с малых лет учителей нанимать, любой ума наберется или хотя бы слов умных нахватается.
– Достоверно никто не знает, кто там. Всегда двенадцать. Так говорят. Младших. А потом они становятся старшими. Уходят. Если место освобождается, то могут кого-то пригласить.
– Кандидата?
– Да… и нет. Не только. – Патти снова оглянулся.
– Нет тут никого.
– Я просто…
– Ты их боишься?
– А то. – Он снова глаз потрогал. – Они же все могут. Старшие – это ведь не просто так. А из профессоров кто-то наверняка. И другие профессора не станут связываться. Перейдешь дорогу, разом отсюдова выкинут.
Ну это вряд ли.
– Если чего похуже не устроят.
– Чего?
– Ну… – Патти замялся. – Точно никто не знает, и доказательств нет…
Это их просто никто не искал.
– Но года два назад… В общем, был один… я его знал. Вместе пришли. Очень умный парень. Джейми. Джейми Оливер Кингсли. Из простых, но… такой вот. Одаренный. Совсем. Не скажу, что сильно ему радовались, но оценили. И даже… Понимаешь, если ты не из правильного рода, то тебя будут терпеть, но вперед родовитых лезть не след. А он вроде и не пытался, но как-то само выходило, что отметки лучшими стали. Ему раз сказали, другой… оно-то, может, и обошлось бы еще. Но тут он с девицей одной познакомился. Гулять начали. Я-то ее никогда не видел. И с ней вдруг несчастье приключилось. – Патти говорил тихо, едва ли не шепотом. – То, которое, ну… с девицами случается… Ее умыкнули, а потом… долго держали. Вернули опозоренной.
Сволочи.
Эдди остановился, переводя дыхание.
Вот ведь сволочи!
– Она и свихнулась. Шептались, что это ему наука, чтобы не высовывался. А она… он… Мы не то чтобы дружили…
С отверженными не дружат. От них стараются держаться подальше.
– Но он сказал, что она все твердила про маски. И про боль. И… потом он пытался вызвать на дуэль Сент-Ортона. Из очень знатного рода. А тот отказался. Заявил прилюдно, что не станет драться с чернью. И тогда Джейми его просто на месте приложил. Сбежались профессора. Уняли. Джейми отправили в лазарет. Вроде как он умом с горя повредился. Вот только из лазарета он не вышел. Скончался.
– От чего?
– Сказали, сердце не выдержало. С горя. – Патти развел руками. – Я не знаю, что им от тебя надо. Но ты сходи.
А то вдруг еще сердце не выдержит.
– Спасибо.
– За что?
– За то, что не промолчал.
– А, ну… это… Я – не Джейми. И не храбрец нисколько. Я… обычный парень. Понимаешь? У меня вот Дар нашли. Шанс. Стипендию дали. Учусь. Хочу доучиться и поехать, куда император укажет. Буду себе жить. Работать. У меня вон сестры есть. Три. Замуж надо отдавать, а кто их возьмет без приданого? Маги же неплохо живут. Вот. И мне на хрен не нужны все эти игры. И неприятности тоже. И…
– Я понял, – тихо произнес Эдди. – Тогда тем более спасибо.
– Джейми был хорошим парнем. А я… я вот трус.
Плечи поникли.
– Зато живой.
– И что?
– У живого всегда есть шанс добраться до горла врага. Покойники этого не могут.
– Это как-то дико звучит.
– Как уж есть. Так когда идти-то?
– Прямо сейчас.
М-да, пожрать все-таки не выйдет.
– Куда?
– Я провожу.
– Недалеко хоть?
– Тут… – Патти дернул шеей. – Есть одно место. В общем, самых талантливых, особенных… короче, их тут погребают.
– Кладбище?
– Не совсем.
Не кладбище.
Дом из красного кирпича. Весьма невзрачный. Ни колонн тебе, ни портиков, ни даже статуй, которые бы глаз радовали. Окна есть, но узкие и где-то под самой крышей. А та крыта темной черепицей. И выглядит дом этот мрачным донельзя.
Дверь дубовая.
На ней молоток.
– Все. Мне дальше нельзя. Тут встречают. И провожают. – Патти переминался с ноги на ногу и не уходил. – Может, того… сказать кому? Не знаю… профессору?
– И что он сделает?
Патти тяжко вздохнул, явно осознавая, что толку с профессора будет немного.
– А сказать скажи. Найди Чарльза Диксона. Знаешь такого? Вот ему и скажи. И заодно приглянь, чтобы девочек не обижали.
Патти чуть дернулся и попятился, но Эдди его удержал:
– Что такое?
– Я не уверен… Пойми, я не то что в этом клубе, а… Ну, как бы оно… в общем, рядом кручусь.
– Да говори уже. – Эдди испытывал преогромное желание просто поднять недотепу за шкирку и тряхнуть хорошенько.
– Было бы что сказать. – Патти сник. – Толком-то и не знаю. Знаю, что вчера в «Молоте и ведьме» сидели. Там так-то каждый день сиживают, но… Сент-Ортон кинул, что есть разговор. А меня не пустили!
Это он откровенно пожаловался.
– Пришли старшие курсы. Из тех, которые благородные. А такое отребье, как я…
– Вас таких много?
– Есть. Дюжины две, и то большей частью среди первогодок, потому как милостью императора и все такое… Их даже принимают. Ну… сапоги-то чистить кому-то надо, а прислуги вроде как не положено.
Понятно.
Эдди смотрел. А Патти говорил тише и тише:
– И… долго говорили, а значит, какую-то пакость придумали.
– Какую?
– Да откуда же мне знать? Я не из тех, кому доверяют. Но вернулись довольные. И… еще вечером Йогансон, он из старших, сболтнул спьяну: мол, завтра будет весело. То есть сегодня.
Эдди молча развернулся.
– Погоди! Они, может, и дураки, но не совсем же! Нападать точно никто не станет. – Патти вцепился в руку. – Так, может, посвистят… Или еще чего… Кальсоны вот вывесят.
– Зачем?
– Ну, презрение показать.
– Кальсонами?
Патти моргнул и совсем съежился.
– Когда… как-то они вывешивали… много…
Ничего не понятно, но…
Эдди вздохнул. И поглядел на дверь. Вернуться? А позовут ли его снова? Или сочтут себя оскорбленными? Остаться? И бросить Милли?
Там вроде Чарльз быть должен.
И…
И его позовут. Или все-таки…
– Ты должен. – Патти указал на дверь. – Если не пойдешь, то… я не знаю, что они сделают. С тобой. И со мной.
– Ты-то тут каким боком?
– Я не выполнил задание, а значит недостоин. – Он криво улыбнулся. – Недостойным не место в этом… месте. По-дурацки звучит, но как оно есть. Если хочешь, я предупрежу твою сестру. Могу сказать, чтобы вообще никуда не выходила. И…
И это будет правильно.
– Скажи. И Орвудов найди.
Патти передернуло.
– Орвудов лучше иметь в друзьях. – Эдди похлопал мальчишку по плечу. И повернулся к двери. – Неплохие люди. Даром что некроманты.
Тук-тук.
Дверной молоток касался дерева, и звук получался на диво глухим. Мерзким. И – ничего. Надо же, так ждали, а в итоге… И что дальше? Самое время уйти. Он приходил, но никого не