Читать интересную книгу Охотники за алмазами - Георгий Свиридов

— В сытом теле здоровый дух, — пошутил Федор. — Теперь и можно трудиться на славу.

Двинулись вверх по ручью. Не шли, а почти ползли. Брали пробы через двести метров. Всюду были алые зерна пиропов. Потом километра через два вдруг они кончились. И ручей выводил их на водораздел. На болото.

Федор совсем расстроился. И здесь такая же неудача, как на Кен-Юряхе. Куда ж подаваться им, в какую сторону двигаться? Он хмуро смотрел на свою начальницу и ничего не понимал. Та нисколько не расстраивалась, не печалилась. Нет, она была совсем не такой, как там, на Кен-Юряхе. Она даже улыбалась. И Федор не выдержал, спросил:

— Куда ж нам теперь, а?

— Туда, — Попугаева показала рукой на сопку, на водораздел.

— В гору?

— В гору.

Лариса пришла к убеждению, что и пиропы, и другие спутники, в том числе и те обломки коренной породы, которые им попадались, смыты оттуда вниз. А если это так, надо подниматься вверх и тщательно обследовать каждую пядь.

Идти вверх нелегко. Продирались сквозь заросли кустарника, скользили по мокрому мху, вязли в нем. Стал тихо накрапывать дождь. Наконец добрались до вершины. В нос ударил гнилостный болотный смрад. То там, то здесь среди болота одиноко торчали истерзанные морозами и ветрами ели и лиственницы, похожие на зеленые флаги. Ветки у них росли лишь с одной, южной стороны. Кое-где высились нагромождения известняковых плит. Ближе к краю, возле трех лиственниц, стояли пирамидой несколько шестов, связанных в вершине. Временное пристанище якутов охотников. Неподалеку, прорезая болото, тянулась звериная тропа.

— А теперь в какую сторону топать? — уныло спросил Федор и уселся на широкую плиту известняка.

Быстро смеркалось. Надвигалась ночь. Холодная и сырая. Мелкий дождь не унимался, словно кто-то там на небе сеял из мелкого сита воду.

— Разводи костер, — предложила Попугаева.

На плите известняка нехотя запылали ветки. Костер не столько горел, сколько дымил. И это радовало, дым отгонял надоедливую мошку и тучи комарья.

Поужинали куском сахара, поделившись сладостью и с собакой.

Сушили обувь и ватники. Грелись у огня. Потом улеглись на плите известняка. Где-то на болоте шумно вздыхал лось. А внизу, из долины, доносились крики совы. Окружающий мир жил обычно и привычно, как и тысячелетия назад.

На рассвете над болотом поплыл густой туман. Но вот встало солнце и пробило лучами белесую мглу, развеяло, разорвало на клочья туман и осветило болото, кочки, деревья живым светом. Жучка, потягиваясь, выгибала спину. Собака тоже радовалась теплу и солнцу.

Лариса оглядывала даль, намечала путь. Ей хотелось пересечь водораздел и выйти к тому краю сопки, чтобы увидеть реку. И вдруг, взглянув под ноги, обомлела. Не поверила своим глазам. Не сон ли это? Попугаева зажмурилась и, боясь пошевелиться, боясь спугнуть то, что увидела у себя под ногами, снова посмотрела вниз. Камень никуда не делся. Вернее, выступ камня. И она тихо вскрикнула:

— Ой! Неужели?.. Федюня-я! Голубая-я гли-и-на-а!!

Рядом с известняковой плитой, из-под мха выглядывал обветренный тысячелетиями кусок зеленовато-голубой породы, весь облепленный сочно-алыми пиропами, бледно-зеленоватыми оливинами и черными точками ильменита…

— Давай лопату! Надо копать!..

Орудовали лопатой и геологическим молотком. Подрубили толстый пласт мха и сняли его, как одеяло. А под ним все было зелено-голубым, в красных и черных зернах. Красных было больше. Они приятно светились, словно рассыпанные угольки непогасшего костра. И грели душу.

— Вот она, основная порода… Коренное тело.

Попугаева стояла ногами, боясь сдвинуться с места, на таинственной голубой глине, на кимберлите, что родилась миллионы лет назад. Отечественная кимберлитовая трубка!.. Она первой стояла на ней, первой держала в руках загадочную породу, на поиски которой отдано столько сил, средств и жизней.

— Алмаз, — не выкрикнул, а деловито произнес Федор, словно они ему попадались ежедневно.

У него в руке, в разломе ноздреватой голубой глины, среди алых пиропов искристо сверкал в утренних лучах солнца прозрачно чистый кристалл драгоценного камня.

Это произошло 21 августа 1954 года.

3

До позднего вечера они резали мох, копали неглубокие шурфы, добираясь до голубой земли. Цепочка закопушек пролегла поперек сопки. Начиналась она от известнякового края, шла по болоту, пока не уперлась снова в берег известняка. Попугаева измерила шагами — выходило больше полкилометра. На другой день проложили закопушки поперек. И опять примерно такое же расстояние. Потом стали оконтуривать жерло трубы, обозначая и исследуя края выхода на поверхность застывшей магмы.

Оба вымотались из сил, изголодались. Питались затирухой и сухарями. Но продолжали работать. Объемистые рюкзаки набивали образцами. Шатаясь под их тяжестью, сносили вниз, к лагерю.

— Надо еще, Федюня, надо. Им, образцам, цены нет, понимаешь?

И Федор понимал. Снова и снова шел вверх к трубке.

Попугаева не спешила покидать месторождение. Она, не сходя с трубки, продолжает поиски. Рылась в голубой измельченной глине магнитом. К полированной поверхности пристало несколько крупинок. Выходит, в породе имеется и магнетит. А это значит, что кимберлитовые трубки можно искать и геофизическим методом. Это новое открытие.

Потом она отмечает на аэрофотоснимке, на котором заснят бассейн Далдына и служившем ей картой местности, круглое пятно. Летчик в свое время сфотографировал жерло трубки. Попугаева уходит на десятки километров в тайгу и потом, по компасу, по азимуту, возвращается прямо на это пятно, на трубку. Повторяет несколько раз свой опыт. Итог — один и тот же. Она ни разу не ошиблась. Значит, возможна и расшифровка аэрофотоснимков, нахождение по ним подобных трубок. Это еще одно открытие.

А осень подстегивает. Стало холодно. По утрам выпадал иней и жухла трава. Дни стали короче, и на небе стали вспыхивать первые звезды. Они светились алмазами.

— Лариса свет батьковна, что хошь делай, а пора, — сказал Федор угрюмо и решительно, — пора назад, к теплу и дому.

Попугаева сама понимала, что медлить нельзя, что север шутить не любит, что у нее в запасе остались считанные деньки. Она оглядела невзрачное болото, над которым стлался туман, на горбатые кочки, на редкие деревца. Пахло прелью и тиной. Из долины доносились птичьи голоса. Где-то далеко подавал голос чем-то недовольный зверь, и Жучка, тихо урча и дыбя шерсть, жалась к ногам. Окружающий мир жил своей привычной жизнью по давно заведенному порядку, как сотни, как тысячи лет назад. И Лариса остро почувствовала свое одиночество и еще затяжную усталость.

— Да, пора уходить, — сказала она, к радости Федора. — Только надо метку оставить.

— За энтим дело не станет, — ответил Федор.

— Сделай затес, — Попугаева показала на крупную высокую пихту, что росла неподалеку. — Надо назвать трубку.

— Счас будет готово. — Федор взмахнул топором, и на темном стволе дерева забелел свежий затес.

Попугаева задумалась. На вечернем небе робко засветилась первая звездочка. Лариса задумчиво смотрела на далекий свет одинокой зарницы, и ей на мгновение показалось, что звездочка эта из тех, из победного салюта сорок пятого года, которая чудом дольше всех задержалась в небе и торжественно светилась великой радостью. Лариса ей улыбнулась, как знакомой. И вслух произнесла:

— Как считаешь, Федюня, если назовем «Зарница»? Подойдет?

Федор опустил топор. Пошевелил губами, улыбнулся скупо, словно мысленно повторял про себя, ощупывая название, и согласился:

— А почему же нет? Доброе имя. Она, трубка алмазная то есть, и есть самая разнастоящая зарница. Как первая звезда! И другие засветят потом.

— Да, ты прав. Она как первая звезда.

И на белом срезе Попугаева вывела химическим карандашом крупными синими буквами надпись:

«Кимберлитовая трубка «Зарница».

Потом написала название своей экспедиции, вывела свою фамилию и Федора, поставила дату «21 августа 1954 года».

А под плитой известняка, обозначив место камнями, уложила консервную банку, в которой спрятана записка с кратким деловым текстом. Завещание тем, кто придет сюда после нее.

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

1

Обратный путь был нелегким. Больше двух недель плыли по реке, добираясь до Шелогонцев. Лариса измучилась в бесконечных страхах и переживаниях. Тяжело нагруженная надувная резиновая лодка еле держалась на плаву, и льдисто-холодные волны плескали через борт, застывая на рюкзаках и мешках тонкой наледью. А у самых берегов поблескивала кромка льда, грозя проколоть толстую потертую резину, выпустить воздух и пустить на дно немудреную лодку, а вместе с нею и редкие образцы уникальной зеленовато-голубой глины, напичканные алыми пиропами, зелеными оливинами и, главное, прозрачными зернами алмазов…