Читать интересную книгу Будущее капитализма - Лестер Туроу

Хотя в Соединенных Штатах в течение 1994 г. коэффициенты использования производственных мощностей росли, в глобальной экономике имеют значение не американские коэффициенты сами по себе, а мировая безработица и мировые коэффициенты использования производственных мощностей. В 1994 г. мир был завален избыточными производственными мощностями. Остальной промышленный мир — кроме Соединенных Штатов — очень медленно оправлялся от предыдущего спада: в конце 1994 г. рост японской экономики был строго отрицательным, а европейский рост лишь в небольшой мере положительным.

Как мы подробно показали в предыдущей главе, глобальный процент безработицы достиг уровня, невиданного со времени «великой депрессии». Можно было с уверенностью ожидать, что в течение долгого времени недостаток рабочей силы не будет вызывать подъема заработной платы.

Принятые в США меры производственных мощностей и, следовательно, использования производственных мощностей, сверх того, устарели. Они не отражают происходившего использования внешних мощностей. Использование внешних мощностей означает, что фирмы в действительности увеличивают свои производственные мощности без собственных инвестиций. Но при этом не измеряется возрастание производственных мощностей их поставщиков, поскольку индексы мощностей предполагают неизменные пропорции добавленных стоимостей, доставленных поставщиками компонент и первоначальными производителями оборудования (ППО) (16).

Инвестиции в новые информационные и компьютерные технологии дали также возможность получать большую производительность из того же капитала при меньшем числе людей. Это часть того, что называется «сокращением», но сокращение не отражается в официальных индексах мощностей.

Федеральная резервная система также, по-видимому, не понимает, что произошли некоторые важные структурные изменения, которые не дадут инфляции встать из гроба. Прибавление коммунистического мира к капиталистическому и фактический крах нефтяного картеля ОПЕК сразу же после войны в Персидском заливе означают, что повторения энергетического, продовольственного и сырьевого шоков 70-х гг. стали просто невозможны в 90-х. Цены на нефть в реальном выражении теперь ниже, чем они были в начале 70-х гг., до первого нефтяного шока ОПЕК, но разведка месторождений и экспорт из бывшего Советского Союза едва начались, и еще предстоит возвращение Ирака на мировые рынки нефти.

Снижение заработной платы, начавшееся в Соединенных Штатах, теперь распространяется на весь промышленный мир. Сокращение больших фирм с высокими заработками и дополнительными льготами продолжается с неумолимой последовательностью. В действительности снижение заработной платы даже ускоряется. К небольшим частям третьего мира, уже оривотированным на экспорт в 80-х гг., присоединится теперь второй мир и остальной третий мир. Давление этих производителей с низкими затратами может лишь ускорить снижение цен и заработной платы. В 1994 г. затраты на рабочую силу снизились на 2,9 % в производстве и поднялись лишь на 0,9 % вне сельского хозяйства (17).

В то же время производительность растет в самом высоком темпе после 60-х гг. В 70-х и 80-х гг. производительность в сфере услуг большей частью снижалась, но теперь она поднимается (18). В отличие от прошлого, услуги теперь никак не произведут подспудного инфляционного нажима. Снижение заработков и повышение производительности — это, разумеется, не рецепт инфляции.

По всей Америке крупные фирмы вырабатывают теперь новые соглашения с поставщиками, вроде тех, какие были недавно заключены компанией «Крайслер». Число поставщиков резко сокращается, поставщикам гарантируют гораздо большие продажи, первоначальные производители оборудования (ППО) делятся с поставщиками информацией и техническим опытом в области проектирования и производства, но взамен этого поставщики обязуются ежегодно снижать цены на компоненты, поставляемые ими ППО. В свою очередь, ППО переносят некоторую часть этого снижения на своих потребителей, чтобы увеличить свою долю рынка.

По существу мир вернулся к условиям 60-х гг., но с экономикой, менее подверженной инфляции (19). В то время эластичность поставок была высокой вследствие процессов восстановления после Второй мировой войны и экономической интеграции, вынужденной в обстановке «холодной войны». Теперь эластичность высока вследствие интеграции второго мира в первый мир и решимости большей части третьего мира заменить изготовление суррогатов импортных продуктов производством, ориентированным на экспорт.

После Второй мировой войны американские фирмы, как правило, сохраняли неизменными высокие цены или даже повышали их, распределяя плоды своей высокой производительности в виде высокой заработной платы или высоких прибылей. Но под давлением международной конкуренции эта система быстро разрушается. В 90-е гг. гораздо большая часть повышения производительности проявляется в снижении цен и гораздо меньшая — в повышении заработной платы.

Знание того, что правительства утратили свою способность сокращать экономические спады, также выразилось в радикальном изменении экспектаций. Производители знают теперь, что они не могут больше удерживать неизменные цены, рассчитывая на быстрое восстановление после циклических спадов. Как показало начало 90-х гг., ни одно правительство не поспешит им на помощь с крупными налоговыми и денежными льготами, чтобы стимулировать упавший спрос. Вместо этого спадам дадут идти своим чередом, а правительства будут просто ждать, пока наступит подъем. Если спады будут острее и дольше, фирмам придется снизить цены, чтобы пережить эти спады.

Нет привидений на чердаке. Нет угрозы, что инфляция восстанет из гроба.

Повысив ставку процента в 1994 г., Федеральная резервная система убила слабый американский подъем, в который еще должны были включиться многие американцы, и замедлила едва заметный подъем в остальном промышленном мире. Через два с половиной месяца после начала этих действий ФРС проценты на тридцатилетние облигации казначейства едва поднялись на 1,1 пункта, а на тридцатилетние закладные с постоянной ставкой — на 1,3 пункта. Резкому повышению этих процентов воспрепятствовала поправка в сторону возрастания в связи с тридцатилетними инфляционными экспектациями. Эти числа отражают неуверенность и тем самым дополнительное вознаграждение за риск, которое инвесторы должны требовать, чтобы защитить себя от Федеральной резервной системы, склонной видеть привидения инфляции там, где их нет.

Если главную роль приписать борьбе с инфляцией, то люди из центрального банка должны считаться важнейшими участниками этой экономической игры. Если бы не эта роль, то их учреждение оказалось бы совсем неважным. Не мешает напомнить, что в 1931 и 1932 гг., когда Соединенные Штаты погружались в «великую депрессию», такие экономические советники, как министр финансов Эндрю Меллон, настаивали, что ничего нельзя сделать из-за риска инфляции, — вопреки тому факту, что цены упали с 1929 до 1932 г. на 23 % и должны были упасть еще на 4 % в 1933 г. (20). Страх перед инфляцией использовался как дубинка, чтобы остановить необходимые действия. Центральные банки склонны видеть инфляционные привидения, потому что они любят играть роль заклинателей привидений. Хотя в реальной жизни никто из людей еще не пострадал от привидений, заклинатели привидений часто создавали немало реального беспокойства.

За все годы, когда Алан Гринспэн повышал ставку процента, рост в действительности не замедлился, и может возникнуть вопрос — надо ли из-за этого тревожиться? Ответ состоит, конечно, в том, что повышение ставки процента часто действует, как жесткие тормоза. Представьте себе, что водитель нажимает на тормоз, и вначале ничего не происходит. Тогда он нажимает сильнее, и внезапно тормоз срабатывает, сбрасывая машину с дороги. Это и случилось во втором квартале 1995 г.: рост в самом деле остановился.

Если принять за максимальный неинфляционный темп роста экономики 2,5 % (что и составляет провозглашенную цель ФРС), то избыточная рабочая сила будет давить в сторону снижения заработной платы. Даже производители, которым придется платить ее, полагают, что темп роста в 3,5 % может быть достигнут без инфляции (21).

Наши общества терпят безработицу, потому что от нее страдает лишь меньшинство. Большинство возмутителей спокойствия знают, что это бедствие их не коснется. С политической стороны высокая инфляция больше обременяет тех, кто занимает государственные должности или хочет их занять, поскольку она, по-видимому, снижает доходы всех. Экономисты могут при этом заметить, что любое повышение цен должно увеличить чей-то доход и что равновесие между выигрышами и потерями указывает, что при инфляции меньше 10 % в год лишь очень немногие теряют реальный доход; но весь этот анализ не имеет значения. Избирателям все это кажется неверным. Они полагают, что заслуживают повышения заработной платы, а их обманывают, повышая цены.