лишённые междоусобиц и конкурентов, развивались много быстрее, чем люди. Я так поняла, что всего лишь через три тысячи лет после появления первого государства они уже создали космические корабли и отправились к одной из трёх лун своей родной планеты. Достижение, невероятное для человечества.

Где-то между высадкой на последнюю неосвоенную планету системы и выходом в дальний космос в умах образованнейших арахнидов родился замысел: увековечить свою расу в чём-то более прочном и долговечном, чем хитин. Их цивилизация изначально была скорее техно-биологической, чем технической, так что то, что искусственный интеллект, максимально похожий на собственных создателей, обрёл собственное сознание, никого особо не удивило. Первую ВеликуюПаучиху триумфально установили на станцию, которая должна была в скором будущем отправиться к ближайшей звездной паре из белого и жёлтого карликов. На ту самую станцию, на которой сейчас и находилась.

Собственно, именно Паучиха, единственный на корабле обладатель центральной нервной системы, и заметила странную энергию, исходящую от аккрецирующего вещества (на этом моменте я чуть не поседела от ужаса, сообразив, какому риску подверглись мы с Шивой и Хлодвиге). Она же предложила защитить разумную жизнь на планете, создав поле, отсекающее потенциально опасное излучение. И сначала всё шло по плану.

Проблемы начались после принятия решения вступить в контакт с обитателями планеты.

По словам Паучихи шесть экспедиций отправились на Террину и ни одна не вернулась. Ну, в принципе, логично. Если уж относительно цивилизованные венецианцы шарахнули фаерболоом, особо не разбираясь, то чего ожидать от тех же ящеров?

Когда персонал станции сократился до минимальных значений, Паучиха, опасаясь неизвестных и крайне недружелюбно настроенных обитателей Террины, отправила оставшихся в живых арахнидов на родную планету. Предполагалось, что они вернутся с новыми собратьями, с оружием и с каким-никаким планом по изучению враждебной планеты. Но они не вернулись.

А потом появились мы с Хлодвиге. И Паучиха, способная связываться с разумами напрямую, почувствовала родственное себе устройство нервной системы. И, разумеется, решила, что мы — какие-то новые версии искусственного интеллекта, присланные с её родной планеты. Как бы мне ни хотелось поддержать её заблуждение — это было невозможно. Так что пришлось назваться особо усовершенствованным биологическим искусственным интеллектом с одной очень дальней планеты. И я даже почти не соврала.

— То есть, то самое жёсткое излучение, которое я считала угрожающим, — основа цивилизации на Террине? И местные разумные много лет счастливо жили без щита? — Паучиха, на сей раз ставшая расплывчатым пятном света на тонком экране, лязгнула на мгновение проявившимися хелицерами. — Тогда я немедленно отключу поле спутников, а их самих верну на станцию. Хотелось бы посмотреть на столь необычную планету.