— Единственное, что сделало бы эту картину еще притягательнее — это если бы они кувыркались в желе.
Подойдя к Эмме, Лаклейн взял ее за плечи, но она резко отстранилась и ударила его кулаком в правый глаз. Он сжал челюсти, встряхнул головой и пробежал по ней взглядом, ища возможные травмы. Заметив порез на ее нижней губе, ликан поморщился и оторвал подол рубашки, чтобы вытереть кровь, но Эмма с шипением выдохнула:
— Вот ЭТО причиняет тебе боль?
Боу помог Касс стать на ноги и оттащил ее в сторону.
— Какого хрена здесь происходит? — завопил Лаклейн на Касс, и тут же повернувшись к Эмме, произнес. — Я прошу прощения.
Эмма нахмурилась.
— Так положи монетку в копилку ругательств. Мне плевать, — она прижала внешнюю сторону ладони к своей все еще кровоточащей губе.
— Лаклейн, ты жив! — закричала Кассандра и кинулась к нему. Но взгляд, которым ликан ее одарил, заставил Касс сначала замедлить шаг, а затем с выражением полного замешательства на лице и вовсе остановиться.
— Что с тобой произошло? — спросила она. — И кто эта вампирша, свободно разгуливающая по владениям Киневейна?
Эмма перевела взгляд с Кассандры на Лаклейна, словно ей самой не терпелось услышать ответ на этот вопрос.
— Она почетная гостья. И с ней следует обращаться должным образом.
Пока Касс, разинув рот, переваривала информацию, Боу повернулся к Эмме и сказал:
— Я Боуэн, старый друг Лаклейна. Весь сегодняшний день я только и слышал, что о тебе. Рад, наконец, познакомиться.
Эмма склонила голову на бок, настороженно осмотрев друга Лаклейна, и тут Кассандра, в конце концов, смогла выдать. — И с каких это пор пиявок стали принимать здесь как гостей?
Лаклейн схватил ее за локоть. — Больше никогда не смей ее так называть!
Брошенное в ее адрес оскорбление заставило глаза Эммы вновь окраситься серебром. Когда она повернулась и направилась к двери, Лаклейн услышал, как она странным голосом тихо произнесла. — Да пошли вы все, ребята. Я отправляюсь домой.
Бросив на Касс последний взгляд, Лаклейн последовал за Эммой, настигнув ее в тот самый момент, когда она увидела себя в зеркале. Отпрянув назад, его пара ошарашено рассматривала собственное отражение.
Ее волосы были в полнейшем беспорядке, а серебряные отблески в глазах сверкали и переливались словно ртуть. С подбородка стекала кровь, а клыки хоть и выглядели маленькими, но казались до безобразия острыми. На виске виднелся след от сбежавшей слезинки. Эмма коснулась лица рукой, словно не могла поверить в то, что видела, а затем горько рассмеялась. В этот момент их глаза встретились.
Он понял, о чем она думала, и — не смотря на то, что итог поспособствовал его цели — это опечалило Лаклейна.
Она считала себя таким же монстром, каким видела его.
— Мы еще не закончили, вампирша, — произнесла Касс.
Эмма развернулась с таким зловещим выражением на лице, что у Лаклейна по телу побежали мурашки.
— Еще как не закончили, — зашипела она и зашагала на выход.
Только спустя какое-то мгновение он смог произнести:
— Боу, позаботься обо всем, — его глаза, не отрываясь, смотрели на Эмму.
— Хорошо, но тебе нужно все ей рассказать, — бросил он ему вслед, — сейчас.
Эмма выглядела жутко.
Умывая лицо и руки, она не могла оторвать взгляда от зеркала своей ванной. Хотя клыки и стали меньше, ее глаза все еще не вернули прежний цвет, а губы были розовее, чем обычно.
Она выглядела по-настоящему жутко. Так же как и то существо, что смотрело на нее из зеркала внизу. Существо, вышедшее, словно из фильма ужасов. Проведя рукой по лицу, Эмма обнаружила под ногтями кровь, видимо, попавшую туда, когда она полоснула когтями по животу ликанши.
Дикая, как сама природа? Точно про меня…
Она вспомнила Лаклейна в его другой форме и, что удивительно, в этот раз не содрогнулась. Разве теперь все не казалось относительным?
Внезапно в дверь постучали. Она знала, что Лаклейн последует за ней, но надеялась, он хотя бы задержится, чтобы объяснить все тем двоим. Но, по-видимому, ликан решил оставить их и пойти следом за ней.
Как бы там ни было…
— Уходи!
— Я знаю, ты хотела бы побыть одна, но…
— Уйди! Не хочу, чтобы ты видел меня такой…
В ту же секунду дверь с легкостью отворилась.
Эмма быстро закрыла глаза.
— Что я только что сказала?
— Желание побыть одной — это одно, Эмма, а скрывать от меня свое лицо — совсем другое.
Он развернул ее к себе.
То, что он понял ее намерение, только сильнее подавило Эмму. У ее теток глаза также становились такого цвета, но у них это выглядело таким естественным и всегда являлось признаком сильных эмоций.
— Открой глаза.
Когда она не послушалась, он сказал. — Я ведь не впервые вижу их такими.
Эти слова заставили Эмму широко распахнуть глаза.
— Что ты имеешь в виду? — по тому, как он на нее смотрел, она могла сказать, что они все еще были этого жутковатого цвета.
— Ты таращишься! А именного этого я и хотела избежать. Когда ты вообще мог видеть их такими?
— Они окрашиваются серебром каждый раз, когда ты из меня пьешь. И таращусь я сейчас потому, что если в твоих глазах появляется хотя бы отблеск этого цвета, я мгновенно завожусь.
— Не верю…
Он положил ее ладонь на свою эрекцию.
Эммалин в ту же секунду вспомнила ночь в отеле, и ее пальцы сжались вокруг его плоти, готовые доставить удовольствие… На нее нахлынули воспоминания — те самые, запутанные воспоминания, что принадлежали не ей. И она отдернула руку.
— Но ведь мои глаза странные, — продолжила настаивать она, все также не в силах взглянуть ему в лицо. — И я не могу контролировать их изменение.
— Я считаю, они прекрасны.
Да чтоб ему! Почему этому ликану нужно обязательно быть таким чертовски все принимающим?
— Тогда знай, что твое превращение не показалось мне таким же привлекательным.
— Я знаю. И смогу с этим жить, если ты сможешь.
— Супер. Похоже, ты не только преодолел свою неприязнь ко мне, но еще и принял тот факт, что я не принимаю тебя. Ты что, хочешь, чтоб я себя последней стервой чувствовала?
— Нет. Я просто хочу, чтобы ты знала — я сожалею обо всем, что случилось.
— Я тоже, — возможно, ей и пришлось подраться с той ликаншей, но это не означало, что ей это понравилось. Да и не могла она винить Кассандру за то, что та напала. Если бы Эмма увидела вампира, разгуливающего коридорами их поместья и восхищенно рассматривающего картины, она бы тоже на него напала. Но все это, тем не менее, никак не отрицало того факта, что Кассандра — сучка.