Нет, не затихла рында. Вдали послышался еле слышный звон судового колокола «Селены», не тревожный и беспорядочный звон, а ритмичный предупреждающий. Корабль и команда выдержал, они живы.
Отцепив часть принайтованного к мачте конца, которым был привязан, ослабив его и удлинив, пошатываясь на затекших ногах, добрался до цепочки, свисающей с языка рынды, и стал отзванивать тройные удары. Корабль и команда выдержали, мы живы.
Часть третья
За тридевять земель или второй поход под знаменем двух грифонов
Глава 1
Флейты «Алекто» и «Селена» бросили якоря в двух милях от бушующего океана, в проливе между Фолклендскими островами, развернув борта для контроля подходов к месту ремонта «Ирины». Трюм и палубу шхуны освободили от всей живности, и произвели ее килевание[50].
К концу сентября мы, наконец, закончили решение текущих вопросов в Южно-Африканском графстве и отправились утверждать власть в будущей метрополии. Миновав сороковой градус южной широты, покинули воды Индийского океана и свернули в Атлантику, взяв курс на запад. Вначале ветер нам сопутствовал, но на подходе к нулевому меридиану, задули встречные пассаты, и двадцать девять дней нам пришлось лавировать переменными галсами. И это без учета двух дней, в течение которых делали остановку на безлюдных островах Тристана, где останавливались для выездки лошадей и выгула разной другой живности.
Это обратный путь от архипелага Огненная Земля до Южной Африки с попутным ветром можно пролететь дней за пятнадцать. Если бы не серьезные планы, которые нужно было решить в Чили… Прошу прощения, в вице-королевстве Перу. В моей прошлой истории к Чили эти территории отошли в ХIХ веке после Тихоокеанской войны с Боливией и Перу. Так вот, если бы не серьезные планы, то к берегам Северной Америки такие круги никогда бы не нарезал, пошел бы через Тихий океан.
В ста двадцати милях от Фолклендских островов разыгрался шторм, и за два дня нас так разбросало, что на просторах океана мы едва не потерялись. Мы с «Селеной» нашли друг друга быстро, но за «Ириной» пришлось порыскать целые сутки. Но, все-таки, отыскали ее уже в пределах островов, сидящую в воде гораздо ниже ватерлинии. Оказывается, корпус шхуны в районе киля дал приличную течь, а команда в течение полутора суток беспрерывно работала на помпе. Течь заделать не получалось, она все расширялась и грозила отправить всех на дно. Как потом оказалось, подкилевой брус был заражен белым домовым грибом[51]. Эту паскудную гадость даже мастера Малаги не смогли высмотреть. Счастье, что вахтенный матрос заметил близость берега, не то уже подумывали топить перевозимую живность, которая во время шторма слишком разволновалась, а лошади до того озверели, что насмерть затоптали двух ухаживавших за ними крестьян.
Перехватив «Ирину» и подойдя ближе к берегу, увидел пролив и выбросил вымпел «Всем поворот влево». Здесь волнения, фактически не было, поэтому, зашли спокойно. Капитан шхуны, совершенно простуженный Коля Рыжков, подвел ее прямо к берегу и посадил на мель. Здесь же бросили трап и вытащили на берег якорь, после чего приступили к полной выгрузке.
Рыжкова и еще двух его матросов с высокой температурой уложили в постель, а его супруга, прошедшая полугодичное обучение у доктора Янкова, накладывала ребятам уксусные компрессы и поила какими-то отварами. Слава Богу, воспаления легких не случилось и, к следующему утру жар спал.
Все три корабельных плотника с кучей добровольных помощников работали второй день, но к этому вечеру ремонт обещали закончить. Моему хозяйственному боцману, скрепя сердце две бочки дегтя из пяти заныканых, пришлось отдать для обработки корпуса. Теперь-то точно, шхуна еще побегает.
Нынешний шторм был, не сказать, чтобы сильно крутым, скорость ветра не превышала двадцати двух метров в секунду, зато был затяжным и длинным, как собачья песня. Тяжело переносили качку наши девчонки, ведь многие из них были беременны. Да и дел поганых натворил — погибло два крестьянина.
Конечно, его не сравнить с тем ужасным тайфуном, трепавшим нас в Индийском океане. Хоть и был он краткосрочным, но бед принес немало. Марсового с «Селены» смыло за борт, каким-то образом на конце распустился узел. А их рулевой сломал руку, прямо во время вахты. У меня на «Селене» лопнул крепежный канат, и оборвало каронаду. В результате, одного канонира раздавило насмерть, а второй отделался легким испугом — сломало два ребра. И если бы не командир опердека[52] сержант Сагайдак, который успел перехватить обрывок каната и захлестнул его на второй растяжке, каронада могла еще не одного человека убить или искалечить, да и борт вывалила бы наверняка.
Не буду рассказывать о количестве матросов, получивших тогда ушибы и мелкие травмы, прилетело почти каждому и мне лично тоже. Когда отбивал склянки при уже затухающем волнении, не удержался на затекших ногах и пошатнулся, рука соскользнула с мокрой переборки, и меня силой инерции развернуло и треснуло затылком о перила ступенек, ведущих на квартердек. Еще помню, как прохрипел помощникам приказ передать «Селене» функции лидера и, когда волна немного стихнет, высылать в «бочку» впередсмотрящего, на случай предотвращения столкновений с обломками и оказания помощи потерпевшим кораблекрушение. После этого несколько часов выпал из реальности.
Очнулся тихой звездной ночью от спокойных перезвонов судовых колоколов, нашего и лидера. После этого голова раскалывалась от боли еще добрых четыре дня, но пару дней тошнило безудержно, а сутки рвал желчью.
Оказалось, что за пять часов буйства урагана, нас отбросило к югу на сто семьдесят миль, и слегка сместило к востоку. В результате, пришлось менять курс и затратить двадцать два часа на возвращение к исходному маршруту.
В порт города Мангалуру прибыли на четвертый день. Мы еще не успели причалить, как были атакованы разными торговцами и мытниками, одетыми приблизительно одинаково — в разноцветные дхоти[53] и тюрбаны. Кстати, все они прекрасно знали и голландский язык, и португальский, поэтому, в общении никаких препятствий не возникло. Выплатив мыто по два серебряных талера за корабль и по талеру причальных, озвучил торговцам свои потребности. Когда они начали что-то предлагать, у меня разболелась, голова, поэтому сказал, что буду думать до-завтра, развернулся и ушел в каюту.
Перед тем, как завалиться спать, по просьбе личного состава, назначив старшими Бевза и Сокуру, половину команды до окончания третьей вахты отпустил на берег отдохнуть да развеяться. А еще разведать, что и почем.
Утром знал полный расклад по конъюктуре рабского рынка. Мои неслабо зажигавшие на берегу и довольные до упадения помощники, за бокалом вина разговорили каких-то португальцев. Поэтому, когда ко мне опять подвалили вчерашние торгаши, вытащил из пояса золотой дублон, щелчком подкинул его, поймал и сказал, что на хороший товар подожду более разумное предложение. И буквально через склянку, в сопровождении двух здоровенных индусов с кривыми мечами на плечах, пришел толстый торговец в подвязанном желтом дхоти и белоснежном тюрбане. На его ногах были одеты загнутые кверху носками туфли без задников, а на пальцах рук, даже на больших, золотые и серебряные кольца с красными и зелеными камнями.
То, как почтительно ему уступили место проходившие мимо мытники, стало ясно, что пожаловал не простой купец. Да, вот с ним мы и решили все торговые вопросы. Правда, под его напором немного потрепыхался для виду и сдался уговорам, взял не сотню мужиков, как планировал ранее, а двести шестьдесят пять. А в придачу к ним двести десять баб.
И ладно, пятьдесят крестьянских пар заберут фазендейры Бульбы, а всех остальных отдам лигачевским ребятам. Пусть тоже делают себе полноценные фазенды, расширяются и богатеют.
За рабов уплатил дорого и рассчитался золотыми слитками, зато стариков не было, все были не старше трех десятков лет. В переводе на серебро, за простых крестьян отдал по четыре талера, за двадцать пять десятников — по десять, за пятерых мастеров сахароваров — по пятьдесят. Ну, и за каждую крестьянку по десять талеров без торга.
Пока три дня стояли в порту, успел посмотреть город, пройтись по торговым лавкам и припортовому рынку. В той жизни не доводилось побывать в Индии, поэтому, мне все здесь было интересно.
Что можно сказать? Это действительно страна контрастов. По ступенькам храма четырехрукого бога Шивы спускается состоятельный господин, а под его ступеньками сидит и оправляется оборванец из клана неприкасаемых, но рядом с совочком и скребком наготове уже стоит храмовый служка[54]. А вообще, городок выглядит для европейца непривычно и имеет очень интересную архитектуру. Например, стены какого-то храма изрезаны множеством барельефов каких-то человекозверей, а самый большой и центральный из них — многорукая богиня, с мечом в каждой руке.