осталось до завтрашнего дня! Кадка зацепила ведро! Пролилось молоко — бог с ним. Но вода! Пресную воду в хотон возят из колодца, а путь к нему измеряется двумя десятками верст! Да и бочка с деревянным кляпом на весь хотон одна! Сегодня этот долгожданный возок с водой уже не приедет. На чем еду готовить? Того и гляди, хозяин к обеду заявится! Горестно сокрушаясь из-за такой невосполнимой потери, мать схватила толстую лозину, лежавшую у порога, и принялась всыпать правому и виноватому. Мальчишки — врассыпную! Кто-то хотел поднырнуть под мать, чтобы выскочить во двор, но не вышло: удар пришелся по голове шестилетнего мальчика! Показалась кровь! Опять беда матери! Обхватила голову сынка, целует, полотенце прикладывает — не унять крови. Испугавшись, мать сползла на пол, рухнула без сознания.
— Сяяхля! Скорее! — бежали по улице мальчишки. Сяяхля прибавила шагу. Из чистой тряпки смастерила повязку, замотала голову потуже, шутливо хлопнула шалуна сзади, проговорив: «До свадьбы заживет». Взялась отхаживать сомлевшую от страха за ребенка мать. Скоро и та, придерживая рукой сердце, охая и кляня судьбу, уже ходила по кибитке, гремела посудой.
Люди между тем сбежались на шум.
— Что у вас здесь стряслось? — кричали из дверей.
— Воду разлили дети! — отвечала им хозяйка.
— Ах, ах, бедняжка, как же вы теперь без воды с такой-то оравой?
— Да уж не знаю и как, — досадовала Жиргал, сама не рада излишнему любопытству посторонних.
Видели сбежавшиеся, конечно, и мальчонку с замотанной головой, но никто не пожалел сорванца. Все толковали о пропавшей воде, ей и цены нет в хотоне. Сяяхля побежала домой — подальше от посторонних глаз. Уже слушок по хотону пополз: не насовсем ли Сяяхля перебирается к Жиргал?..
Один старик заметил ворчливо: «За воду кровь ребенку пустила… Ну и матери пошли! Что за сердце у нее?»
Отец Сяяхли, Нядвид, услышав воркотню седобородого табунщика, не смолчал:
— Пусть учатся беречь воду! Сегодня разольют, завтра… Поить их и кормить нужно! Какое терпение у матери должно быть?
— И все же вода не дороже крови! — упорствовал сердобольный степняк.
— Да как сказать, — раздумывал вслух Нядвид. — Может, и не дороже, но кровью же заплатили за нее.
В их спор вмешались другие. Послышались голоса из реденькой толпы зевак.
— Без золота сто лет проживем, а без воды за три дня весь хотон вымрет.
— Отец! — тронула Сяяхля за плечо Нядвида. — Я немножко принесла им воды из дома… Можно? — она показала ведро наполовину с водой.
— Да уж можно, коль принесла, — проговорил отец, обласкав свою любимицу добрым взглядом. — Эка ты, однако… Пропадем мы с тобой, дочка, от доброты нашей! Кругом море зла.
2
С той поры, как налтанхинцы отняли у хотона Орсуд колодец, людских слез пролилось небось побольше, чем воды в колодце! Стар и мал в хотоне смотрели со злобой в сторону враждебного им хотона Налтанхин.
— От Беергина, кажется, верховой, — без всякой радости объявил один из собравшихся. — Хорошо, если бы от Хемби кого-нибудь принесло! Так руки чешутся подраться!
— Не спеши с кулаками-то! — остепеняли драчуна те, что постарше. — Вот мать заторопилась выпороть своих детей, чуть сама на тот свет не отправилась! Надо было зайсану в рот не глядеть, когда остановился на ночлег, а врезать ему, скотине, да так, чтобы и воды в колодце не хватило башку отмыть!
Всадник между тем неторопливо приближался, направляя коня прямо к возбужденной толпе.
— Гляди-ка! А ведь это Нарма! Батрак Хемби! Ну тот, что лихо танцует!
Четыре парня, отделившись от толпы, ринулись навстречу Нарме. Как разъяренные дворняги окружают случайно заскочившего на усадьбу подраненного зайца, так эти парни обступили с двух сторон всадника. Сяяхля, заметив косые взгляды собравшихся, направленные на всадника, решила не укрываться, хотя по всем правилам ей не полагалось глазеть на парня, ухаживающего за нею. Беспокойство Сяяхли было слишком заметно. Три молодые женщины заступили ей дорогу, став полукружьем.
— Сяяхля! Не вмешивайся в мужские споры! Уж этого-то тебе не простят!
Двое слишком расторопных соседок, вроде бы шутя, подхватили девушку под руки.
— Не вздумайте пролить кровь невинного человека! — выкрикнула Сяяхля. — Нарма не участвовал в той драке!
— Мужчины сами разберутся! — цепко держала Сяяхлю слева дебелая молодка. — Ты же видела: мать пролила кровь своего сына за воду… А эти, — она кивнула в сторону Нармы, — уже двенадцать лет пьют нашу кровь!
— Зачем такая жестокость? Нарма такой же бедный человек, как и все мы. Он батрачит у зайсана!
Поняв, что ее все равно не отпустят, Сяяхля крикнула что было сил:
— Нарма, гони обратно! Уезжай, тебе говорят!
Нарма издалека увидел идущих ему навстречу широким твердым шагом орсудцев. Он решил было остановиться у околицы. Однако, когда услышал встревоженный голос Сяяхли, поступил совсем иначе. Он повесил малю на луку седла, слез с коня и протянул руку ближнему из парней.
— Мендевт! — сказал он громко, чтобы слышали все, кто был у кибитки.
Но парень из Орсуда оттолкнул руку Нармы и ударил его в подбородок. Нарма качнулся от неожиданного удара.
— Что я вам сделал? — спросил Нарма.
В это время с другой стороны к нему приблизился еще один, норовя пнуть ногой.
— Вы даже не спросите, зачем я приехал! Рады, что у меня в руках ничего нет?!
Нарма, немного отступив, отвел руку еще одного и толкнул от себя того, что наседал слева, норовя ударить ногой. Длинноногий, смешно взбрыкнув, полетел на землю. В драку вступил еще один. От его удара Нарма уклонился и вдруг ловко схватил парня за руку, подтянул обидчика поближе, рванул к своему плечу и перекинул через себя. Тот покатился под ноги коня, будто мешок с травой.
Мужчины, стоявшие у кибитки, вначале просто наблюдали за схваткой четверых с одним. Но когда Нарма расшвырял напавших, все возмущенно загалдели и ринулись на Нарму скопом. Сяяхля отчаянно рванулась и освободилась из рук женщин. Расталкивая мужчин, загораживая Нарму от разъяренных однохотонцев, она протиснулась в середину круга.
— Нарма, на коня! Не медли!.. Сомнут!..
— Почему я должен убегать? Что плохого я вам сделал? — выкрикивал то Сяяхле, то нападающим Нарма. Он все же потихоньку пятился к коню, но не рассчитал и уткнулся спиной во что-то твердое. То оказалась телега с пустой бочкой. Нарма вскочил на телегу.
— Уважаемые отцы, братья! — сказал Нарма, чуть не плача от обиды. — Почему вы набросились на меня? Я ведь с доброй вестью! Зайсан послал меня к вам сказать…
Его не слушали.
— Врешь, поганый наймит! Мы не маленькие — дурачить нас байками. — Мужчина, первым ударивший Нарму и получивший сдачи, орал будто резаный. — Эй, те, что ближе!