заметила мерцание света — это был очередной охранник, дремлющий на посту. Он не ожидал гостей, а тем более, смертоносной тени, которая прокралась мимо его сопящего тела к лестнице на второй этаж.
Поднявшись наверх, она применила еще одно заклинание, которое позволяло почувствовать биение сердца своей жертвы, и точно определила необходимую дверь. Сарассис приготовилась нанести решающий удар. Она знала, что когда кровь жертвы будет пролита, ее магия временно ослабеет, и она станет видна. Но, если все будет сделано правильно, никто не узнает, о смерти хозяина. Вынув с пояса тонкий стилет, блеснувший в тусклом свете магического светильника, что стоял на подоконнике в конце коридора, девушка облизнула иглу лезвия, слегка рассекая раздвоенный в магическом сосредоточении язык и щедро смазывая острие смесью слюны с собственной кровью.
Дверь была не заперта и, проникнув в комнату, Сарассис убедилась, что её цель спит безмятежным сном. Она подошла к кровати и, задержав на всякий случай дыхание, замахнулась. Видимо Архон Лорентс опасался покушения и дорого ценил свою жизнь, так как даже опытный глаз ассасина не заметил тончайшего, охранного заклинания, что успело вывести своего подзащитного из глубокого сна. За доли секунды Сарассис оказалась поверх тела жертвы, стараясь прикрыть его зарождающийся вопль ладонью, и тут же вонзила стилет на всю его длину в область сердца мужчины. Смерть жертвы была моментальной, однако, с первого этажа все же раздались взволнованные голоса охраны. Магия невидимости моментально развеялась, стоило только ей потерять концентрацию, видя, как кровавые ручейки от раны растекаются по белоснежным простыням. Однако, это было уже не важно. Миссия выполнена, и Сарассис знала, что теперь ей осталось лишь покинуть место преступления. Она, несмотря на приличный расход магических единиц, снова призвала заклинание невидимой тени, чтобы скрыться от глаз охранников, стремящихся в комнату в ответ на предсмертный всхлип своего господина. Сара спокойно вышла сквозь распахнувшиеся двери, дождавшись, когда проем освободит ворвавшиеся внутрь телохранители. Пока нерадивые сторожа поднимали шум, обвиняя друг друга в некомпетентности, Сарассис без проблем покинула поместье, прямо через пустые центральные ворота, охрана которых в это время рыскала возле дома в поисках киллера.
Возвращаясь в свое убежище, что она снимала у старушки в одном из самых злачных кварталов, куда соваться без оружия считалось верхом глупости, Сарассис планировала заскочить в контору к Мастеру и отчитаться об успехе операции. Тот скрывал свой кровавый бизнес под вывеской антикварной лавки, но любое, мало-мальски знакомое с этим бизнесом существо, вывело бы ассортимент, представленный в конторе на чистую воду. Подозрительные фигуры, что попадались ей на пути, видимо подсознательно чувствовали, что эта девушка не станет легкой добычей и почтительно, убирались с ее дороги. Все же, контролируя обстановку вокруг, Сарассис уверенно шла по маршруту и вспоминала, что именно послужило стартом ко всем тем перипетиям, что выпали на ее молодые годы.
Нагиня помнила тот день, как будто это случилось только вчера, хотя прошло уже больше пятнадцати лет. Она с Алиндеей, своей младшей сестрой выживала на окраине небольшой деревушки, именуемой Шарадан, расположенной в шести дня пути на восток от Шесшариса, столицы Зерпентии, мира змеелюдей. Наводненная широкими реками и многочисленными болотами, территория не пользовалась большой популярностью в качестве мест постоянного обитания, и девочкам приходилось каждый день бороться за выживание. С момента вылупления в родном мире первого нага, Зерпентия была жестока и безразлична к своим обитателям. Смерть родителей в схватке с аллигаторами год назад, оставила Сарассис с сестрой совсем одних и единственное, на что могли рассчитывать девочки, были они друг у друга.
Поздней осенью, когда все запасы, что имелись в полуразрушенной хижине были уже на исходе, Единая послала в дом сироток одноглазого нага. А если быть более точным, двенадцатилетняя Сарассис обнаружила раненного полузмея на болотах, где пыталась набить палкой жирных лягушек в надежде на то, что запасы их вяленого мяса позволит ей с сестрой продержаться очередную зиму. Она с трудом смогла дотащить бессознательное тело до дома, благо, большую часть пути девочка волокла его по реке, русло которой пробегало мимо их жилища. Чужак провел в бреду несколько дней, а сестры не решились сообщить старосте, что в их доме лежит незнакомец. Принцип жизни в деревне, как и во всех восточных землях Зерпентии был прост и жесток одновременно. Все твои проблемы — это только твои проблемы. Не справился — отправляйся к Единой, пусть она позаботиться о твоей слабой душонке. Очнувшийся незнакомец оказался куда более благодарным, чем немногочисленные обитатели Шарадана. Властный, уверенный в себе наг сразу же заметил в старшей девочке нечто большее, чем просто истощенную голодом нагиню. Он увидел в ней решимость и способность выживать в любых жестких условиях, используя все достоинства как своей расы, так и окружающей среды.
— Ты рождена для гораздо большего, чем выживать на этих болотах! — сказал он спустя пять дней юной Сарассис, помогающей ему обдирать шкуру с убитого кабана в, один из темных вечеров. — Я могу предложить тебе путь. Путь к власти. Путь к благосостоянию. Твоему и твоей сестры! Путь к отмщению самой судьбе за все те невзгоды, что проползли в твое гнездо. Но этот путь потребует от тебя много жертв. И первой из них станет необходимость покинуть этот мир и перебраться в другой. В Алитаю. Мир, дающий возможность любому существу достигнуть своих невероятных желаний.
Руки девочки вцепились в покрытый кровью кабана кинжал не из желания убивать, а из желания защитить — защитить сестру и обеспечить ей жизнь без нищеты и страха смерти. Она согласилась стать оружием в руках загадочного незнакомца, его тенью, которая несет смерть тем, на кого он покажет. Каждое убийство, каждый акт жестокости под его знаменем, был шагом к тому миру, в котором ее сестра могла бы спать, не боясь утреннего голода, ночного насилия или смерти из-за невозможности купить дорогостоящее лекарство. Алиндея была слаба с момента рождения и практически не переносила дневной свет. Мама девочек говорила, что это Единая наслала болезнь на малышку из-за грехов их народа. Но сама Сара в это не верила. Как можно было наказывать такую кроху за дела, которые та даже не совершала? Разве может быть в мире подобная несправедливость? Последний флакон с лекарством, что оставался в доме, был выпит Алиндей еще