Читать интересную книгу Я - Кукла. Сборник повестей - Евгений Кукаркин

Мы, онемев от изумления, смотрели на Геннадий Федоровича. Первая прервала молчание Люба.

— И вы все годы молчали? Как же вы жили с такими мыслями?

— Вот так и жил.

— А теперь?

Геннадий Федорович помолчал, покрутил карандашом по бумаге и, отбросив его в угол, встал и подошел к окну.

— Стар, наверно, стал. Да и нутром чувствую, идут перемены. Предсказать, что будет не могу, а вот Рабиновича не будет точно.

— Ошибаетесь, — сказал вдруг я — Рабиновичи уживутся в любой системе, в любом месте. Они как хамелеоны будут менять краску и чтобы не произошло, они будут вершить наукой, пока не вымрут.

— Я не согласен с вами Виктор Николаевич. Каждая смена поколений меняет своих кумиров, каждое развитие науки выдвигает новых моторных людей, которых даже некоторые лидеры, вынуждены выдвигать. У марксизма есть замечательная мысль, о диалектике. Все течет, все изменяется. Изменяется наука, изменяемся и мы.

В это время дверь с шумом распахнулась и мы увидели на пороге Рабиновича.

— О, какая приятная компания. Вашу ручку Любочка. Здравствуйте, здравствуйте товарищи.

Он пожал вялой ручкой наши руки и, бесцеремонно сев за стол, продолжил.

— Так о чем разговор? Все промываете, наверно, кости старому Рабиновичу. Ох как я устал. Кругом одни неприятности и везде надо все улаживать, сглаживать.

— Мы рассматриваем план на следующий квартал, — поспешила выступить Любовь Владимировна.

— Интересно, интересно, дозвольте взглянуть.

Он вялыми пальцами ловко приклеил и подтащил к себе, листок из пачки бумаг, лежащих перед Любой.

— Ага, разработка и изготовление препарата. Так кто же мне прояснит, есть ли препарат или это блеф.

Мы молчали. Геннадий Рувимович поднял на меня глаза, полные любопытства.

— Так у вас есть рецепт готового препарата?

— Да.

— Я так и думал. Вы оказались умнее, чем я предполагал. Ни эта ворона, ни кто кроме вас, не знает изюминки. А вы ее спрятали в голове и даже опытный криминалист, полковник Ампилов, заславший к вам шпионов, сел в лужу.

— Кстати, — опять прервала речь Рабиновича, Любовь Владимировна — полковник предложил Виктор Николаевичу личный самолет.

— За что же? — изумился Рабинович.

— Еще квартиру, машину, дачу, бешеную зарплату, если он останется у него работать.

— А что же Вы? — уставился в меня Рабинович.

— Я отказался. Уж больно, неприятное место и далеко от нашего города.

— Угу.

Рабинович опустил голову и задумался.

— А что ваши там подопечные, которых вы там лечили?

— Теоретически, трое выживут точно. Четвертая женщина очень запущена и если бы мы продолжали лечение, она может быть и выжила.

— Что значит теоретически?

— Наверно, я отказался брать личный самолет и стал не интересен. К тому же, полковнику не нужны лечители. Ему нужны убийцы, ну, например, заразить раком пол Америки и умертвить ее.

— Как же он хотел это сделать, вирусом.

— По моему в этой области, после моих с ним разговоров, он на вирусах поставил крест. Ему нужен канцероген, который подмешай в пищу и готов, ложись в койку. Как довести канцероген до стола американца, это его забота, а изобрести его, он предложил мне.

Мы опять замолчали. Рабинович усиленно работал головой.

— Мне бы хотелось поговорить с вами наедине.

— Мне этого не хочется.

От удивления у Рабиновича отвалилась нижняя челюсть.

— В чем дело Виктор Николаевич?

— Нам не о чем с вами говорить, Геннадий Рувимович. Тут мои коллеги, по работе можно говорить и при них. В сделках я не участвую.

Рабинович начал краснеть постепенно, как медленно наполняющийся сосуд.

— Виктор Николаевич, о каких сделках. Я хотел предложить вам место в моем институте.

— А как же самолет? — воинственно влезла Люба.

— Какой самолет?

— Да личный, который надо подарить Виктор Николаевичу, за работу в вашем институте.

— Любовь Владимировна, Любовь Владимировна, мы печемся о благе науки а вы так агрессивно на меня нападаете, как-будто я ей враг.

— А вы и есть ей враг.

Рабинович покраснел весь. В тишину комнаты слабо врывались звуки трамваев и машин с улицы. Люба смотрела на него спокойно и гневно.

— Вы после похорон еще не отошли товарищи, — он изменил свой тон — Я понимаю ваше горе и думаю, мы еще обо всем поговорим позже.

— Наше горе в том Геннадий Рувимович, — вдруг заговорил Геннадий Федорович — что лучшие, толковые, талантливые люди, которые встречаются с вами, либо погибают, либо уходят, либо их уводят. Вы в науке самый настоящий убийца. Борис Залманович тоже на вашей совести.

— Думайте, о чем вы говорите.

— Мы то думаем, только думаем, какую пользу принести родине, а вы ради своей выгоды приносите ей вред, — выпалила Люба — Я так просто дело с Борис Залмановичем не оставлю. Зарубите себе на носу.

Рабинович встал и пошел к двери.

Мы сидели и каждый долго переваривал, все события, произошедшие в комнате.

— Так мы о чем друзья. Кажется о прививках обезьянам. Пока Виктор Николаевич не ушел, я считаю препарат надо попробовать на людях. У меня есть знакомый онколог, главный врач онкологической больницы. Как он посмотрит. Здесь полно факторов этических, юридических, наконец, и нашей совести.

— Я согласна, ждать не надо.

— Я тоже.

— Тогда по своим рабочим местам товарищи.

Днем я подошел к Любе.

— Люба, я у тебя не буду сегодня вечером.

— Это Наташа.

— Да.

— Она вся светится от счастья. Береги ее Витя. Она очень хорошая девочка. Я ведь была готова к этому. Знала, что когда-то это произойдет. Единственное не знала, что так быстро.

— Я хочу быть лучшим твоим другом всегда.

— Я тоже. И еще Витя, не буду тебе надоедать, но бабий век короток. Если сможешь или тебе будет невмоготу от этой дурной жизни, приходи ко мне. Я тебе буду рада всегда.

Я поцеловал ее крепко, крепко и пошел в свою комнату.

Геннадий Федорович сумел уговорить главного врача о нелегальной пробе препарата в своей больнице. Через три дня, я приехал к врачу.

— Роберт Густавович, — представился тот.

Кабинет главного врача был обит деревянными панелями и все в нем было деревянное: два стола, буквой «Т», стулья, пол и, даже, сам хозяин, казался вырубленным из породы крепкого дуба.

— Виктор Николаевич, — ответил я.

Роберт Густавович пересел напротив меня, сложил свои крепкие руки в замок и уставился на меня.

Так я слушаю.

— Вам Геннадий Федорович обрисовал наше положение и предложения по поводу лечения рака.

— Да, что-то говорил.

— Ну и что же?

— А ни чего. Я же не хочу ссорится с законом.

Я с недоумением уставился на него.

— Тогда почему вы не сказали об этом Геннадий Федоровичу?

— Сказал.

— И что?

— Я сказал еще, что надо подумать, чтобы не ссориться с законом.

— ???…

— Есть три способа обойти закон. Первый — быть родственником больного. Второй — быть знакомым больного. Третий — быть третьим лицом, то есть другом родственника и другом знакомого больного. Есть еще условие, это когда ни глав врач, ни лечащие врачи, ни мед. персонал, обо всех этих родственниках и знакомых думают хорошо, предполагая, что какой-нибудь гадостью они больных не накормят.

— Кажется я вас понял. Но как найти родственника или знакомого, чтоб они поверили мне.

— В этом у вас отбоя не будет. Больные и родственники психологически настроены на надежду на выздоровление и то, что не может врач, сделает знахарь. Достаточно пустить слух и к вам повалят валом. Предупреждаю, я слухи не распускаю.

— Спасибо доктор, вы в меня вселили надежду.

— Подождите. Я вас познакомлю с одним врачом, он вам кое в чем поможет.

Роберт Густавович подошел к вертушке телефона.

— Гриша, ты свободен, подойди ко мне.

Через минуту ввалился Гриша. Толстый, с добродушным лицом, в блюдечках очках, он выглядел счастливым и радостным человеком.

— В чем дело Роберт Густавович?

— Познакомься, Виктор Николаевич. Поговори с ним, он тебе много интересного расскажет.

— Опять хитрите Роберт Густавович. Опять в авантюру меня тянете.

Он засмеялся счастливым смехом, как будь-то каждая авантюра для него радость.

— Иди с ним Гриша, иди. До свидания Виктор Николаевич.

Он пожал мне руку, своей клешней лесоруба.

Гриша привел меня в женское отделение, в одну из палат, где имелось только две койки. На стульях у окна сидели две женщины, обмотанные больничными халатами серого цвета. Одна из них была молоденькой, белобрысой, с массой веснушек вокруг носа и глаз. Ее волосы были стянуты на затылке в пучок, красивой оранжевой тряпочкой, а спереди на лоб вызывающе наброшена челка. Другая постарше. Красивое лицо, с черными огромными глазами, огражденными сверху стрелками темных бровей, контрастировало с большой копной густых, чуть волнистых волос медного цвета, рассыпанных на плечи.