военного времени командным, начальствующим и красноармейским составом, не обеспеченными предусмотренным по табелю военного времени вооружением, снаряжением, боеприпасами, запасными частями и т. п.
В отдельных частях имеет место проникновение социально чуждых, морально неустойчивых и враждебных элементов.
Начальники особых отделов округов за редким исключением не доносят НКВД СССР о состоянии отмобилизовываемых частей, не информируют об этом военные советы округов и не принимают на месте решительных мер к устранению имеющихся недочетов.
Под личную ответственность начальников особых отделов округов
ПРИКАЗЫВАЮ:
1. Поставить работу таким образом, чтобы при отмобилизовании частей мобилизовать всю агентуру и осведомительную сеть на выявление имеющихся недочетов в отмобилизации.
2. О ходе отмобилизования частей, недочетах в комплектовании людьми, об имеющихся компрометирующих материалах на начсостав и красноармейцев, недочетах в состоянии материальной части, снаряжении, вооружении и боеприпасах информировать военные советы округов и немедленно доносить Особому отделу НКВД СССР.
3. О лицах, ближайшие родственники которых находятся за границей, настроенных пораженчески или высказывающих изменнические или террористические настроения, ставить перед военными советами вопрос об их отводе»[188].
Руководство НКВД пыталось учесть горькие уроки недавней «малой войны» — в канун надвигавшейся мировой. Стоит, однако, обратить внимание на слова: «информировать», «доносить», «ставить вопрос»…
* * *
Определяющей во внутренней политике Советского государства в 1930-е годы была формулировка И. В. Сталина об обострении классовой борьбы внутри общества по мере продвижения страны к социализму.
Волна репрессий основательно прошла тогда и по командно-начальствующему составу РККА. За один только 1933 год было уволено 22 308 командиров и красноармейцев, из них «по признакам социальной принадлежности и политической неблагонадежности» — 20 258; с 1934 по 1936 год из армии и с флота было изгнано около 22 тысяч военнослужащих, а в 1937–1938 годах — около 40 тысяч. К части уволенных военнослужащих были применены меры репрессивного характера — от лишения свободы до высшей меры наказания. Причем главными инициаторами «чистки» в вооруженных силах выступали не особые отделы, а армейские политорганы. Кстати, лица высшего командно-политического состава РККА арестовывались только с согласия наркома обороны.
В этой «борьбе» партийная верхушка пыталась превратить органы ОГПУ — НКВД в свою главную опору, хотя, как мы видим, тоже не очень им доверяла.
«Репрессии серьезно ударили и по чекистским кадрам. С 1 октября 1936-го по 1 января 1938 года из органов ГУГБ было уволено 5229 оперативных сотрудников, из них 1220 — арестованы и привлечены к уголовной ответственности: 884 — „за контрреволюционную деятельность“, 172 — за уголовные преступления, 164 — за развал работы, пьянство и дискредитацию звания офицера НКВД. Общая численность работников ГУГБ НКВД СССР, арестованных за „контрреволюционные преступления“, то есть репрессированных в ходе ликвидации так называемого „заговора в НКВД“, составляла около 2,5 тысячи человек. Среди репрессированных были и сотрудники особых отделов армии и флота, в том числе и практически все высшие руководители военной контрразведки 1936–1939 годов»[189].
Примечательно, что, когда 26 сентября 1936 года наркомом внутренних дел стал секретарь ЦК ВКП(б) Н. И. Ежов, он принялся лично руководить сбором компрометирующих материалов на военачальников Красной армии. Вскоре был раскрыт еще и «заговор в НКВД» — Николаю Ивановичу, как «стороннему назначенцу», сделать это было совсем несложно, ибо в душе у него вряд ли что могло дрогнуть. В апреле — мае 1937 года в качестве «заговорщиков» были арестованы многие руководящие работника наркомата.
Кстати, на допросе 26 апреля 1937 года бывший нарком Г. Г. Ягода, «назначенный» главным руководителем заговора, сказал: «Личных связей в буквальном смысле слова среди военных у меня не было. Были официальные знакомства. Никого из них я вербовать не пытался».
Менее стойкими оказались известные уже нам заместитель наркома Г. Е. Прокофьев, начальник Особого отдела М. И. Гай, а также — комбриг М. Е. Медведев, бывший начальник ПВО РККА. Они назвали участников «военного заговора», вскоре вообще окрещенного «военно-фашистским», маршала М. Н. Тухачевского, командармов 1-го ранга И. Э. Якира и И. П. Уборевича, командарма 2-го ранга А. И. Корка, комкоров Б. М. Фельдмана и Р. П. Эйдемана и ряд других высших военачальников, якобы состоявших «в преступной связи с Г. Г. Ягодой».
Осуждать — мол, оговорили невинных — легко. Однако уточним, во-первых, что тогда начальником Особого отдела ГУГБ был И. М. Леплевский. Именно при нем утвердилась та практика следствия, которая позднее была охарактеризована в приказе Л. П. Берии как «огульное применение ко всем арестованным незаконных методов физического воздействия». Во-вторых, напомним, что многие события 1937 года не прояснены до сих пор.
«В исторической литературе, посвященной Тухачевскому, есть свидетельства о попытке привлечь маршала к заговору против Сталина. Так, начальник Управления по начальствующему составу РККА комкор Б. Фельдман, близкий приятель Тухачевского, говорил ему: „Разве ты не видишь, куда идет дело? Он всех нас передушит, как цыплят. Необходимо действовать“.
Маршал тем не менее отказался участвовать в военном перевороте.
Во время следствия по делу Ягоды и „красных генералов“ выяснилось, что зондирующие разговоры с Тухачевским действительно велись, но не более того. В глазах многих он был потенциальным главой потенциального заговора, как и в 1923–1924, 1928 и 1930 годах. Поэтому в глазах Сталина он представлял явную опасность, степень которой зависела от политической ситуации»[190].
О личности и судьбе «красного маршала» написано немало, но истина до сих пор остается скрытой. Начальник Особого отдела И. М. Леплевский, организатор и «исполнитель» приснопамятной «Весны», сам возглавил следствие по делу Тухачевского, который был арестован 22 мая 1937 года. Оно было недолгим: уже 11 июня 1937 года состоялся суд над М. Н. Тухачевским, И. Э. Якиром, И. П. Уборевичем, А. И. Корком, Б. М. Фельдманом, Р. П. Эйдеманом, В. М. Примаковым и В. К. Путной, которые были приговорены к расстрелу. Приговор был приведен в исполнение на следующий день. Ягоду расстреляли 15 марта 1938 года…
Приговор в отношении М. Н. Тухачевского и других участников «военно-фашистского заговора» был отменен Военной коллегией Верховного суда СССР за отсутствием состава преступления 31 января 1957 года. Генеральный комиссар госбезопасности Ягода не реабилитирован до сих пор.
Повторим, что это дело оставило больше вопросов, нежели ответов…
* * *
«В мае 1938 года на базе Особого отдела ГУГБ было создано Управление особых отделов, начальником которого был назначен комбриг Н. Н. Федоров. Под его руководством были возбуждены дела на заместителей наркома обороны Маршала Советского Союза А. И. Егорова, командарма 1-го ранга И. Ф. Федько, на командующего войсками Белорусского военного округа командарма 1-го ранга И. П. Белова, наркома Военно-морского флота армейского комиссара 1-го ранга П. А. Смирнова, начальника Управления коменданта Московского Кремля комдива П. П. Ткалуна, заместителя командующего войсками Харьковского военного округа комдива В. С. Погребного, заместителя начальника Управления по начальствующему составу РККА комдива И. Я. Хорошилова и ряд других военачальников. Все они впоследствии были посмертно реабилитированы.
Но 28 января 1939 года Федоров сам был арестован по обвинению в принадлежности к якобы существовавшей в НКВД заговорщической организации и 3 февраля 1940 года расстрелян по приговору Военной коллегии Верховного суда СССР. При пересмотре его дела в 1957 году было установлено, что предъявленное обвинение не соответствует действительности, однако в реабилитации было отказано, так как под руководством Федорова проводились репрессии против партийных