— Она в прачечной с Энни и Хейди. Эрика я отправила в дом.
— Надо позаботиться о Дункане, — выдавил Арни.
— Я это сделаю. Иди за мной. Постарайся ни с кем не встречаться. Подожди меня.
— Хорошо.
Эвиан была удивительно спокойна, даже холодна. Арни знал, что материнство изменило Надин, но теперь видел, что гораздо больше оно повлияло на Эвиан. В ее сдержанности таилась такая внутренняя сила, какой позавидовал бы любой мужчина.
Пока Эвиан разговаривала с сыном, поила его успокоительным отваром, а потом давала какие-то указания Эрику, Арни сидел в чулане, примыкающем к ее комнате, точно преступник, ожидающий приговора в тюремной камере.
Он застрелил человека, убил собственного тестя, отца своей жены! Убил, потому что глубоко в душе всегда желал это сделать. Он не мог простить Иверсу ни того, что тот вынудил его стать предателем, ни того, что все эти годы он, Арни Янсон, был его наемным работником, слугой. Он просто осуществил свой давний замысел, совершил акт возмездия.
Вернулась Эвиан и тронула его за плечо.
— Идем. Дункан уснул. Нам надо поговорить.
Арни, пошатываясь, прошел в комнату и опустился на стул.
— Я убил его, — повторил он бесцветным голосом, и глаза Эвиан вспыхнули, озаряя лицо.
— Хвала Господу, в чье милосердие я уже не верила! — выдохнула она, и Арни вздрогнул.
Эвиан прошлась по комнате, сжала руки, потом опустила их. В выражении ее просветлевшего лица была сосредоточенность и все та же неожиданная сила.
«Что ж, — подумал Арни, — ее обретает тот, кто обрел свободу. А для отчаявшегося неважно, как он освободился».
— Он хотел задушить Дункана?
— Мне показалось, что да. А когда я на него закричал, он наставил на меня револьвер. И тогда я выстрелил.
— Ты спасал моего сына.
Арни тяжело покачал головой.
— Не совсем так. Были другие причины.
— Не было никаких причин, — твердо произнесла Эвиан. — Произошел несчастный случай. Винтовка выстрелила, но никто не нажимал на курок.
Арни криво усмехнулся.
— Оружие не стреляет само. Это известно всем, тем более — шерифу.
— Стреляет, если, скажем, ударится о землю. Об этом знаю даже я.
— Дункан все видел, — произнес Арни после паузы.
— Да, — подтвердила Эвиан, — и он расскажет все так, как надо. Я с ним поговорю. Он не проболтается.
— Это нечестно. Нельзя учить ребенка лгать.
— Нельзя хватать ребенка за шею и пытаться его задушить, — веско произнесла Эвиан, и Арни не нашел, что ответить. Он только спросил:
— А Эрик?
— Эрик был дома. Он не свидетель.
Арни уставился в пустоту.
— А что я скажу Надин?
— Она не должна ничего знать.
Арни подумал о том, насколько тесно они были связаны с Надин все эти годы. А теперь ему придется обманывать ее до конца жизни?
— Нет, я не сумею. Я сдамся властям.
— Ты хочешь, чтобы тебя повесили?! Ты нужен здесь, Арни, нужен всем нам. Иверс не стоит того, чтобы разрушать свою жизнь. Нашу жизнь. Ты лишишь Надин мужа, детей — отца, а меня — человека, на которого я всегда и во всем могу положиться.
Он схватился руками за голову.
— Положиться на меня?! Чтобы жениться на Надин, я выдал вас с Кларенсом, сказав ему, что вы отправились в Денвер!
Если лицо Эвиан омрачилось, то только на миг, а после она убежденно произнесла:
— Пока Иверс был жив, я не могла быть счастлива ни с Кларенсом, ни с кем-то другим. Так или иначе мне пришлось бы жить в неуверенности, в страхе, что рано или поздно он отыщет меня и вернет назад. Он всегда твердил, что закон на его стороне, и это было правдой. Я всегда знала, что обрету свободу лишь с его смертью. Ты не просто спас Дункана, ты освободил меня, Арни. И вообще — хватит слов. Мы должны пойти туда и привезти его на ранчо. Возьмем повозку. Думаю, мы справимся вдвоем.
Арни вскинул взор.
— Ты не боишься?
Его поразил ее спокойный ответ:
— Чего мне бояться? Я всегда желала увидеть его мертвым.
Когда все было сделано, Арни отправил верхового в Шайенн, а сам пошел в прачечную. В тот день была большая стирка, и Надин, Энни и Хейди все еще находились там.
На улице стояла невыносимая жара, а в прачечной было еще жарче, потому платье Надин насквозь промокло от пота. Она расстегнула лиф, и прозрачные ручейки сбегали в ложбинку между грудями. Пряди волос прилипли ко лбу, а лицо и руки были такими красными, словно их ошпарили кипятком. Она тяжело дышала, однако выглядела оживленной и даже веселой.
Работа доставляла ей радость. Когда она закончит стирку, чистые простыни будут трепетать на веревке, надуваясь от ветра, как паруса. Надин никогда не мечтала о путешествиях и кораблях. Ей нравилось пребывать в своей собственной уютной и тихой гавани.
Увидев мужа, женщина удивилась. Что заставило его посетить женское царство? У Арни было серое лицо, и он выглядел непохожим на самого себя.
Ему казалось, что он никогда не сможет говорить с женой так, как говорил прежде, когда их существование было пронизано ощущением на первый взгляд незаметной и вместе с тем удивительно глубокой гармонии.
— Надин, твой отец…
Он не успел закончить фразу — послышались торопливые шаги: Арни догоняла Эвиан. Ее лицо было непроницаемым, взгляд тяжелым, а голос твердым:
— Произошел несчастный случай, в котором никто не виноват. Надин, мистер Иверс мертв.
Молодая женщина переводила растерянный взгляд с одного лица на другое. Она видела, что Арни растерян, почти убит, и знала, что смерть ее отца положила конец страданиям Эвиан. Джозеф Иверс никогда не уделял своей дочери ни малейшего внимания, но все-таки он не был для нее чужим, потому она сперва всхлипнула, а потом, не таясь, зарыдала.
Надин потянулась к Арни, и тому ничего не оставалось, как обнять жену. Слова застревали в его горле, но прикосновения были искренними. Хотя бы так он мог попросить у нее прощения за свою слабость и свою ложь.
Из-за страшной жары похороны пришлось организовать почти немедленно, еще до приезда шерифа.
Джозеф Иверс никогда не ходил на кладбище, и оно выглядело неухоженным. Надин следила лишь за могилой матери, а остальные камни покосились, заросли травой, были изъедены ветром и дождем.
Церемония была очень скромной. Никто не знал, что сказать; ковбои переминались с ноги на ногу и поглядывали то друг на друга, то на кучку близких родственников покойного. Надин тихо плакала. Арни держался натянуто, на пределе сил. Дети выглядели испуганными. Эвиан стояла у гроба, спрятав руки в складках черного вдовьего платья и слегка наклонив голову, так, чтобы никто не заметил, что в глубине ее глаз прячется радость.