моих губах на своих. Я вижу, как это происходит в твоей голове. Это настоящее шоу. Ты представляешь, каково это — быть запертой в темной комнате со мной, мое горячее дыхание в твоем ухе, мой пот на твоем языке, мой член, трущийся о твою киску, и ты едва можешь усидеть на месте. А когда ты действительно теряешь себя, ты отпускаешь свой разум с поводка и фантазируешь о том, каково это — чувствовать меня внутри себя. Ты сидишь очень тихо, прекрасная Элоди. Так тихо. Ты не двигаешь ни одним мускулом, даже не шевелишься. Ты смотришь прямо перед собой и даже не смеешь дышать, но я вижу твои побелевшие костяшки пальцев и бьющийся пульс в ложбинке горла. То, как закрываются твои веки. Красный стыд, который окрашивает твои щеки, когда ты заканчиваешь со мной в своей голове. — Он берет бутылку вина, стоящую рядом с ним, вырывает пробку и подносит ее горлышко к губам. — Это самая отвлекающая, возбуждающая, сексуальная вещь, которую я когда-либо видел. А я повидал много всего, позволь тебе сказать.
Он пьет вино так же искусно, как и тогда, когда выпил воду. На этот раз я заставляю себя посмотреть ему в глаза, пока он глотает раз, другой, третий.
Когда он ставит бутылку на импровизированный стол, я встаю и медленно иду к нему.
— Знаешь что? — шепчу я.
— Что? — шепчет он в ответ.
— Жаль, что я не могу взять эту бутылку и разбить ее о твою гребаную голову, Джейкоби.
— А что тебя останавливает? — Он отстреливает насмешку так быстро, что, должно быть, знал, что я себе это представляю.
— Потому что я не сумасшедшая. Я не нападаю на людей, потому что мне так хочется. Я не раб своих инстинктов.
— Жаль. — Рэн откидывает голову назад; он смотрит на меня с ленивой самоуверенностью, которая заставляет меня так злиться, что мне хочется плакать. — Если бы это было так, мы бы уже обошлись без этого дерьма и трахнулись.
Я кривлю губы, глядя на него.
— И это все, что тебя волнует? Трахнуть меня? Если я сдамся и позволю тебе овладеть мной, ты наконец заскучаешь и перейдешь к следующей жертве?
— Нет. — Он говорит это без удивления и осуждения. — Я никогда с тобой не закончу. Точно так же, как ты никогда не предложишь мне себя только для того, чтобы я оставил тебя в покое, милая девочка.
— Не называй меня так. Я вовсе не милая.
Он смеется.
— Это как раз то, что мне нравится больше всего. Когда тебе в последний раз делали прививку от столбняка?
— Что?
Он показывает на меня бутылкой вина. В частности, на мои ноги.
— Ты забыла свои ботинки, Стиллуотер. Я сделал все, что мог, но здесь далеко не чисто. А еще у тебя идет кровь из руки.
Я смотрю вниз, потрясенная тем, что вижу свои собственные босые ноги на полу. Как, черт возьми, я забыл надеть туфли и носки? Пинаясь и царапаясь, я пробиралась через пространство в лазу, и это могло бы порезать меня на кусочки. Черт возьми, о чем я только думала?
Что ты хочешь убить этого самодовольного мудака, лежащего перед тобой на одеяле, вот о чем.
Ух. Я так торопилась подняться сюда и разорвать его на куски, что даже не подумала обуться. Костяшки пальцев гудят от боли, когда я сжимаю руку в кулак, осматривая нанесенный мне урон. Все не так плохо, как могло бы быть — рана не такая глубокая, но она определенно кровоточит. Я натягиваю рукав толстовки на рану, прикрывая ее манжетой.
— Все будет хорошо, — отрезаю я. — Остановится через минуту.
Острый взгляд Рэна пробирает меня до костей.
— Садись, Элоди.
— Нет. Я пришла сюда только для того, чтобы спросить, кем ты себя возомнил.
— И как только я скажу тебе, кем я себя считаю, ты снова заберешься в эту дыру и исчезнешь внизу?
— Да. Именно так.
— Ладно. Окей. Ну, я думаю, что я единственный парень в этой богом забытой дыре, на которого ты смотрела дважды. Думаю, что я тот парень, о котором ты не можешь перестать думать. А еще думаю, что я единственный парень, который когда-либо заставлял твое сердце биться быстрее. Я ошибаюсь?
Я сужаю глаза до щелочек.
— Да.
Снова используя бутылку вина, Рэн грубо указывает на меня.
— Ты совершенно не способна говорить правду, да? Это довольно грустно.
— Я говорю тебе чистую правду.
— Хорошо. Тогда отрицай все, что я сказал. Скажи мне, что я ошибаюсь. Ты не думаешь обо мне. Ты не страдаешь от мыслей обо мне днем и ночью, как я страдаю от мыслей о тебе. Видишь, у меня нет никаких проблем с правдой. Я подружился с ней давным-давно. Ложь делает из лжеца дурака. Правда всегда выходит наружу. Я осажден тобой, и это чертовски хреново. Когда я просыпаюсь, ты уже в моей голове. Ты в моей голове, когда я брожу по этому жалкому месту, и ты все еще там, мучая меня вечно милым дерьмом, когда я закрываю глаза по ночам. Так что сделай это. Солги мне снова, малышка Эль. Пожалуйста, не стесняйся. Но извини меня, если я решу напиться, пока устраиваюсь поудобнее для шоу.
Я не ожидала от него такого признания. Я всегда думала, что он слишком горд и слишком высокомерен, чтобы когда-нибудь вслух признаться, что у него есть слабости. Невозможно понять, что я и есть эта слабость.
Рэн делает еще один глоток, затем широко разводит руки, как бы призывая меня продолжать. Он так чертовски уверен в себе. Так уверен, что знает меня. Он точно знает, что я собираюсь сказать. И я не собираюсь оправдывать его ожидания.
— Ладно. Да, ты прав. Я прогнила и съедена изнутри из-за тебя. Это то, что ты хочешь услышать?