После легкой трапезы мы вчетвером пошли гулять по частным владениям Гришиных друзей. Погода по-летнему теплая. Луг покрыт густой малахитовой травой. Настроение превосходное. Резвимся с девочками словно подружки-сверстницы. Учу правилам игры в любимые с детства «штандер», «замри-отомри», «колечко, колечко, выйди на крылечко» – дети в восторге. Таким образом я незаметно завоевываю их расположение. Грегори наблюдает за нами со стороны, улыбаясь умилительно. А мне очень не хватает Димки.
Наутро девочки приходят в нашу спальню и садятся на край постели.
– Alex, у тебя есть загородный дом?
– Нет, – вздыхаю искренне, – такого дома нет. Всегда мечтала жить где-нибудь в глубинке.
– Что это – в глубинке? – переспрашивают они.
– Ну, подальше от шумного города, поближе к нетронутой природе, в какой-нибудь глуши.
– Это как здесь? – спрашивает Ника.
– Не совсем. Здесь все уже окультурено, а там – первозданно. Вам это трудно представить, наверное!
– А ты была хоть раз в такой глубинке? – осведомилась Вика.
– Представь себе, сразу после окончания школы бродила с группой музыкантов именно по таким удаленным от цивилизации местам.
– Расскажи! – хором требуют заинтригованные девочки. Они забираются прямо с ногами на постель, поближе ко мне.
Под их напором принимаюсь рассказывать. Я повествую сначала сдержанно, затем всё больше распаляясь. Я расписываю свои приключения в красках. Вижу, как любопытство на славных мордашках сменяет изумление, затем жгучий интерес. Грегори жестами пытается остановить меня, но я отмахиваюсь, ведь дети-то не перебивают, им-то мое повествование кажется занимательным, это очевидно! Грегори шутливо закрывает мне рот своей рукой. Девочки смеются, но я вижу, как жадно внимают моему колоритному повествованию. Сама же, извлекая из тайников памяти глубоко запрятанные воспоминания, я вновь непроизвольно погружаюсь в ту волшебную вязь. Воссоздаю всё виртуозно, с артистизмом, который вспыхивает во мне всегда, когда примечаю направленные на себя глаза заинтересованной публики, моей публики!
– Так, дети, – Грегори обрывает на полуслове моё незавершенное выступление, – всем быстренько умываться и готовить завтрак.
Девочки с явной неохотой сползают с кровати и покидают спальню.
– Что это с тобой, дорогуша? – со сталью в голосе вопрошает Грегори.
– А почему это ты перебиваешь рассказчика на полуслове? – в тон ему недоумеваю я. – Мне показалось, что девочкам было интересно меня слушать.
– Я думал, ты никогда не остановишься. Тебя понесло совсем не в то русло. Ты что, дорогая моя, вообще не чувствуешь, где находятся границы дозволенного?
– А что же недозволенного было в моем рассказе? – столбенею я.
– Видишь ли, Саша, мои дети слишком хорошо воспитаны, чтобы перебивать старших. Ну, а подробности твоей бурной молодости, эти экстравагантности, двусмысленности, столь возбужденно выданные тобой, им и вовсе знать незачем! Они формировались, видишь ли, совсем иначе, в другой среде.
Грегори говорит строго, отчетливо, пристально глядя мне в глаза. Я съеживаюсь под этим взглядом.
– Мне не хотелось бы, Саша, до поры посвящать детей в некоторые вещи. Особенно недопустимо, чтобы подобная информация исходила от моей будущей жены.
Я молчу, сраженная собственной неуклюжестью. Дурацкой болтливостью. Несдержанностью. Разнузданностью даже. Вот и первый серьезный прокол.
– Гришенька, что же мне теперь делать? – бормочу жалобно, пытаясь растопить лед недовольства. – Я что, действительно настолько сильно смутила девочек своим рассказом?
– Пожалуй, они впервые слышали подобное, – задумчиво произнес Грегори. – Теперь тебе надо постараться аккуратно вывести их из шока, постараться разубедить. Переиграть, что ли, эту ситуацию. Не хочу, чтоб у них сложилось о тебе превратное мнение.
И ушел принимать водные процедуры. Я полежала в дурном оцепенении, подумала. Ничего не надумав, решила принять душ в другой ванной комнате, благо их здесь было несколько. Когда спустилась вниз, девочки сидели на веранде и шептались.
– А где папа? – спросила я деланно бодрым голосом.
– Папа куда-то уехал, – прозвучал короткий ответ.
Вероятно, Грегори давал мне шанс оправдаться самостоятельно. Я села напротив и начала разговор издалека. Расспросила об их друзьях. Друзей у них, как выяснилось, было немного. Они в этом весьма осторожны и избирательны. Им вполне хватает друг друга.
– As for me, – сказала Ника, – sports and music classes забирают у меня so much time. – Она вежливо улыбнулась и, извинившись, вышла в туалет.
– Слушай, – говорит мне Вика, – ты такая классная! – И заговорщицки добавляет: – Хочешь, расскажу секрет?
– Конечно, Вика, – отвечаю польщенно.
– Знаешь, мне нравится один мальчик. Черный. Мы вместе играем в sockball. Ты только не говори daddy, please, он этого не поймет.
– Конечно-конечно, можешь не беспокоиться, – радуюсь неожиданному откровению я. Хотя, признаться, не понимаю, что именно может вызвать осуждение Грегори: увлечение модным для американских тинейджеров соксом или симпатия к чернокожему мальчику?
Решила воспользоваться моментом, чтоб отыграть назад утреннюю ситуацию. Когда вернулась Ника, я принялась как бы между прочим за рассказ о своем детстве. О строгом и правильном воспитании, которое (несмотря на богемные нравы окружающего мира) ухитрились дать нам с сестрой родители. О выборе с их помощью верного пути в жизни. А под конец индифферентно сообщила, что все, о чем я рассказывала в спальне, – просто выдумка, вызванная желанием их развлечь.
– Ну вы же, девчонки, наверняка мечтаете о чем-либо, – бодро подытожила я. – Точно так и у меня придумался весь этот бред…
Девочки переглянулись. Повисла пауза.
– Sorry, – разочарованно протянула Вероника и отвернулась к окну.
– Don’t worry, Alex, – сочувственно произнесла Виктория, – daddy велел тебе так сказать, I think. – Она покачала головой совсем по-взрослому.
Где-то за домом раздался шум подъезжающего автомобиля, протяжный свист тормозов, затем резкий звук, похожий на громыхание града по жестяной крыше, оглушительный хлопок и тишина. Мы замерли, испуганно глядя друг на друга. Через пару минут в дверях возник взволнованный Грегори. На лбу – кровавая ссадина. В руке – бумажный стакан.
– Где ты был? – спросила я недоуменно.
– Ездил за горячим кофе, хотел сделать тебе сюрприз, вот. – И он протянул мне стаканчик, на дне которого действительно плескался кофе.
– What’s wrong, daddy? – воскликнула обеспокоенная Вика.
– Пойдемте, покажу, – сказал Грегори и повел нас во двор.
То, что представилось взору, с трудом поддается словесному воссозданию. Вместо мощного блестящего «Бьюика» мы увидели кусок перекошенного, сплющенного металла, насквозь прошитого огромным бревном.