снова вручает мне: «Ваше оружие, мадемуазель Мушкетерка». Тогда он впервые назвал меня так.
— Mon Dieu, я задела тебя? Ты ранена? — Портия схватила меня за руки и принялась осматривать, ища кровь.
— Papa, — попыталась выговорить я, но дыхание сбивалось снова и снова. Я словно оказалась под водой — хотела, но не могла вдохнуть. Втягивала воздух, но легкие заполнялись водой.
Я плакала, уткнувшись лицом в ладони.
Чьи-то руки обхватили меня, увели прочь от света, от шума. Усадили в кресло. Когда я наконец открыла глаза, то обнаружила, что нахожусь в кабинете мадам де Тревиль.
Наставница вручила мне чашку:
— Держи.
Я сделала несколько мелких глотков, ожидая, когда дыхание успокоится, а грудная клетка перестанет ходить ходуном.
— Где остальные?
— Я попросила их оставить нас наедине, — ответила она, разглядывая меня. — Ты так много сделала, чтобы справиться с произошедшим. Честно говоря, я удивлена, что ты сломалась только сейчас.
— Просто… когда шпаги…
— Ты не обязана объяснять, — ответила мадам де Тревиль с неожиданной для меня добротой в голосе.
Я сделала еще пару глотков и поставила чашку на стол. В груди шевельнулся страх.
— Пожалуйста, не снимайте меня со следующей операции. Я знаю, я кажусь сломленной, но на самом деле это не так. Я справлюсь.
— Тебе кажется, что все сомневаются в твоих способностях, хотя в действительности больше всех сомневаешься ты сама. — Мадам де Тревиль сделала паузу. Что-то ее тревожило. Она резко вздохнула и кивнула своим мыслям. — Я была с тобой не до конца откровенна. Поначалу я пеклась о безопасности Ордена. Ты отказывалась полностью признать свою утрату. Все проживают скорбь по-своему, но ты так упорно держала это в себе… Потом, по прошествии времени, я просто не хотела отвлекать тебя. Ты сомневалась, стоит ли вступать в Орден, и, когда все-таки вступила, у тебя были на то свои сложные причины, которые я не до конца понимаю. Однако я не ожидала, что ты настолько хорошо впишешься. Я думала, что оказываю услугу твоему отцу. Что ты сможешь помогать другим, быть на подстраховке. Я никогда не думала, что у тебя появятся собственные объекты. Но ты действительно стала для нас ценным приобретением; ты так же важна для нашей миссии, как Портия, Теа и Арья. Твои преданность делу и страсть к фехтованию — это редкий дар, который позволяет тебе во всех сферах жизни действовать с полной отдачей. Я не хотела нарушать этот баланс. Но теперь мне ясно, что только правда поможет тебе снова собрать себя в одно целое… и обеспечит твою верность Ордену.
Она потерла бровь, и пальцы оставили на ее лбу розовый след.
— Я не совсем понимаю, — сказала я.
— Есть причины полагать, что месье Вердон, я имею в виду Вердона-отца, вовлечен в заговор гораздо глубже, чем мы думали поначалу. У него нет титула, поэтому мы с кардиналом Мазарини считали, что граф де Монлюк — объект Портии на твоем первом балу — более вероятный подозреваемый, так как он пользуется определенным влиянием среди дворян. Но когда мы узнали, что к нему ходит младший брат месье Вердона, нам пришло в голову, что сам факт отсутствия у него титула может служить весомым мотивом. Когда король отправил множество аристократов в ссылку после Фронды, он передал часть их титулов тем, кого считал лояльными. Но Вердону ничего не досталось. Он мог годами планировать месть. Понимаешь теперь? Как я говорила раньше, к Вердону-старшему будет непросто подобраться напрямую, но можно попробовать использовать его сына. Вот почему он стал твоим объектом. — В ее голосе звучала непреклонность, на лице была написана решимость. — А если мы доберемся до Вердона-старшего…
Я коротко вздохнула, борясь с искушением потереть виски.
— Жаль, что вы сразу не рассказали мне о своих подозрениях. Понимаю, я новичок в Ордене. И наверное, не проявила достаточно послушания. Конечно, вам решать, что… — В моей памяти эхом раздался низкий голос: «Меня и еще двух моих сослуживцев вызвали расследовать убийство, совершенное на дороге из таверны „Чудной волк“ в поместье месье Вердона…» Желание мадам де Тревиль скрыть это от меня, скрыть связь между этим делом и моим отцом — все встало на свои места. — Нет! Не может быть… — Язык прилип к гортани, глаза наполнились слезами, а рот — слюной, щеки горели огнем. — Мой отец должен был остановиться у месье Вердона. Именно он сообщил, что Papa к нему так и не приехал.
В глазах мадам де Тревиль засветилась жалость.
— Я не понимаю… — пробормотала я.
— Потому что ты мыслишь как дочь. А должна мыслить как мушкетер, — мягко проговорила она.
Стук моего сердца звучал слишком громко. Маршал и месье Аллар сказали, что тело отца нашли на дороге между поместьем месье Вердона и таверной… мыслить как мушкетер… месье Вердону не составило бы труда изобразить тревогу о судьбе своего гостя. Он вполне мог сам подстеречь отца на пустынной дороге и напасть на него из засады. Кто поручится, что перед тем, как сообщить месье Аллару о папином исчезновении, Вердон не убил его и не замел следы — и лишь затем обратился за помощью, чтобы снять с себя подозрения?
Я подняла глаза и с ужасом посмотрела на мадам де Тревиль.
— Вижу, что ты пришла к тем же предположениям, что и я. Но важно не торопиться и не принимать эти домыслы за истину. Нам все еще нужны доказательства.
Мои пальцы — бледные, бескровные — схватились за стул.
— Вердон причастен к смерти Papa? Но почему… как вы могли подумать такое? Ведь то, что бандиты сотворили с ним… Отрезали ему бороду, волосы…
— Впервые об этом слышу, — ответила мадам де Тревиль. — Хотя… — Она поколебалась. — Неудивительно, что это не просочилось наружу. Такие вещи стараются скрывать.
— И тем не менее это случилось. Какой резон ему убивать Papa так жестоко?
— Может быть, он желал опозорить твоего отца. Или сделать суровое предупреждение тем, кто решит последовать за ним, — предположила мадам.
— Что вы хотите сказать?
— Таня, твой отец ездил по стране вовсе не для того, чтобы обсуждать открытие новых фехтовальных школ. Точнее, и для этого тоже, но это не было главной целью. Он собирал информацию о заговоре против короля. Для мушкетеров. Для Франции.
Глава восемнадцатая
Во мне вскипела ярость.
— Вы не имели права молчать об этом! Он был моим отцом! Моим!
Я сжала пальцами перстень, спрятанный за лифом платья.
— Надо было рассказать тебе. Прости.
— И это все, что вы можете сказать? Может быть, вы думали,