Сказав это, он стремительно вышел за дверь, едва не сбив с ног Ванду, которая топталась неподалеку. Джеймс выдохнул, перекрестился и обратился к господу с еще одной молитвой о прощении... как он делал каждый день за последние восемнадцать лет.
Но его единокровный брат был прав. Если бы Дженнифер не соблазнила его, Кристи бы не родилась, и это уже само по себе было бы величайшим грехом. Он учился в семинарии, когда познакомился с женой брата. В один из уикендов, когда Рик и Дженнифер ненадолго разошлись, он потерял бдительность. Он все еще помнил, как лежал спиной на горячем песке на пляже в Ньюпорте, вкус соленой воды на ее коже... Эти воспоминания долго не покидали его, и когда она снова предложила ему себя, спустя годы, когда ее брак переживал трудные времена и она больше не могла жить рядом с полицейским, по ошибке застрелившим ребенка возраста Кристи и пристрастившимся к бутылке... Джеймс пытался ее утешить, и это кончилось тем, что он оказался с ней на супружеском ложе своего брата.
К несчастью, в тот день Рик решил заглянуть домой.
Прошло не больше месяца, и Дженнифер Николс не стало. Было ли это самоубийство? Джеймс подозревал, что это так, хотя ее смерть признали несчастным случаем. Но антидепрессанты, выпивка, плохая видимость не объясняли, почему ее машина свернула с дороги и врезалась в дерево.
У Джеймса подступил комок к горлу. Неудивительно, что брат его ненавидит. Кристи была права. Он лицемер, которому следовало отказаться от духовного сана. Вместо этого последние восемнадцать лет он молит бога о прощении.
Но ты не смог бы оставить ее одну, не так ли? Ты не смог сопротивляться. И она умерла. Господь наказал не только тебя, но твоего брата и твою дочь.
Раздался негромкий стук в дверь, и он поднял взгляд, предполагая, что это Бенц что-то забыл. Однако в кабинет вошел прелат О'Хара. Это был высокий, элегантный мужчина с мягким голосом и с особой манерой держаться, которая отличала его от других священников. Одетый в простой стихарь, он аккуратно закрыл за собой дверь.
– Все в порядке?
Где там. Все далеко не в порядке.
– Вроде как.
– Миссис Лэндрай сказала, что приходила полиция.
Конечно. Ванда Лэндрай просто не могла не растрезвонить эту новость. Она была сплетницей; набожной сплетницей, но все же сплетницей и, казалось, находила особое удовольствие в неприятностях других. Джеймс подозревал, что она участвует в молитвенной Цепочке главным образом для того, чтобы узнавать плохие новости и распространять их дальше.
– Так уж получилось, что полицейский, который приходил, – это мой единокровный брат.
– О! – Прелат задумчиво нахмурился. – Я не знал, что у тебя тут родственники.
– У нас не слишком-то тесные отношения. – И кто этом виноват?
– Может быть, они изменятся, – произнес прелат.
– Возможно. – Джеймс не стал дальше развивать эту тему. Он считал, что семейные дела касаются только его. Отец Бенца был полицейским, который погиб при исполнении. Его жена вышла замуж за его напарника, и тот относился к Рику как к родному сыну. Однако он оставил мальчика с фамилией его биологического отца – и подарок, и, вероятно, бремя, если обратиться к прошлому.
– Значит, никаких проблем? – спросил О'Хара, и на его лице с мощными челюстями появилась осторожная улыбка. Хотя прелату О'Харе было уже за пятьдесят, он регулярно занимался физическими упражнениями. В его теле не было ни унции жира. Он казался искренним, хотя и сдержанным, но Джеймс понимал, что мало знает о человеке, с которым работал несколько лет.
– Да, все в порядке.
– Хорошо... хорошо... Увидимся позже. – Прелат словно бы не хотел слышать никаких плохих новостей – он поднял руку и быстро вышел из кабинета, оставив Джеймса одного, сидящим за столом в зеленом свете лампы. Пустой кабинет наполнили звуки виолончели. Он решил помолиться, но не нашел утешения в общении с богом. Подойдя к окну, он устремил взгляд на темное мрачное небо. Ветер начал усиливаться, и ветка магнолии, растущей перед церковью, снова начала ударяться о здание, словно сам бог стучал по стенам, напоминая ему, что он все видит. Он знал.
Джеймс прижался лбом к стеклу и попытался вызвать в своем воображении чудовище, сеющее страх и смерть на улицах города. Какой-то человек убивает женщин так, как подвергались мучениям некоторые святые. Омерзительное извращение. Кто до такого мог додуматься? И, ради всего святого, зачем?
Он подозревал, что его брат о многом умолчал, он чувствовал это, пристально вглядываясь в темноту. И значит, угроза очень велика, если Рик обратился именно к нему.
Или это бог пытается обратиться к Джеймсу. Была вероятность, что бог направил его брата в церковь к не-,v чтобы показать Джеймсу, что он нужен. Он снова подошел к книжному шкафу и нашел еще одну потертую книгу о святых. Ее страницы были такими тонкими, что казались почти прозрачными.
Прислонившись бедрами к краю стола, Джеймс принялся листать страницы, мельком глядя на изображения святых. На портретах мастеров они казались целомудренными, добрыми и безупречно красивыми женщинами, такими, которых бы пожелал любой мужчина...
Как Оливия Бенчет.
Почему он никак не может выбросить ее из головы? Десятки раз с момента их последней встречи Джеймс думал о ней, вызывая в памяти ее образ и лелея мысли, которые были совсем недостойны его призвания.
Он снова опустил взгляд на книгу. Оливия была так же прекрасна, как и любая из женщин, изображенных в этом старинном томе.
Прекрати!
Он резко захлопнул книгу, но, едва сделав это, он подумал, увидит ли он Оливию снова. Его пульс участился при мысли о еще одной встрече, сколь угодно краткой. Она была невинной и невероятно соблазнительной, одной из немногих женщин, которые могли пробить брешь в основательной ханжеской стене, которой он окружил свое сердце.
Он знал, что привлекателен. Об этом ему часто говорили. Шутки, что он растрачивал впустую свою мужественность, не прошли незамеченными; некоторые женщины думали, что он гей. Но были и другие, более впечатлительные. В роли дающего советы страждущим ему был предоставлен большой простор для нарушения обета Целибата. Ищущим поддержки и утешения молодым вдовам, отвергнутым своими дружками и мужьями женщинам он был нужен в качестве доказательства, что они все еще привлекательны. Другие – маленькие напористые кокетки, для которых он представлял собой некий вызов, еще одного мужчину, которого можно записать свой актив. На пороге каждого искушения он резко останавливался, постоянно сопротивляясь. Даже когда искушение плоти было таким сильным, что он часами поочередно окунался в холодную воду или стоял на коленях на холодных камнях своего алтаря, моля о силе сопротивляться приглашениям, направленным в его адрес. Ему всегда это удавалось.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});