Читать интересную книгу Когда гений терпит поражение - Роджер Ловенстайн

Фонд утратил гибкость просто в силу масштабов своих операций. Компании поменьше по-прежнему продавали любые имевшиеся у них облигации, но LT оказалась беспомощна, как заплывший жиром кит, окруженный смертельно опасными пираньями. Масштаб позиций, открытых LT, был устрашающим, партнеры попали в ужасный переплет. Если бы они продали крошечную часть крупной позиции, скажем, сделки по свопам, то обвалили бы цены и уменьшили стоимость оставшейся части. Со времен работы в Salomon Хагани побуждал своих коллег удваивать позиции и даже увеличивать их вчетверо. Теперь он убедился в том, что масштабы сделок сопряжены с издержками.

К концу дня 10 сентября партнеры поняли, что пересекли критический психологический рубеж: их капитал стал меньше 2 миллиардов долларов. В самом конце дня Меривезеру позвонили. Это был тот самый телефонный звонок, которого Джей-Эм боялся. Звонил Уоррен Спектор, исполнительный вице-президент Bear Stearns. Активы, составлявшие обеспечение LT, сократились и теперь не дотягивают до 500 миллионов, хотя и были восстановлены к концу дня. Джей-Эм попытался было объяснить, что, вероятно, некоторые из контрагентов тянули время и своевременно не переслали причитающиеся LT деньги. Никому не хочется платить компании, если над ней нависла угроза банкротства. Но Спектор пренебрег этим объяснением и довольно резко сказал Меривезеру, что в воскресенье Bear Stearns направит в LT группу для изучения бухгалтерской документации компании. В случае несогласия LT с таким шагом в понедельник банк прекратит производить расчеты по ее операциям.

На следующий день, 11 сентября, Меривезер позвонил Корзайну. Шеф Goldman Sachs возвращался из Венеции, где отпраздновал годовщину своей свадьбы. Джей-Эм был предельно краток: LT необходимо срочно получить огромный кредит. Миллиарда долларов уже недостаточно. Для того чтобы появилась хоть какая-то надежда на выживание, фонду нужно мобилизовать по меньшей мере 2 миллиарда. Следующим, кому звонил Джей-Эм, снова был Макдоноу. Меривезер во всех подробностях сообщил главе нью-йоркского отделения Федеральной резервной системы об усилиях, предпринимаемых LT ради собственного спасения.

Когда в воскресенье группа из Bear Stearns прибыла в LT, сотрудники компании вели себя наилучшим образом. Внезапно превратившись в образцового клиента, компания открыла проверяющим свою документацию и выставила для них сандвичи. Словно бы считая причину оживления не стоящей внимания, Хилибранд терпеливо знакомил прибывших с подробностями всех сделок. Меривезер и Розенфелд присутствовали на протяжении всей вводной беседы, показывая, что LT серьезно принимает угрозу банка. На Эликса произвела впечатление работа компании, но масштабы операций LT обеспокоили его. На следующий день, после заседания исполнительного комитета Bear Stearns, Эликс повторил Шустаку, что банк действительно считает уровень в 500 миллионов нерушимым. Если LT снова пробьет этот уровень, игра будет закончена.

UBS, крупнейший инвестор LT, мучился еще более тяжкими опасениями, чем Bear Stearns. Дэвид Соло, виртуоз работы с ПФИ из старого Swiss Bank, понял (увы, слишком поздно): только что переживший слияния UBS вот-вот понесет кошмарные убытки. Изучая пакет гарантийных соглашений, Соло пришел к выводу об огромном риске, который взвалил на себя UBS в обмен на возможный доход в размере всего лишь 8 % (да и этот доход теперь, разумеется, никогда не будет получен). «Все эти рассуждения о хеджировании опционов, волатильности и сама премия смехотворны», – написал Соло в отправленном электронной почтой 14 сентября срочном сообщении Марселю Оспелю, бывшему главе Swiss Bank, а ныне исполнительному директору UBS. Словно в насмешку над партнерами по слиянию, Соло, подобно заговорщику, прибавил: «Эта сделка было одобрена группой членов исполнительного совета UBS и многими людьми из тех, кто сидит вокруг вашего стола».

Тем временем в понедельник Меривезер, Розенфелд и Лихи позвонили в Lehman Brothers. Джефф Вандербеек, управлявший в Lehman Brothers операциями с облигациями, сразу же спросил, правдивы ли доносившиеся со всех сторон слухи о крайне сложном положении фонда. «Прежде чем ответить, мы хотели бы поговорить о возможности мобилизации денег чрез вашу частную акционерную группу, – начал Джей-Эм как ни в чем ни бывало. – В прошлом году мы выплатили вам некоторую сумму. Теперь открываются наилучшие за последние 20 лет возможности». Поражала бесстрастность. Но за показным спокойствием скрывалось сдерживаемое напряжение. Меривезер попросил Розенфелда дать разъяснения по портфелю, но потом резко прервал его. Это было редким проявлением нетерпения по отношению к доверенному партнеру, к которому Меривезер относился как к сыну. Людей в Lehman Brothers вряд ли подобная выходка успокоила.

* * *

У LT оставалась одна лазейка, позволявшая избежать катастрофы: револьверный кредит, полученный компанией в 1996 году у банковского синдиката, во главе которого стоял Chase Manhattan. Этот кредит на сумму 900 миллионов (первоначально планировалась сумма 500 миллионов) был резервным инструментом, и им LT могла воспользоваться когда пожелает. Как правило, такого рода инструменты автоматически выключаются, если положение заемщика резко ухудшается. Эта ситуация известна как «существенное негативное изменение». Но в своем стремлении вести операции с LT банк Chase Manhattan опустил положение о существенном негативном изменении. Револьверный кредит можно было аннулировать, если в конце любого отчетного периода акционерный капитал LT сократится более чем наполовину. Но банки лишь «кудахтали» о том, что убытки фонда освободили их от обязательств по отношению к нему. Между тем последний отчетный период закончился 31 июля, а на эту дату у LT все еще оставался большой акционерный капитал. Поэтому с технической точки зрения банки были на крючке. Благодаря неряшливости, проявленной Chase Manhattan при составлении проекта договора, банки должны были дать в кредит неплатежеспособной компании 900 миллионов долларов.

Но среди партнеров возникли острые разногласия по вопросу о том, следует ли им брать кредит. Маллинс полагал, что не следует. Если фонд тонет, то зачем тащить за собой банки? Дополнительный кредит лишь усложнит ситуацию. Джей-Эм, Хокинс, Модест и лауреаты Нобелевской премии согласились с Маллинсом. Хилибранд, Хагани, Лихи и Розенфелд отчаянно настаивали на получении кредита. А как еще можно было надеяться на то, что LT пополнит свой залог в Bear Stearns, вопрошали они. Краскер, Макенти и Шустак тоже были за получение кредита. Юрисконсульт Рикардс указал: если LT не воспользуется любой возможностью, фонду придется нести ответственность перед своими инвесторами. «Нам не надо принимать решение сию же минуту», – наконец сказал Джей-Эм, прерывая споры. Партнеры все еще не испытывали по-настоящему острой нужды в средствах.

У партнеров все еще были Goldman Sachs и Корзайн, в середине сентября превратившийся в главную надежду LT. Высокий, бородатый Корзайн всегда казался непохожим на финансиста. Родившийся на ферме в южной части Иллинойса, Корзайн в колледже играл в баскетбол и женился на девушке, с которой вместе ходил в детский сад[234]. В 1975 году, через год после прихода Меривезера в Salomon, Корзайн пришел в Goldman, в отдел облигаций. Он был одаренным трейдером, пусть и не таким знаменитым, как Меривезер (к нему Корзайн относился с откровенным обожанием), а созданную Меривезером Группу арбитражных операций рассматривал как образец для собственной компании. По мере восхождения по служебной лестнице в Goldman Sachs Корзайн оставался все таким же живым человеком и был известен тем, что в мире, где все носили костюмные тройки, ходил в свитерах с заплатами.

Goldman Sachs, последний на Уолл-стрит частный инвестиционный банк полного профиля, имел некоторые общие с LT черты. Партнеры банка стремились к секретности и в течение многих десятилетий оставались поразительно замкнутой группой. Корпоративная культура банка отличалась исключительной сдержанностью (в фойе штаб-квартиры банка в доме 85 по Броуд-стрит не было никаких указаний на присутствие банка). До недавнего времени Goldman был известен заботливостью, которую щедро изливал на своих первоклассных корпоративных клиентов. Исповедующий банковское обслуживание, основанное на долговременных отношениях, Goldman презирал враждебные поглощения и даже избегал проведения операций за собственный счет, поскольку благородно исходил из посылки, утверждавшей, что операции за собственный счет могут привести банк к конфликту с его же клиентами[235]. Но в 1980 – начале 1990-х годов такие выдуманные в кабинетах нюансы были отодвинуты в сторону. Руководящий дуэт (Стивен Фридмен и Роберт Рубин, впоследствии ставший звездой министерства финансов) уверенно развернул торговлю, и, как только финансисты Goldman сняли белые перчатки, конфликты с клиентами стали обычным делом. Когда в 1994 году на рынке облигаций случился кризис, Goldman, как и LT, устанавливавший лимиты рисков в соответствии со статистическими моделями волатильности, понес огромные и дестабилизирующие убытки. В банке обнаружили, что другим трейдерам хорошо известны его позиции, сделанные за счет заимствованных средств, и выйти из этих позиций, не понеся тяжелых потерь, нельзя[236]. Партнеры бежали из банка в массовом порядке, и бремя руководства свалилось на непретенциозного Корзайна, который возглавил Goldman осенью 1994 года и занялся восстановлением партнерских отношений и бизнеса. Банк справился с трудностями, но его партнеры – опять же как и партнеры LT – поняли, что им необходим больший капитал. Это и стало причиной запланированного ими публичного предложения акций. А тем временем Корзайн сделал еще больший акцент на проводимых банком за собственный счет операциях, они оказались выгодным бизнесом.