и к лицу румянец, я вовсе не хотел вас смутить. Давайте поговорим о чем-нибудь другом. Как вам нравится жить у мадам де Тревиль? Вы ведь у нее уже несколько месяцев?
Как я могла описать, что значило для меня это место? Уроки фехтования, вечера, проведенные в подготовке к очередному мероприятию в бесконечной веренице балов и званых ужинов, шпага и кинжал, прижатые к моим ногам под многочисленными слоями шелка. Подруги, которые никогда не позволят мне упасть.
— Очень нравится, — ответила я.
— Рад это слышать. Я однажды проезжал мимо этого дома по делам: он кажется чересчур большим для вас четверых и мадам де Тревиль. Вам там не одиноко?
Я хотела было возразить, но передумала. Этьен не знал Анри. Возможно, я смогу использовать это в своих целях. Мадам де Тревиль говорила, что он любитель охоты. Я изобразила лучший вымученный вздох в своем репертуаре и провела свободной рукой по голому дереву.
— Есть еще ее племянник. Но у него столько дел, — нахмурившись, поведала я. — В последние несколько раз мы с ним встречались при весьма странных обстоятельствах.
Ложь лучше всего смешивать с правдой. Анри и в самом деле был очень занят в последнее время.
Этьен внимательно выслушал меня и лишь потом заговорил:
— Не могу жаловаться, что мой потенциальный соперник не проводит с вами достаточно времени, однако мне жаль, если это вас огорчает.
Я тянула паузу сколько могла, пока эти вымученные слова висели между нами в воздухе, а после покачала головой, поглядев на него сквозь ресницы.
— Вы ошибаетесь, мы с месье просто друзья. — Лицо Этьена потеплело. Ничего не сказав, он снова тронулся с места, подстраиваясь под меня, чтобы мне не приходилось делать три своих шага на один его. — Могу я задать вам вопрос?
— Почему бы и нет? Вопрос за вопрос — это ведь справедливо, — ответил он.
Облизнув губы, я припомнила инструкции мадам да Тревиль. И то, как Этьен сжал зубы, когда мы стояли у входа в театр.
— Сегодня, когда тот месье инвестор упомянул вашего отца, вы были недовольны. — Он словно окаменел. — Простите меня. Я вовсе не хотела лезть не в свое дело…
— Не извиняйтесь. — Несколько прядей его темных волос выбились из ленты. В другое время, в другом месте, если бы я была другой, не той, что пытается выпытать его секреты ради Ордена, не той, чьи ненадежные ноги то и дело норовят подогнуться, я встала бы на цыпочки и заправила бы эти непослушные пряди ему за уши. — Я просто хочу быть собой. Чтобы во мне видели не толстую мошну моего отца, а человека, который действительно что-то делает. Должно быть, это нелегко понять…
— Напротив, я хорошо понимаю. — Он с удивлением посмотрел на меня, и я едва поборола желание оборвать себя на полуслове. — Когда ты пытаешься соответствовать чьим-то ожиданиям, но при этом желаешь идти собственным путем. И постоянно чувствуешь, что недостаточно хорош, что ты не тот, кем тебя хотят видеть.
На лице Этьена отразилось новое чувство.
— Вы словно говорите о том, что пережили сами.
— Неудивительно, что эти чувства мне знакомы — ведь я обучаюсь у мадам де Тревиль, — уклончиво ответила я с хрипловатым смешком. — А у вас в семье есть кто-то, кто сочувствует вашему положению?
— Мой дядя хотел вести коммерческую деятельность и сделать себе имя на торговле. Пожалуй, он лучше всех мог бы понять мое положение… но я никогда не говорил с ним об этом по-настоящему. Так, как с вами.
Я сглотнула и постаралась не уклониться от его внимательного взгляда. Он сказал, что не хотел меня смутить, и все же…
— Должно быть, он очень занят заключением сделок, инспектированием торговых судов и тому подобными делами.
Этьен улыбнулся, словно догадывался, что я понимаю, о чем он говорит, но сознательно решила истолковать это иначе.
— Я был удивлен, когда он сообщил, что появится на открытии театра. Честно говоря, это было слишком хорошо, чтобы быть правдой. И я не ошибся. После того как я написал вам, я получил от него письмо, что ему жаль отказываться в последний момент, однако он вынужден пропустить открытие, чтобы подготовиться к разгрузке последней в этом году партии товара. Он мог бы поручить это кому-то из своих работников… Однако прямо сейчас не могу сказать, что я о чем-то жалею.
Он посмотрел на меня, и я ответила на его взгляд, пытаясь отыскать в его лице признаки угрозы, как-то связанной с его отцом, но так ничего и не нашла.
Я замаскировала свой судорожный вздох покашливанием, однако оно не заглушило странного шума, который смешивался с возгласами, доносившимися откуда-то снаружи и эхом метавшимися по внутреннему дворику в свете звезд.
— Вы слышите?
Он нахмурился:
— Не о чем беспокоиться. Вероятно, это опоздавший зритель, расстроенный тем, что его не пускают внутрь.
Я снова обвила рукой локоть Этьена, и тут мы услышали крик. Пронзительный, отчетливый, он взлетел в туманное ночное небо, неся с собой отзвук отчаяния и страха. Затем он резко оборвался.
— Мы должны вернуться к остальным, — сказал Этьен. Я вцепилась в его руку, стараясь сохранить равновесие, когда он решительно устремился к двери.
— Таня! Слава богу! — воскликнула Теа, как только мы переступили через порог. Она казалась такой крошечной на фоне толпы зрителей, устремившихся в фойе. — Этот крик! Я так волновалась — не то чтобы я опасалась за ее безопасность, месье Вердон…
Он прервал ее, впрочем, вполне доброжелательно:
— Я понимаю. Я очень рад, что у Тани такие преданные подруги. — Теа, услышав, как он называет меня по имени, пристально посмотрела на меня. — Мадемуазель, — продолжил Этьен, — вы случайно не знаете, чем вызвана эта суматоха?
— Кто-то напал на одного из зрителей. Он говорит, что вышел в фойе, а затем внезапно почувствовал жгучую боль в затылке. Он ненадолго пришел в себя, но затем снова потерял сознание. А затем прохожий на улице сказал, что видел, как некто выбегал из театра, словно за ним гонятся. И теперь несколько господ там, у главного входа, решили отправиться на поиски нападавшего, — доложила Теа.
Этьен сжал зубы, посмотрел на меня, потом на двойные двери фойе, потом снова на меня:
— Если вам нехорошо, я вас не оставлю.
— Мадам де Тревиль не даст нас в обиду, — ответила я, ощущая, как сжимается горло и что-то сдавливает грудь. Я не испугалась внимательного взгляда, которым он меня окинул, однако отступила на шаг, ближе к Теа.
На лице Этьена отразилась решимость.
— Обещайте, что останетесь в театре до тех