Отметились Егоров и Ильин, завалившие по лаптежнику. Снова отличился сержант Подчасов из первой, заваливший мессера, по истребителю сбили также капитан Земляков и лейтенант Гаджиев. Бой позволил отличился многим, но и забрал немало. Кота уже увезли в госпиталь, а Ковтуна и Больных должны были похоронить завтра…
Заходящее солнце подсвечивало затихший аэродром. Отревели свое натруженные за день моторы, перестали пылить заправщики. Лишь на стоянке лязгали железом техники, там полным ходом шел ремонт поврежденных днем самолетов. Но Виктора это не касалось, он слонялся по стоянке не зная куда себя деть. Летчики стопились в сторонке, обсуждая прошедший день. Отличившиеся в боях пилоты были веселы, собравшись кучкой, они отчаянно жестикулировали, раз-за-разом обсасывая подробности боя. Остальные из энтузиазма не разделяли: гибель двоих пилотов давила, заставляя примерять на себя их судьбу. Виктор отошел в сторону и бессмысленно наблюдал за заходом солнца. В голове была каша, накатившее после боя отупение и апатия никак не проходили.
— Ты чего тута? — Шубин неожиданно появился из-за спины, немного испугав.
— Да так, Дмитрий Михайлович. Не знаю. Муторно что-то. Давит. — Он помолчал и вдруг торопливо, словно кто-то его перебивал, заговорил. — Я немца убил. Сегодня. Пехотинцы привезли летчика сбитого, того что Колька добивал, а я его из пистолета, прямо в лоб. И ведь специально сделал… я хотел эту суку убить, а ведь он пленный… Я раньше убивал, но те с оружием были, а этого так…
— И с чего это ты решил исповедаться? — Шубин удивленно поднял бровь.
— Не знаю, — Виктор поник, — просто больше и поговорить-то не с кем. Я ведь раньше таким не был, а тут человека убил, как высморкался. И еще раз убил бы. Что-то со мной случилось. Злой стал. Ненавистный. Может из-за Сашки? Он горел уже, а его мессер всё сзади поливал. Так может и выпрыгнул бы…
— Водки выпей все пройдет, — раздраженно сказал командир. — Война идет, а ты тута в Достоевщину ударился. Последствия того, что ты пленного стрельнул будут? Если нет, то забудь. Скажу, чтоб тебе двойную норму дали и завтра до обеда в расписание не ставили. Отоспись, отдохни. Заслужили тута. Неплохо своих натаскал, хорошо дрались.
— Дрались хорошо, — буркнул Саблин, — только кончились все.
— На то она и война, — Шубин тяжело посмотрел на Виктора. — Вытри сопли и привыкай быть командиром. Новых пришлют, будешь их учить, они летать будут. На войне оно всегда так, так что давай тута без соплей и истерик. Вы хорошо дрались, — повторил он, — две шестерки связали, третья и так не успевала. Молодцы, не многие бы так сумели.
Шубин прищурился, размышляя и словно что-то для себя решив, сказал:
— С комдивом по телефону разговаривал. Завтра прилетит. Во-от… сегодняшним боем сам Хрюкин интересовался, ясно тута? Говорит: «Мол тута не ожидал столь высокой эффективности». Так что…, — Шубин самодовольно ухмыльнулся, — поживем еще. Значит, скоро дождик просыплется, серебряный. Только ты вот что, — он неожиданно вдруг оглянулся, словно опасаясь, что их подслушивают, и понизил голос, — на орден губу пока не раскатывай, понял тута? На меня, одна падла серая, недавно донос написала.
— А я тут при чем? — удивился Виктор.
— Как ты там любил своим говорить? — Шубин прищурился, вспоминая, — А! Вспомнил! Не тупи, Витя. Ты там тоже фигурируешь, так что… И не надо делать такие удивленные глаза, хе-хе. В общем, долго рассказывать, но тебя пока лучше тута не высовывать. Да ты не дуйся, — командир рассмеялся, — тебе вместо ордена кой-чего получше будет…