— Едва ли я когда-то выйду замуж. Скорее попробую открыть ателье.
— В Шайенне?
— Да.
Борясь с обидой, Надин предприняла последнюю попытку:
— Но женщина не может жить одна в городе и тем более — вести дела. Надо, чтоб рядом с ней был мужчина.
Эвиан усмехнулась.
— Для приличия?
— Хотя бы.
Вечером Арни сидел долго на крыльце. Надин рано ушла спать, а Эвиан вышла на улицу и смотрела в темноту.
Было душно; даже ветер, летевший с гор, был горячим, словно в пустыне. Млечный Путь огибал небеса, подобно серебряной радуге. Огромная желтая луна над горами казалась тяжелой; чудилось, будто она вот-вот упадет вниз, прорезав мрак и рассыпавшись миллионами огненных искр.
— Получается, я застрелил его еще и потому, что желал завладеть его имуществом, — сказал Арни.
— Мне прекрасно известно, что ты никогда об этом не думал.
— Но другие люди…
Эвиан положила руку ему на плечо.
— Какое нам дело до других людей, если мы знаем правду? В молодости Джозеф Иверс был бандитом. Он преследовал мою мать и, как она считала, разрушил ее счастье, убив моего отца. Фиона Тарбелл была честной женщиной, она бы не стала наводить напраслину на безвинного человека. О том, что он делал со мной, мне слишком тяжело говорить, но я все же скажу. После моего бегства с твоим другом и рождения Дункана Иверс возненавидел меня. Он мог ударить меня по лицу, и я терпела, чтобы он не выместил всю злобу на моем сыне. А еще… — Она расстегнула платье. — Разве этого мало, чтобы желать человеку смерти?
Увидев на ее коже цепочку синих отметин, Арни быстро отвел глаза.
— Мне нечего стыдиться тебя, ведь ты принимал моего ребенка, — сказала Эвиан.
— Прости, — потерянно произнес Арни. — Конечно, я не должен жаловаться, тем более — тебе. Наверное, я не имею права об этом говорить, но, когда пройдет положенное время, ты могла бы попытаться отыскать Кларенса. Например, подать объявление в газету о том, что ты овдовела.
Эвиан ответила напряженным, почти звенящим молчанием, и это сбило Арни с толку. Что он сказал не так?
— Впрочем, я до сих пор не знаю, жив ли он и что с ним.
— Он жив. Я видела его в Шайенне после рождения Дункана. Помнишь, мы с Надин ездили крестить детей?
Эвиан коротко рассказала Арни, как было дело, умолчав лишь о том, что Кларенс грозился его убить.
— О господи! Как ты все это вынесла?! Стало быть, Кларенс до сих пор не знает о сыне?!
К удивлению Арни, Эвиан молча потянула его за собой. Мужчине показалось, что сейчас ему придется узреть то, чего он предпочел бы никогда не видеть, узнать то, о чем он не хотел бы знать.
Эвиан привела его в комнату, где спали Дункан и Эрик, и подвела к кровати своего сына.
Глаза мальчика были закрыты. Залитые лунным сиянием, черты лица обозначились достаточно четко для того, чтобы Арни увидел то, чего не видел или не желал замечать раньше: его бывший друг Кларенс Хейвуд не имел никакого отношения к рождению этого ребенка. Отцом Дункана был Джозеф Иверс!
— Ты давно знаешь правду?
— Да.
— Почему тогда ты… Почему Иверс думал, будто это не его сын?! Если б он знал правду, ваша жизнь на ранчо или по крайней мере жизнь Дункана могла бы стать иной.
— Он с самого начала не верил в свое отцовство, и я всячески поддерживала в нем эту мысль. Не прямо, но намеками, своим поведением. И подспудно внушала это Дункану. Я не хотела, чтобы Иверс забрал себе моего сына. Я отомстила так, как сумела. Остальное доделал ты, за что я в долгу перед тобой до конца своей жизни.
Глава семнадцатая
Прошел год, который обитатели «Райской страны» провели относительно спокойно. Тайные переживания понемногу поглощались повседневными делами, к тому же каждый (кто с угрызениями совести, а кто и без) вкусил свою долю свободы.
Тех людей из «особого отряда» Джозефа Иверса, кто выслеживал воров и препятствовал угону скота, Арни оставил на ранчо, остальных рассчитал. Роль хозяина «Райской страны» он в большей степени расценивал и воспринимал как ответственность перед людьми, животными и землей, что с каждым днем постепенно избавляло его от чувства вины. Никто бы сейчас не справился с управлением ранчо лучше, чем он.
Эвиан перестала говорить об отъезде. Она словно оттаяла и стала гораздо живее. Теперь они с Надин, Арни и детьми все чаще смеялись и громко разговаривали, хотя, случалось, кто-то из них вдруг вздрагивал и затихал, словно потревоженный старой памятью или прежними чувствами.
Первую осень после гибели Джозефа Иверса они никуда не выезжали, соблюдая положенный траур, а на вторую Надин заявила о своем желании посетить бал, который традиционно устраивала Ассоциация скотоводов Вайоминга.
— Ты, наконец, должен вступить в нее, Арни! — говорила она мужу.
— Но ранчо владею не я!
— Зато ты им управляешь, и тебе прекрасно известно, что хозяином «Райской страны» все считают именно тебя, потому что я всего лишь женщина. Если б ты не был таким упрямым и позволил мне переписать имущество на твое имя…
Такие разговоры Арни всегда пресекал.
— Я родился бедняком. Я имею только то, что лежит на моей совести. Так было и будет всегда.
Надин тихонько вздохнула.
— Но в Шайенн мы можем поехать?
— Едва ли Эвиан согласится!
К удивлению Арни, Эвиан не возразила. Более того, она сказала, что им с Надин надо отправиться в Шайенн заранее и немного пожить в городе, чтобы успеть сшить себе несколько платьев.
Надин пришла в восторг от этой идеи; мальчики тоже с воодушевлением предвкушали поездку, и Арни ничего не оставалось, как согласиться. В конце концов, и женщины, и дети слишком долго были лишены развлечений.
Осенние краски почти отгорели; лес тонул в туманной дымке, а воздух был прохладным и сырым. Контуры гор и волны лесов расплывались, растворяясь в неведомой пустоте.
Арни запряг в повозку пару хороших коней. Надин вышла из дома в наглухо застегнутом темно-коричневом платье и такого же цвета шляпке. Она вела за руку Кортни и что-то оживленно говорила ей. Потом появилась Эвиан, и Арни подумал, что молчаливость и печальный взгляд не только придают ей таинственность, но и словно бы прибавляют годы. Даже сейчас ей далеко не всегда удавалось стряхнуть с себя мрачноватую задумчивость.
Именно поэтому Арни не верилось, что, несмотря на все уговоры, Эвиан захочет побывать на балу, но он, похоже, ошибся: очутившись в номере «Метрополя» и разобрав вещи, молодая женщина быстро набросала на бумаге несколько фасонов бальных платьев. Комната немедленно наполнилась легковесной болтовней двух женщин, полагающих, что они решают воистину мировые проблемы.