Читать интересную книгу Мир иной (сборник) - Андрей Столяров

Федеральное правительство, судя по всему, пребывало в растерянности. У него не было ни сил, ни средств, чтобы хоть как-то минимизировать урбанистический хаос. Распоряжения его попросту игнорировались, президентские обращения и призывы не ставились ни во что, а продовольственная помощь, которую оно пыталось организовать, тут же перехватывалась администрацией штатов и графств.

Единственное, что американскому правительству удалось, – это силами той части армии, которая ему еще подчинялась, развернуть около сотни палаточных лагерей для беженцев, куда более-менее регулярно доставлялись питьевая вода, продукты, медикаменты.

Но это, разумеется, были паллиативные меры.

Улучшить ситуацию в целом они не могли.

Фактически через неделю все было кончено. Страна мегаполисов превратилась в страну кочующих орд. Я хорошо помню телевизионную хронику тех летних дней: пустынные улицы Миннеаполиса, Атланты, Чикаго, Нью-Йорка, битое стекло, посверкивающее на асфальте, искореженные автомобили, зияющие провалы витрин… И сверхъестественный, невообразимый пожар в Лос-Анджелесе: пламя движется гудящей стеной, пожирая один район за другим.

Кажется, лишь тогда до меня, как, впрочем, и до многих других, дошло, что возврата к прошлому нет.

Относительный порядок сохранялся лишь в китайских кварталах. Вероятно, в силу своей истории, которая никогда к ним милостива не была, китайцы быстрее всех остальных приспособились к условиям катастрофы. Во всяком случае, в чайна-таунах жизнь продолжалась. Откуда-то бралось горючее, продовольствие, средства связи, электроника, транспорт. Китайцы подключили локальные электросети, работающие от генераторов, пробили бульдозерами дороги, теперь пригодные для езды, наладили даже примитивную канализацию. Китайские военные патрули взяли под жесткий контроль прилегающие городские районы, следя в основном за тем, чтобы не бесчинствовали мародеры. Здесь соблюдались, конечно, чисто экономические интересы: вся техника, все ценные материалы и оборудование, все то, чем был богат прежний мир, целенаправленно изымалось и складировалось за «желтой стеной». Тут без проблем можно было достать запчасти к автомобилям, работающие батарейки, платы, фармацевтику, инструменты, любое оружие. Расчет, как правило, производился в юанях, процветал также натуральный товарообмен. А поскольку трансакции совершались под вооруженной китайской охраной, то и цены на все товары устанавливали только они.

Была в этом какая-то удивительная ирония: раньше такие фактории принадлежали исключительно американцам, которые, чувствуя свое цивилизационное превосходство, продавали индейцам «огненную воду», бусы и дешевый текстиль. Теперь те же американцы, свободные люди, граждане великой страны, смиренно привозили скромные свои товары к китайским форпостам и обменивали их на изделия более высокого технологического достоинства.

Когда-то Америка стала «белой», а индейцы, ее коренные жители, были вытеснены на обочину бытия.

Теперь Америка окрашивалась в другие цвета, причем «желтый» был не единственным, который утверждался в футурологической перспективе.

Уже во время грандиозного пожара в Лос-Анджелесе, полыхавшем почти пятеро суток и отравившем копотью землю на многие километры вокруг, правительство Мексики заявило, что «всю ответственность за восстановление спокойствия и порядка на исторически родственных территориях оно берет на себя», а уже на следующий день перешло от слов к делу. Ровно в девять утра мексиканские воинские подразделения под звуки национального гимна, под барабанный бой, торжественно, не встречая сопротивления, пересекли границу с Соединенными Штатами.

4

Мексика была вовсе не первой, кто проявил подобную инициативу. Двумя неделями ранее, еще до того как началась мучительная агония городов, правительство Канады официально уведомило правительство США, что «берет под временный контроль и ответственность» так называемую Каскадию, трансграничную область, захватывающую территории обеих стран. В заявлении особо подчеркивалось, что Канада ни в коей мере не покушается на территориальную целостность Соединенных Штатов Америки и не имеет намерения распространить на данную область канадский суверенитет. Речь идет исключительно о временном управлении, о стабилизации региона Каскадии в условиях коммуникационного паралича, о наведении там элементарного экономического порядка. Никакие права граждан Соединенных Штатов не будут ущемлены.

Правительство США отнеслось к этому заявлению с пониманием. Мгновенно был заключен договор о помощи со стороны дружественного государства. Соответствующие рекомендации были переданы муниципальным властям, после чего части канадской конной полиции продвинулись в штаты Орегон, Вашингтон и в северную часть Калифорнии.

С Мексикой ситуация была совершенно иная.

Еще на заре образования Соединенных Штатов в результате двух войн, которые Мексика проиграла, от нее были отторгнуты колоссальные земли, составлявшие почти половину ее государственной территории. На этих землях были образованы штаты Аризона, Невада, Юта, Калифорния, Нью-Мексико и Техас.

Это были чрезвычайно богатые земли. В Техасе вскоре была найдена нефть, в Аризоне – залежи меди. А Калифорния стала не только самым населенным штатом Америки, но и лидирует в США по объему валового внутреннего продукта.

Мексика этого унизительного поражения не забыла. В течение полутора сотен лет, прошедших со времени подписания договора Гвадалупе-Идальго, в национальном сознании мексиканцев пылала мечта: вернуть утраченные территории, вновь отодвинуть границы государства на север, отбросить проклятых гринго с исторических мексиканских земель.

Правда, мечты эти были совершенно бесплодными. И в военном, и в экономическом отношении Соединенные Штаты настолько превосходили «наследницу всех богов», что ни о какой новой войне речи быть не могло.

Однако во второй половине ХХ века положение изменилось. Внезапно выяснилось, что у Мексики есть оружие, которому не может противостоять все невероятное могущество США.

Дело заключалось в высокой рождаемости мексиканцев.

Данный фактор не раз играл в истории важную роль. Механизм его был типовым для уже упоминавшегося конфликта между «варварами» и «империей». Как только «варвары», входя с «империей» в тесный цивилизационный контакт, перенимали у нее более продвинутую, более современную медицину (прежде всего, разумеется, нормы санитарии и гигиены), детская смертность у них резко снижалась, как, впрочем, снижалась и смертность населения вообще, происходил демографический взрыв и давление на границы «империи» существенно возрастало.

В случае с Мексикой реализовывался аналогичный сценарий. В рядовой мексиканской семье было обычным делом иметь десять-двенадцать детей, в то время как рождаемость белых американцев неудержимо падала: семьи даже с тремя детьми становились демографической редкостью. К тому же богатый сосед – это всегда соблазн: реки, полные меда и молока, неудержимо манят сказочным изобилием. И если ранее, примерно до 1970-х годов, иммиграцию мексиканцев на территорию США еще удавалось каким-то образом сдерживать (во всяком случае, чрезмерной она не была), то после победы либерализма, приведшей к прозрачности официальных границ, не осталось уже практически никаких препон. В Соединенные Штаты хлынул мощный людской поток, стремительно растекающийся в пространстве юго-западных штатов.

Всеми правдами и неправдами мексиканцы устремлялись в Америку, оседали там, находили работу, постепенно легализовывались, создавали семьи, рожали детей, зазывали к себе многочисленных родственников и знакомых. Этнический баланс стремительно менялся в их пользу. На рубеже XXI века один из американских аналитиков в тревоге писал, что «воссоединение Мексики и Техаса происходит на наших глазах, рутинно и тихо. Эту область уже вполне можно именовать Мезоамерикой». А влиятельный журнал «Экономист» в это же время приводил потрясающую статистику: оказывается, население крупнейших городов Калифорнии на 90 % состоит из испаноязычных граждан.

Причем, в отличие от европейских иммигрантов, которые чувствовали свое историческое родство и потому в «плавильном котле» Америки быстро ассимилировались, мексиканцы вовсе не стремились превратиться в «настоящих американцев», предпочитая сохранять и свою многовековую культуру, и свой язык. Их дети ходили в испаноязычные школы, сами они читали испаноязычную прессу и слушали испаноязычное радио, а телевизионная сеть, вещающая на испанском, контрольный пакет которой, кстати, принадлежал правительству Мексики, очень быстро стала одной из крупнейших телевизионных сетей США. «Внутри, но не вместе» – вот лозунг, под которым мексиканцы жили в Америке. «Америка – это не гринго. Америка – это мы!». Более того, в испаноязычной среде стало модой с презрением относиться ко всему, что составляло американский государственный официоз. В 1998 году, например, во время футбольного матча между Мексикой и США, проходившего, между прочим, в Лос-Анджелесе, мексиканские болельщики освистали гимн США и напали на человека, осмелившегося поднять звездно-полосатый американский флаг. Один из мексиканских студентов тогда заявил: «Дядя Сэм – no es mi tio»[1].