Читать интересную книгу Бешеный Лис - Евгений Красницкий

– Э-э… Одиннадцать.

– Сколько из них взрослых мужей?

– Два.

– Два! Остальные – женщина и отроки. А сколько было куньевских татей?

– Четырнадцать… и еще два. Шестнадцать.

– Ну что, Первак Вторушич? Равные были силы?

– …

– Отвечать! – рявкнул Мишка командирским голосом.

– Нет. Неравные, – выдавил из себя Первак.

– Роська, сколько близкой родни было у Славомира среди нас?

– Трое… Нет, пятеро.

– Скольким из них кровь отворили?

– Троим, один и сейчас – не знаю, выживет ли.

– Первак Вторушич, что по заветам славянских богов положено за татьбу на дороге, убийство детей и пролитие родственной крови?

– …

– Отвечать! – снова рявкнул Мишка на подавленно молчащего Первака.

– Смерть.

– Не просто смерть! Мы имели право вырезать все Кунье городище! Мы подарили вам всем жизнь. Рабскую, но жизнь. Тот, кто был не согласен, умер или сбежал по дороге. Те, кто пришел сюда, согласились на рабскую жизнь. Ты пришел – значит, согласился! А если согласился, засунь свою гордость в заднее место и отвечай: мы, после всего этого, гниды?

– Нет… прости.

«Не перебор? Ломать не надо бы… В драку не полез, даже лаяться не стал. Не крут… Зато умен. Драться научим, не всем берсерками быть».

– Это – один твой путь. Остаешься с семьей, но, по сути, бросаешь их без помощи и защиты. Теперь посмотрим на другой путь. Воинская школа, «Младшая стража», место среди воинов. Ты ведешь жизнь, достойную мужчины, тебя уважают, ты сам хозяин своей судьбы. Война, раны, может быть, смерть. Славная смерть в бою, а не позорная под кнутом. Но есть возможность защитить своих (родню воина обижать поостерегутся), а самое главное, есть возможность выкупить их на волю. Особенно если в воинскую школу ты пойдешь не один, а с обоими братьями. Втроем с двух-трех удачных походов мать и сестру выкупите.

– А сколько надо на выкуп?

«Все, ты уже согласился! И в воинскую школу пойдешь, и в церковь, хотя ты пока об этом еще не знаешь. А я знаю».

– Вас взяли с бою, а не купили или взяли в закупы за долги, значит, цены у вас нет – на все воля хозяина. Но если вы меня не подведете ни в учебе, ни в бою, то торговаться о выкупе я буду за вас сам. Как я умею это делать, Роська тебе расскажет.

– Уже рассказал.

«Ай, молодец, воин Василий, ну до чего же в струю!»

– Тогда все, что нужно, ты уже знаешь. Иди и думай, но недолго: обельные грамоты выправят быстро. Стоит только нашему старосте Аристарху скрепить их печатью, и пути назад уже не будет.

– А креститься обязательно?

«Ну совсем хорошо, клиент дозрел, можно подавать к столу».

– Обязательно, причем не из-под палки, а добровольно. Понимаю, что трудно отказаться от веры отцов, но этого пока и не требуется. Прими христианство, для начала, не сердцем, а только умом. Это не измена, а ПОЗНАНИЕ. До сих пор ты знал только одну сторону веры – языческую. Познай теперь сторону христианскую. Чтобы делать выбор, надо ЗНАТЬ, а отвергать не зная – удел дураков. Пройдет время, выбор свершится сам собой, и ты еще будешь удивляться: «Как это я раньше не понимал?» Каким будет этот выбор, сейчас не сможет сказать никто. Проси о Святом крещении и вступай на путь познания. Это все, что я сегодня могу тебе сказать. Только сегодня, жизнь впереди еще длинная, будет время и для других разговоров.

– Ты говоришь, как волхв или как старик…

– А ты что, не слыхал о стариках в детском теле?

Первак вдруг отшатнулся от Мишки, как от змеи, лицо исказилось, зрачки расширились, рука дернулась в защитном жесте.

«Что? Что я такое сказал? Неважно, полный назад! Отмена! Эскейп!»

– Что? Неужели похож? – Мишка заставил себя улыбнуться. – Меньше бабьих сказок слушать нужно, а если слушать, то не всему верить.

«Попал! На лице явное облегчение. Здорово он трухнул, даже пот на лбу выступил. На что же я наткнулся? Какая-то страшная сказка, не дошедшая до двадцатого века? Наверно, что-то вроде того, какой-нибудь славянский Питер Пэн с кошмарным сюжетом. Ладно, потом выясним».

– Все, Первак Вторушич, пищи для размышлений я тебе дал достаточно, решения твоего жду завтра, край – послезавтра. Подумай, с матерью посоветуйся. А сейчас ступай, мне еще с Роськой поговорить надо.

«Фу-ух, что-то день сегодня длинный выдался. А еще говорят: „Болтать – не мешки ворочать“.

– Возьмешь его с братьями в свой десяток.

– Он же еще не согласился!

– Согласился, только сам об этом пока не знает. Был ты, Роська, старшим стрелком, станешь десятником. Определим к тебе всех ребят из холопских семей, которые захотят в воинское учение пойти. Лавр возьмет тебя и Мотьку смотреть холопские семьи, так ты к ребятишкам подходящего возраста приглядись. Поедете верхом, в бронях. Сверкай шлемом, звени кольчугой, вообще постарайся выглядеть лихо, чтобы ребятам завидно стало. Попозже подпустишь к ним Первака для разговора. Так, глядишь, у тебя под началом и не один десяток образуется.

– Когда же попозже? Ты же сказал, что обельные грамоты…

– А как обельная грамота составляется? На главу семьи «со чады и домочадцы». Детей в ней вообще не упоминают.

– А сам говорил: не врать.

– А я и не врал, Первак – старший мужчина в семье. Был бы помоложе, написали бы грамоту на вдову Листвяну, или как ее там окрестят. А так – на него.

– Минь! – Роська поколебался, но все же решился спросить: – Ты ему креститься притворно посоветовал, а остальных – вообще насильно. Разве так можно?

– Не только можно, нужно! Ты крест искренне принял, тебе это странно. Но подумай: сейчас в их душах царит мрак язычества. Наша обязанность как христиан заронить в этот мрак хотя бы искру Истинной Веры. А уж там… Как сказал один умный человек: «Из искры возгорится пламя!»

– Но насильно! – Роська никак не мог успокоиться. – Нельзя, грех это!

– Владимир Святой первыми на Руси крестил киевлян. Объявил указ: всем киевлянам прийти утром на берег Днепра и принять Святое крещение. Заканчивался же указ такими словами: «А кто не придет – да будет мне враг». Как князья с врагами поступают, сам знаешь. И это Святой! Чего уж нам-то, грешным? Если хоть несколько душ спасем, все оправдается.

Роська насупился и сидел молча, машинально ковыряя пальцем сучок в жерди. Почти физически ощущалось, как в его сознании происходит трудное переосмысление каких-то истин, ранее казавшихся незыблемыми.

«Хороший ты парень, крестник, и, как всякий неофит, хочешь быть святее папы римского. Ну не могу же я тебе объяснить, что споры о канонах и ритуалах – не борьба за веру, а борьба за паству – за хлебное место посредника между Ним и нами. Бог един, и Ему все равно, на каком языке ты к Нему обращаешься, в каком храме молишься, в какие одежды облачаешься. Мы все Его создания, независимо от того, как мы Его называем. Если, конечно, Он… есть. А если нету, то все равно вера нужна, иначе как мы будем отличать Добро от Зла?»

* * *

Лавр поднял Мишку ни свет ни заря. Терпеливо дождался, пока тот умоется, спросил, будет ли завтракать, но было заметно, что нервничает он очень сильно и даже несколько лишних минут ожидания для него будут настоящей пыткой. Поэтому Мишка отказался от еды, вытащил из-под лавки берестяной короб с тряпичной куклой, вручил его Лавру и потащился следом за дядькой, втихомолку проклиная осточертевшие костыли.

Кукла у Мишки получилась примитивной до неприличия. Две березовые веточки, связанные накрест и обмотанные тряпьем, некое подобие юбки, начинавшееся от самых «подмышек», платок из треугольного лоскута, «лицо», нарисованное угольком на серой холстине. Хорошо, что волхв был мужчиной: куклу, вышедшую из женских или даже девчоночьих рук он подделать не смог бы при всем старании.

Однако, несмотря на свой примитивизм, кукла, лежащая навзничь на наковальне, пронзенная толстой иглой, в алых отблесках пламени кузнечного горна выглядела жутковато, даже для Мишки. Что уж говорить о Лавре и Татьяне? Муж и жена – родители почти взрослых парней – выглядели сущими перепуганными детишками. Стояли прижавшись друг к другу, взявшись за руки, у Татьяны мелко подрагивали губы. На какой-то момент Мишке и в самом деле показалось, что он взрослый подонок, обманывающий малых детей.

– Начнем, пожалуй. «Отче наш, сущий на небесах! да святится имя Твое, да приидет Царствие Твое, да будет воля Твоя…»

Произнеся: «Аминь», Мишка взял в каждую руку кузнечные клещи, одними прижал куклу к наковальне, другими ухватил иглу и медленно потянул.

– Куб разности двух величин равен кубу первой минус утроенное произведение квадрата первой на вторую плюс утроенное произведение первой на квадрат второй минус куб второй!

К концу произнесения «заклятия» игла целиком вышла из куклы. Татьяна вдруг охнула и схватилась руками за живот, ноги у нее подогнулись, и, если бы не Лавр, она упала бы.