Читать интересную книгу Лена Сквоттер и парагон возмездия - Леонид Каганов

Даша озадаченно молчала.

— Честно говоря, — промолвила она наконец, — мне геи казались неприятными.

— Вы чем меня слушаете, Дарья?! — Я от возмущения даже вскочила с шезлонга. — При чем тут геи? При чем тут эти несчастные размалеванные уроды, инвалиды собственных комплексов? Разумеется, геи и вся эта грязная мужская педерсия — это самая последняя грязь на планете, она не имеет никакого отношения к истинному возвышенному гомосексуализму, на который способны только мы, женщины!

Вскоре пришел Хельмут — невзрачный старикашка со слуховым аппаратом. Он очень по-русски принес бутылку вина и букетик тюльпанов для бабушки. Как все баварцы, Хельмут говорил на немецком достаточно скверно, поэтому общалась с ним в основном бабушка. Мы выпили вина, он вежливо порасспрашивал нас о жизни в России, причем отвечала ему почему-то тоже бабушка. Если она хотела показать нам, как обычно проходят ее вечера в наше отсутствие, ей это вполне удалось.

Вечер оказался полон спокойной и размеренной немецкой тоски, для довершения картины не хватало глухо тикающих настенных часов, но их у бабушки не было. Устав от разговоров и бесконечного чая, старики классическим русским жестом включили телевизор. Пролистав потоки немецкой рекламы, гортанных новостей Фатерлянда и телевикторин, подозрительно похожих на наши и сюжетом, и дизайном, бабушка остановилась на канале, который, видимо, был аналогом нашего канала «Культура»: на полутемной сцене концертного зала, оборудованного вполне профессиональным эхом, стоял рояль, и какая-то дама средних лет со скандинавскими скулами и брезгливым выражением лица неторопливо ковырялась в его клавишах, словно искала там блох.

Поняв это как намек, мы с Дашей оставили бабушку с Хельмутом наедине, пожелав им gute Nacht, а сами отправились в комнату, которую выделили для ночлега нам. Я рассказываю это потому, что далее произошло достаточно любопытное событие: раздевшись, Дарья Филипповна долго ворочалась, вздыхала, откидывала одеяло и подходила к окну в ночной рубашке, и, наконец, набравшись храбрости, попробовала залезть ко мне под одеяло.

Мне пришлось в резкой форме объяснить этой lost soul, что практика гомосексуализма меня никоим образом не интересует, и чтобы она практиковалась в другом месте и в другое время. Я добавила, что ее личность меня не привлекает ничуть, и я не самец, которого может заинтересовать секс с молодой практиканткой. И что попытка практикантки поиметь свою руководительницу настолько вызывающа, что находится далеко за гранью good and evil. Еще в начале моей отповеди Даша испуганно уползла в свою кровать, а в конце тихо и безнадежно расплакалась. И я решила не продолжать, хотя у меня еще в запасе оставалось много невысказанных аргументов.

— Gute Nacht, Дарья Филипповна, — сухо закончила я. — Und benimmt euch.

Политическая цензура

Остаток нашего пребывания в Германии не запомнился ничем, и лишь отвозя нас в аэропорт, бабушка устроила своеобычную сцену.

— Я поражаюсь, — сообщила она замогильным тоном, крутя баранку, — как вам не страшно жить в России? Неужели вы до сих пор не поняли, куда все катится?

Я повернулась к Даше и трагически приподняла брови, как это умел делать один лишь Вертинский, а также все те, кто старательно копировал его мимику перед зеркалом в своей девичьей юности.

Дашу я предупреждала заранее, что бабушка обязательно заведет этот разговор.

— Почему ты молчишь, Лена? — сурово спросила бабушка. — Здесь нас никто не слышит, и микрофонов в моей машине тоже не установлено. Мы, знаешь, тоже читаем здесь газеты и тоже смотрим новости! И то, что происходит у вас сейчас… Это ужасно!

— Ода, — вздохнула я, чтобы что-то сказать. — Ужасно.

— И что самое ужасное, — азартно подхватила бабушка, — вам так промывают мозг, что вы уже и сами не замечаете, что живете в полицейском государстве с жесткой политической цензурой!

— В чем ты видишь политическую цензуру, бабушка? — уныло спросила я.

— В том, что у вас в России задушена свобода слова!

— В чем это проявляется, бабушка? — снова вздохнула я.

— Во всем! — Бабушка стукнула по рулю сухими ладошками. — Вся власть в России захвачена одной ********** группировкой, которая контролирует все средства массовой информации, телевидение, газеты, журналы и даже книги!

— Это тебе так рассказали в твоей эмигрантской газетке "Русская Германия"? — не выдержала я.

Бабушка зло покосилась на меня, ее губы побелели.

— А ты, Дашенька, тоже думаешь, у вас есть свобода слова? — спросила она угрожающе.

Даша кивнула.

— Вот как промывают вам мозг! — вздохнула бабушка. — Как в Северной Корее! Они тоже строятся по утрам в шеренги и поют гимны о том, что живут в самой свободной стране! Скажи, Лена, ведь ты же работаешь в офисе, пишешь какие-то статьи для прессы, верно?

— Иногда.

— И цензуры, ты считаешь, у вас нет?

— Нет.

— И ты можешь свободно опубликовать любой материал и написать что угодно?

— Да.

— И это напечатают без купюр? — Бабушка сверкнула глазами.

— Да.

— Ага! — Бабушка торжествующе посмотрела на меня. Так почему же ты открыто не напишешь о том, что ****

******** * * * ************ ********* *********

************ **** и что власть в стране захватила организованная непреступная группировка? Я вздохнула.

— Зачем мне об этом писать, бабушка? Я не занимаюс политикой. К тому же это неправда: ***** вовсе не ********

^ в F^(3 с с и и н е ********* *********

************

Кроме того.

и

вполне нормальные люди, это вы сделали из них какой-то жупел. Пойми бабушка, в России никто тебе не запретит крикнуть, что

* * * * * * * * i"^"-j j | ^ j * * * * * Ј^ * * * * * * * * * _ * * * * * * * * * * * 1^ j ^

можешь назвать вашего канцлера тупым недоноском?

— Могу! — гордо ответила бабушка.

— Ну назови, — потребовала я.

— Пожалуйста: наш канцлер Angela Merkel — тупой недоносок! Я могу выйти с плакатом, могу написать об этом в прессе, могу издать книгу!

— Сомневаюсь, — поморщилась я. — Но, допустим. Та вот, бабушка, у нас ровно то же самое. Я точно так же могу

1 1 С П fy clT ^1 ************ * * * * * * * _ * * * * * * * *

* * * * * * * * * * * * * aft He * * * * * * ** * * * * * * * * * ********** *************

9

************** ***** * ***** **** *** ******* ******** ***** *****

***** *********** ******* **** **** **** ********** *********

• i

******* ****** ********* **** ** ***** ******** ************ * ***

****** ** ***** ***** ** ********** ********** **** **** *****

******** ****** ******** * ********* ****** *** ** *** *****

*********** ^*****

******* ******** ***

*****

1 ч?

"~ ' 5 9

******* * эк****** ****** ***** ***** *** *********** ********* **** 9

****** *** ************** *** **** ******** *********** * ***

9 9 9 ******* * ******** ****** ****** ***** ******** ******* ***** _

9

1 * 9

• 9

•9 •

9 * ~

***** ** ***** ***************** ****** ********** *** ** *******

9

****** ******** ******* *** ** **********

— Так напиши об этом! — воскликнула бабушка. — О чем еще писать, как не об этом? Пусть люди узнают!

— Да это и так все знают, — подала голос Даша. — Не новость.

Бабушка посмотрела в Дашины честные глаза и ничего не ответила. Я думаю, что мы бы с бабушкой поссорились и в этот приезд тоже. Но, к счастью, мне в голову пришла спасительная мысль.

— Бабушка! — позвала я. — Ответь-ка ты мне лучше на вопрос, который меня уже давно интересует. Допустим, существует такая штука, которая может исполнить любое желание. Что бы ты попросила?

— Здоровья, — спокойно откликнулась бабушка. — Только здоровья, больше нечего просить. Вы, девочки мои, к счастью, этого еще долго не поймете. А когда поймете, будет уже поздно. — Она улыбнулась и подмигнула нам очень по-свойски.

Часть 8

Аюрведа

Приморский проспект

Обратные билеты у нас были до Петербурга. Для Даши это стало новостью, и мне, по-моему, так и не удалось ей внятно объяснить, почему я так поступила. Дело в том, что в Петербурге нам предстояло побывать в двух местах: обследовать точку на Приморском проспекте, а также навестить бывшего папиного тренера. И то и другое казалось мне важным. Точка была последней оставшейся, и я надеялась, что найду там Nazi Ort или хотя бы его следы. С тренером же мне хотелось побеседовать хотя бы просто потому, что это был единственный человек, который смог бы мне рассказать о моем отце. Но в Москве у меня было совершенно неотложное дело, и мне требовалось там присутствовать завтра. Поэтому заезд в Питер я спланировала как пробный, чтобы вернуться сюда позже, уже точно зная зачем. Примерно так звучала версия в моем пересказе, хотя на самом деле главную роль здесь сыграл тот факт, что билеты Дортмунд—Москва были только в самый неудобный аэропорт города, который я ненавидела, либо в бизнес-классе, и я пожалела нашу бухгалтерию.

Изложив Дарье Филипповне the situation, я добавила, что ей пора закрепить навыки самостоятельной работы, поэтому в одно из этих мест на разведку поедет она, в другое — на разведку я. Оставив багаж в Пулково, мы кинули жребий — у кого окажется длиннее ноготь на левом мизинце, тот поедет беседовать с тренером, у кого короче — отправится на Приморский проспект. Длиннее оказался у Дарьи, и я отправилась на Приморский проспект с некоторой радостью, потому что слегка побаивалась разговора с тренером об отце. Пусть Дарья вытянет из него информацию о поездках и интересах Кутузова, а я морально подготовлюсь к серьезной беседе, когда приеду в Питер специально для этого.