Знакомым проулком, где среди голых садов белели стены богатых особняков-дач, рысью проскакал отряд конной полиции.
Гриша увидел, как всадники, став по трое в ряд, заняли проходы из проулка к центру города.
А на краю города, среди пустыря, на приземистом здании завода сельскохозяйственных орудий поднялся, огненно вспыхнув на солнце, красный флаг. И тотчас же, как по сигналу, распахнулись широкие заводские ворота; из них, пересекая серебряные нити подъездной узкоколейки, хлынула быстрым ручьем толпа рабочих.
Ручей повернул к городу, и там - у боковой улицы, что вела в центр, выпрямился, движение его стало ровным и как будто неторопливым.
Видно было с дамбы, как рабочие строились на ходу в ряды.
Впереди несли флаг с надписью. Гриша не успел прочесть слов, видел только цифру "1" и догадался: "1 Мая", "Да здравствует 1 Мая!"
Он поспешно спустился с дамбы, пошел навстречу. Вот и еще одна надпись, ее он прочел уже без труда:
"Мы требуем освободить наших арестованных товарищей!"
Женский голос, сорвавшийся вначале от волнения, окрепнув, высоко взвился над рядами, и сотни других, мужских, бережно подхватили песню:
Вихри враждебные веют над нами...
Гриша уже видел знакомые лица - Петерсона, Никонова, а рядом с ними были незнакомые ему, встреченные впервые, но с этого часа близкие для него - навсегда.
Он ускорил шаг, побежал. Как гулко, с какой силой билось сердце!
Он успел добежать вовремя: у поворота на главную улицу демонстрация замедлила шаг.
А песня крепла, разрасталась:
Вихри враждебные веют над нами,
Темные силы нас злобно гнетут,
В бой роковой мы вступили с врагами,
Нас еще судьбы безвестные ждут...
Уже стали видны высокие каштаны городского сада...
Вдруг грозная и торжественная песня сменилась криками "ура": из-за ограды сада показалась новая колонна рабочих, на фуражках у них были молоточки - это шли железнодорожники.
- А за ними - товарищи с лесопилки!
Гриша обернулся на знакомый голос, отыскал в рядах Никонова, подошел ближе.
Никонов, не удивившись, посторонился, и Григорий Шумов стал рядом с ним.
Передние ряды колыхнулись, и снова песня взлетела высоко над крышами города, заглушая несущееся ей навстречу зловещее цоканье подков.