Но и это было еще не все. Он следил за тем, чтобы участки земли, которые он покупал для будущих колоний, располагались стратегически выгодно, через Иудею, Самарию и Галилею, а сами колонии становились форпостами на случай необходимости. И такая необходимость возникла – спустя десятилетия.
Эдмонд организовал археологические раскопки на горе Сион и тратил на них значительные суммы в надежде найти Ковчег Завета. На вопрос Вейцмана, чего он ожидает при успешном окончании раскопок, барон ответил: «Проклятые раскопки, – мне важно обладание».
Арабским армиям повезло, что был всего один такой несионист на свете.
Вслед за деньгами Ротшильдов на Святую землю явились и они сами, самые богатые паломники, путешествующие на роскошной яхте, которая поднимала якорь в Марселе и опускала его в Яффе. Барон и баронесса Эдмонд начали приезжать в Палестину.
5 мая 1887 года «неизвестный жертвователь», барон Эдмонд, впервые ступил на землю Сиона. Один обозреватель назвал это событие «исторической встречей принца с его народом». Барон направился к Стене Плача, сопровождаемый толпами народа. Помолившись, он понял, что нужно сделать в первую очередь. Он выкупил Стену у арабов. И не только это. Барон подготовил проект выкупа прилегающих кварталов и превращения их в район компактного проживания еврейской общины. Чтобы преодолеть сопротивление мусульман, он предложил купить другой, равноценный участок земли и построить там комфортабельные жилища для тех мусульман, которым придется сменить место жительства.
Эдмонд выделил на этот проект три четверти миллиона франков. Иерусалимский паша дал свое согласие на его осуществление – но по какой-то таинственной причине против него восстал главный раввин Иерусалима, и он не был претворен в жизнь.
Тем не менее, визиты барона не прекращались. Его видели всюду – и в школах, и в больницах, на фермах и на промышленных предприятиях. Особым вниманием барона пользовались те предприятия, в работе которых он хорошо разбирался. Его интересовали винные заводы, парфюмерные фабрики. С интересом он относился и к конным соревнованиям юных колонистов. В 60-х годах XX века внук Эдмонда, барон Эдмонд нового времени, вместе с английским лордом Ротшильдом продолжили эту традицию. Они превратили Кесарию в прекрасный курорт с полями для гольфа.
Как бы ни был занят Эдмонд, он никогда не забывал о духовной основе своей деятельности. Однажды во время визита в Тель-Авив он с горечью сказал: «Никогда я так не жалел о том, что не знаю иврита».
В другой раз, обращаясь к колонистам, он произнес фразу, достойную тогда уже покойного раввина Мохилевера: «Если вы отойдете от иудаизма, весь наш народ окажется на грани катастрофы… ибо вы – гордость и надежда еврейства».
Через два дня после этой речи барон устроил званый обед на своей яхте. Все было сделано так, как и подобало у Ротшильдов. Огромная современная кухня была прекрасно оборудована для приготовления кошерных блюд, повара готовили бесчисленное количество изысканнейших – разумеется, кошерных – яств, не уступающих тем, которыми царь Соломон угощал Хебу. Обтянутая шелком молитвенная комната находилась в наиболее устойчивой части яхты. И на всех дверях роскошных кают были развешаны походные Торы.
Говорят, один из гостей так увлекся осмотром яхты, что не заметил, что остальные гости уже сходят на берег.
– Разве вы не собираетесь вернуться в Сион? – спросили у него.
– Вы возвращаетесь на Землю обетованную, – ответил он, – а я остаюсь! Остаюсь на обетованной яхте.
Допущены ко двору
Собрание сокровищ искусства во дворце Натаниэля в Терезианумгассе было поистине грандиозным. Там были четыре картины Ван Лоо, заказанные мадам Помпадур, уникальный порфирный стол Марии-Антуанетты, здесь хранилась коллекция шедевров эпох Людовика XIV, Людовика XV и Людовика XVI. Когда после Второй мировой войны это здание было разрушено, баронесса Кларисса передала хранившиеся в нем коллекции двум главным музеям искусств Вены, которым пришлось срочно провести реорганизацию экспозиции, чтобы разместить щедрые дары.
Для того чтобы поддерживать все эти сокровища в подобающем состоянии, требовалась целая армия слуг.
Среди огромного штата прислуги у Ротшильдов были должности полировщика серебра и полировщика мрамора. Работники, их занимавшие, тщательно следили за состоянием ротшильдовского мрамора и ротшильдовского серебра в течение многих лет и передавали свои посты по наследству своим детям.
Барон Альберт наслаждался грубой стороной жизни. Он был заядлым альпинистом и седьмым спортсменом, поднявшимся на пик Маттерхорн. Но ни он, ни его брат не чурались простых аристократических радостей сельской жизни. Они устраивали грандиозные охоты в своих многочисленных замках в Лангау, Энсфельде, Шиллендорфе и Бенешау. Сюда, в их роскошные замки, обедневшие гости-аристократы часто привозили с собой огромные чемоданы, полные грязной одежды. Это делалось из следующих соображений. Во-первых, большие чемоданы должны были подтвердить большое количество одежды и, следовательно, состоятельность гостя, но это было не главным. Основной целью была стрика. У Ротшильда около 130 человек были заняты в прачечных, они доводили до блеска верхнюю одежду гостей, тщательно стирали их белье. Так что стесненный в средствах визитер привозил с собой всю свою одежду, развешивал ее в шкафу, а слуги забирали и приводили в порядок, не задавая лишних вопросов. В конце концов хозяину это сильно надоело. Альберт прекратил эту практику, а гостям, прибывшим в гости как в прачечную, в багаж складывали упаковки коричневого стирального мыла.
В разгар весеннего сезона в Вене проходили ежегодные скачки – дерби (то есть ипподромные состязания трех– и четырехлетних скаковых лошадей). Здесь, так же как и в Лондоне, Ротшильды трижды стали первыми призерами. После скачек устраивалось традиционное ротшильдовское чаепитие. Но самой впечатляющей картиной был разъезд Семейства по домам по Хаупталлее, длинной аллее с тремя рядами деревьев, соединяющей центр города и ипподром. Наибольшее внимание привлекал электрический автомобиль Ротшильдов, который медленно и торжественно двигался в сторону города. За ним следовали личные экипажи Ротшильдов. Молодые Ротшильды обгоняли процессию в стремительном фиакре Франка.
Выражение «фиакр Франка» требует объяснения. Этот фиакр был живой эмблемой богатства старой Вены. Другим, таким же известным фиакром был фиакр Братфиша, которым пользовался принц Рудольф. И у Габсбургов, и у Ротшильдов были целые парки своих экипажей, но вдобавок к этому они постоянно держали наготове нанятый экипаж, такси XIX века. Рудольф использовал фиакр Братфиша, когда отправлялся на свои тайные амурные свидания, которые он хотел уберечь от глаз и ушей своей прислуги. Именно Братфиш обнаружил тела Рудольфа и его дамы сердца после их самоубийства в замке Майерлинг. У семейства Ротшильд не было такого обилия любовных предприятий, а фиакр Франка они нанимали за его потрясающую скорость.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});