Я бы себе потом этого не простил... Надеюсь, вы меня понимаете.
До ужаса боялся и того, что он может вдруг осознать, что происходящее – это именно то, чего он опасался столько времени, и тогда он мог меня просто оттолкнуть и морально и физически, вернувшись в то свое состояние... и тогда это будет реальный пиздец.
Поэтому я знал - очень важно, чтобы он ясно понимал, чтос ним происходит, и чтобы на этошел сознательно...
А пока я делал то, что мы могли обапозволить. Я вылизывал его.
И в прямом и переносном смысле.
Предплечья, лопатки, позвоночник, открытую поясницу, ямочки на ней... А потом прижался губами к его уху и прошептал:
- Янусь, можно мне расстегнуть на тебе джинсы, а?
Он кивнул. И я благодарно поцеловал его в уголок губ.
И запустив руку под него, чуть приподнявшего бедра, чтобы мне было удобно, чувствуя, как сокращаются мышцы на животе, медленно расстегивал пояс, ширинку...
Забрался ему в боксеры, к паху, нащупал отросшие волосы на его обычно гладком лобке, и это почему-то показалось сейчас таким невероятно трогательным... Слыша рваное дыхание, аккуратно начал ласкать, чуть развернув его на бок, прижимая к себе спиной, обнимая одной рукой, чувствуя под пальцами колечко в соске, нежно его теребя, продолжал целовать и плечи, и шею, и в губы, когда он поворачивал ко мне лицо, сам при этом стискивая пальцами джинсы на моем бедре.
И мне до ужаса хотелось их с себя стащить, так же как и рубашку, и ощущать своего парня всем телом... Прикасаться своей голой кожей к его, такой же обнаженной и горячей. Но я не спешил. Хоть и мог кончить в любую минуту себе в штаны, бля... Но все-таки надеясь, что продержусь как можно дольше. А когда стало совсем невтерпеж, я попросил:
- Я сниму все, о’кей? Просто хочу всего тебя чувствовать... Ты не думай, я не...
И потом, получив разрешение и на это, разделся сам, и содрав с него и джинсы, и белье, вылизывал уже и ягодицы, бедра, а мой мальчик, влажный и от возбуждения, и, видимо, и от слабости после болезни, подо мной сходил с ума... Я и сам был такой же... Голова кружилась, сердце билось как ненормальное, вены распирало давлением от адреналина, но я чувствовал себя не просто замечательно, это был чистой воды экстаз, заполнивший меня, тающего от нежности и восторга, полностью.
Его хриплый шепот не давал нормально дышать, сбивая ритм сердца.
Я гладил его нежную кожу, выцеловывая каждый открытый миллиметр, и реально был как под кайфом от кромсающей мне душу острой нежности...
И он полностью открывался для ласк, что крошило мне мозг все больше, сам иногда направляя мою руку и по своему члену, и ниже, когда я, лаская его пах, мошонку, чувствовал, как он сам сжимает свои пальцы на моих, заставляя увеличивать давление, напор... Его выгибало в моих руках и трясло, и когда он первый раз кончил, с таким замечательным стоном, прижимая при этом мою ладонь свободной руки к своей груди, где долбилось сердце, так сильно вздрагивал всем телом, мокрый, нежный, любимый, что я, сдерживаясь, как мог, чуть слезу не пустил...
Через полминуты довел и себя до оргазма, уже перевернув Мозаика на спину, целуя грудь, расслабленный живот... И короче, кончил, когда терся членом о его бедро...
И все это не было окончанием в обычном смысле слова. Скорее – началом.
Мы обкончали себя, постель, так что потом с нее пришлось белье сдирать и отправлять в корзину для стирки, а самих себя засовывать под душ...
Но это было почти через три часа, перед приходом нашего зверя, позвонившего заранее.
Я наконец-то оторвался...
Я был счастлив, расслаблен и удовлетворен.
По крайней мере, наиближайшие несколько часов.
Только насрать на ЭТО было моему голодному монстру, который, припершись домой, окинув нас таких блаженных, с мокрыми волосами, пристальным взглядом, нежно назвал суками, усмехнулся, накормил свой желудок с помощью своего брата, а потом решил утолить еще и сексуальный голод.
Мной, конечно...
Тут и удивляться было нечему: мы не были вместе больше недели.
Так вот, я этоочень четко понял, когда мое чудо после выкуренной сигареты и чашечки кофе, став в проходе гостиной, окинул сначала взглядом прикорнувшего на диване Янусю, вымотанного и мной, и едва прошедшей болезнью, вздернул брови, уже глядя на меня, типа: «Что же ты, сволочь, с мальчиком сделал...», стал внаглую одной рукой расстегивать на себе ширинку, а вторую протянул мне...
И не оставалось ничего другого, как осторожно подняться с дивана, чтобы не потревожить мелкого, выключить плазму, подойти и принять его руку, а потом еще и тихо сказать, почти касаясь теплых, пахнущих кофе и сигаретами губ своими, начиная млеть от предвкушения и появившегося пульсирующего теплого комка внизу живота:
- Дай мне минутку... надо постель застелить...
И услышать в ответ:
- Твою мать... Что же вы там, гады, такое творили, а? Постель содрали... один вообще в осадок выпал...
- Хочешь, чтобы я тебе эторассказал?
- Не-а... чтобы показал хочу... И это... попка у тебя такая же загорелая, как и морда?
Я усмехнулся.
- Не поверишь... но тот, что выпал в осадок, тоже хотел знать именно это...
Часть четырнадцатая.
« Тела притягиваются... и оттягиваются! или Любовь – заболевание нежностью...»
- Эй, монстр...
Кинув на застеленную постель плед, я развернулся к Святу, уже успевшему содрать с себя рубашку и принявшемуся за джинсы.
- Ты куда-то торопишься, милый? М?
Удивленно взметнувшиеся брови, чуть прищуренный, затуманенный желанием взгляд.
- Что-то не так, Ангел? Ты хочешь раздеть меня сам?
Пара шагов и толчок ладонями в его плечи, почти грубо откинувший к стене.
- Ох... мама... – невольный выдох мне в лицо, когда я вдавливаю в его теплую грудь ладони, пальцы, ощущая ими напрягшиеся мышцы и затвердевшие от возбуждения бусинки сосков.
- Не гони лошадей, а? – шепот в его губы.
От него так славно пахнет крепким кофе и сигаретами. И им самим...