Читать интересную книгу Полное собрание рассказов - Ивлин Во

— Ну в точности старый «Уимпол».

Сердце у меня упало.

— Мистер Тернстон, — начал я, — уж наверняка вы явились сюда не за тем, чтоб говорить со мной о (своем клубе).[73]

— Нет. Но понимаете, дело довольно деликатное. Прямо не знаю, с чего и начать. Думал подвести вас к этому естественным путем, но теперь понимаю, мистер Плант, насколько ценно для вас время, так что, пожалуй, мне следует прежде всего извиниться перед вами.

— Вот как?

— Да. Я здесь под фальшивым предлогом. И имя мое вовсе не Тернстон.

— Нет?

— Нет. Пожалуй, лучше сказать вам, кто я есть на самом деле, верно?

Ну, если желаете.

— Ладно, тогда поехали. Я Артур Этуотер. — Он выговорил имя и фамилию с такой бравадой и уверенностью, будто они непременно должны произвести на меня сногсшибательное впечатление, отчего я даже растерялся.

Это имя мне ничего не говорило. Ничегошеньки. Неужели я должен был где-то и когда-то слышать его? Может, он собрат по перу, какой-то дальний родственник или знаменитый спортсмен? Этуотер… Этуотер?.. Я несколько раз повторил про себя эту фамилию, и опять никаких ассоциаций. Мой визитер тем временем, похоже, не осознавал, что должного впечатления начало не произвело, и продолжал напористым лихорадочным тоном:

— Теперь вы понимаете, почему я сразу не мог назвать свое настоящее имя. И с вашей стороны это страшно любезно, что вы восприняли его так невозмутимо. С самого начала понял: вы свой, хороший парень. Должен признаться, с того дня как все это случилось, я прошел через настоящий ад. Не спал ни минуты. Все это было ужасно. Ну, вы понимаете, что это такое, когда нервы у человека ни к черту. И даже если б они оставили меня на работе, я бы не смог ее выполнять. Впрочем, плевать. Пусть сами занимаются своей поганой работой. Я так и сказал управляющему, прямо в лицо. Не для того я рос и получал образование, чтоб торговать чулками. Надо было свалить за границу, давным-давно. Здесь, в Англии, у нормального человека нет шансов, ну разве что в том случае, если ты обладаешь влиянием или лижешь задницы целой толпе жалких снобов. Шанс может появиться где-нибудь в колониях, где все люди равны и никто не задает вопросов.

Я редко сдерживаюсь, чтоб не внести поправку в вопиюще ложное суждение.

— Поверьте, мистер Этуотер, — сказал я. — У вас сложилось ошибочное впечатление о колониальном образе жизни. Попав туда, вы сразу увидите, какие там царят дискриминация и несправедливость.

— Но только не там, куда я собираюсь, — ответил он. Все, я сматываю удочки. Сыт по горло. Дело висит на мне, и весь день я только тем и занимаюсь, что думаю об этом несчастном случае. А это и был несчастный случай. Никто никогда не докажет обратного, никому не удастся свалить вину на меня. Я ехал по своей полосе, я дважды ему сигналил. Никакого перекрестка, никакого светофора с желтым или красным. Старик и с места не сдвинулся. Увидел, что я приближаюсь, взглянул мне прямо в лицо, точно вызов бросал, точно напрашивался, чтоб я его переехал. Думаю, просто испугался. Сами знаете, как это бывает, когда за баранкой целый день. Устаешь до чертиков, а тут со всех сторон люди так и норовят выскочить на дорогу. Ну и мне нравится попугать их, чтоб проснулись, нажать на клаксон под самым их носом, когда полисмена нет поблизости, чтоб подпрыгнули и убрались с дороги. Теперь кажется, что длилось все это час, а на самом деле случилось за две секунды. Я продолжал ехать в надежде, что он уберется с дороги, а он неспешно шагал, да еще с таким видом, точно купил ее, эту самую дорогу. И только наехав на него, я вдруг понял, что он и не собирался уступать. А останавливаться было поздно. Я ударил по тормозам, хотел свернуть. И если б он тогда остановился — возможно, и удалось бы избежать несчастья, но он упорно шел прямо на меня, ну и его задело крылом. Вот как оно было на самом деле. И никто не имеет права валить вину на меня.

Все было в точности так, как описывал дядя Эндрю.

— Мистер Этуотер, — начал я, — насколько я понял, вы именно тот человек, который убил моего отца?

— Не надо так говорить, мистер Плант. Мне страшно жаль, и все такое. Он был великим художником. Я сам читал о нем в газетах. Это только усугубило дело — ну, тот факт, что он был великим художником. В мире вообще слишком мало красоты. Я и сам мечтал стать художником, вот только семья разорилась. Отец забрал меня из школы совсем мальчишкой, одиннадцатый пошел. И с тех пор я только и знаю, что вкалывать. У меня никогда не было шанса. Вот и хочу начать все сначала, где-нибудь в другом месте.

Тут я перебил его — довольно, как мне показалось, сдержанно:

— Но с какой именно целью вы пришли ко мне?

Однако этот странный человек продолжал верить, что расположил меня к себе.

— Знаю, что могу на вас положиться, — сказал он. — И никогда этого не забуду, сколько буду жив. Я все продумал.

У меня есть приятель, он обосновался в Родезии. Да, вроде бы именно в Родезии. Ну, в общем, где-то там, в Африке. Он поможет, пока я не встану на ноги. Он прекрасный парень. И нисколько не удивится, когда я приеду к нему. Мне всего-то и нужно, что деньги на проезд — пусть третьим классом, я не возражаю: успел привыкнуть к тяжелым условиям. Ну и хотя бы совсем небольшой стартовый капитал. Фунтов пятьдесят меня вполне устроит.

— Послушайте, мистер Этуотер, — сказал я, — возможно, я неправильно понял, но вы просите меня нарушить закон, дабы избежать суда, и, мало того, подарить вам довольно приличную сумму денег?

— Я все верну, до последнего пенни.

— И только на том основании, что вы поступили безответственно и подло, убив моего отца, так?

— О, ну если вы так смотрите на это…

— Боюсь, вы сильно переоценили мою доброту.

— Ладно, тогда давайте так. Я делаю вам очень выгодное предложение. Вы даете мне пятьдесят фунтов, а я в течение года выплачиваю вам весь долг плюс еще пятьдесят фунтов на благотворительность — только назовите, куда отправить чек. Как?..

— (Боюсь, нет смысла дальше обсуждать все это.) Прошу вас, уйдите, пожалуйста!

— Конечно, уйду. Так вот, значит, как вы настроены. Теперь жалею, что вообще пришел. Что ж, вполне типично для современного мира, — сказал он и резко поднялся. — Стоит попасть в неприятности, и все ополчаются против тебя. Когда есть деньги, ты «добрый старина Артур», а когда тебе отчаянно нужен друг — «вы переоценили мою доброту, мистер Этуотер»!

Я поднялся и последовал за ним, но у двери он остановился. Настроение у него изменилось.

— Вы не понимаете, — сказал он. — Меня могут упечь за решетку. Так всегда происходит в этой стране с человеком, который пытается заработать себе на хлеб. Если б я тогда ехал в собственном «роллс-ройсе», полисмены взяли бы под козырек, и все. «Неприятный инцидент, — сказали бы они. — Надеюсь, вы не слишком расстроились, мистер Этуотер». Но когда речь идет о простом парне, водителе фургона… Я вам вот что скажу, мистер Плант. Ваш отец не хотел бы, чтоб меня отправили в тюрьму.

— Он часто говорил, что ко всем без исключения сидящим за рулем следует (относиться как к потенциальным преступникам).[74]

Этуотера ничуть не обескуражило это суждение.

— И был совершенно прав, — заметил он на повышенных тонах, совершенно неуместных в комнате, где громко переговаривались (разве что) за весенней уборкой. — Лично я сыт по горло всеми этими машинами. И цивилизацией — тоже. Хочу на ферму. Только там и сохранилась человеческая жизнь.

— Мистер Этуотер, неужели мне так и не удалось убедить вас, что ваши намерения и заботы меня нисколько не волнуют?

— К чему такой сарказм? Если не желаете видеть меня, так прямо и скажите.

— Я не желаю вас видеть.

— Спасибо, — кивнул он. — Это все, что я хотел знать.

Мне удалось выпроводить его за дверь, но внизу, в холле, он вновь остановился на полпути.

— А я потратил последние десять шиллингов на венок.

— Сожалею. Готов компенсировать вам эти затраты.

Он взглянул на меня с укоризной:

— Вот что, Плант: не думаю, что вам стоило говорить так. Цветы — это святое. Вам, конечно, не понять. Да я бы лучше с голоду сдох, чем не послал их. Может, я и пал слишком низко, но остатки совести сохранил. А этим не многие могут похвастаться. Особенно те, кто вхож в шикарные клубы, кто смотрит сверху вниз на человека, зарабатывающего тяжким, но честным трудом. Прощайте, Плант. Мы никогда больше не увидимся. Не возражаете, если обойдемся без рукопожатий?

С этими словами он ушел, но то был не последний наш разговор. Тем же вечером меня позвали к телефону — сказали, что звонит некий мистер Лонг. В трубке зазвучал знакомый напористый голос:

— Ты, Плант? Это Этуотер. Извини, что опять назвался другим именем. Надеюсь, ты не в обиде за то, что я так резво отвалил сегодня? Посидел, подумал и понял — ты был прав. Можно заскочить к тебе с одним новым предложением?