получил. Благодарная императрица нашла ему синекуру — теплое место начальника Главного санитарного управления. Но одно дело убивать безоружных, другое — организовать эффективную помощь раненым. Г-н Муравьев на это органически не способен. И вот таких господ в окружении императрицы полно. Теперь ясно, почему мы терпим поражение в войне? Пока Россией будут руководить подобные правители, ей не встать на ноги и не занять достойное место среди просвещенных стран Европы. Увы!»
Марию накрыла волна гнева. Статья била под дых. Это был не привычный вопль либералов о бездушном самодержавии, истеричный и бездоказательный, а точный и безжалостный удар. Марию и саму волновали цифры потерь, но до сих пор она не представляла, как их можно уменьшить. Почему ей никто не доложил? В результате грязное белье вытащили на всеобщее обозрение. Статья била по престижу монархии, причем, больно. Эти врач и репортер (интересно, кто из них кого нашел?) вынуждали ее принимать решения, а этого Мария не терпела. Она позвонила в колокольчик.
— Читали? — спросила вошедшего секретаря, показав газету.
— Да, ваше императорское величество, — кивнул тот.
— Найдите мне Муравьева и этого Довнар-Подляского. Немедленно!
— Его превосходительство ждет в приемной. За Довнар-Подляским послали. Я подумал, что вы захотите с ними поговорить.
«Умница! — подумала Мария. — Сокровище, а не секретарь».
— Благодарю, Сергей Витальевич. Пригласите генерала.
Муравьев выглядел встрепанным. Войдя в кабинет, он поклонился, и запричитал с порога:
— Да что ж это такое, государыня? Облили грязью старика! На всю страну! Убийцей сделали. Да я для раненых… Денно и нощно…
— Успокойтесь, Аристарх Модестович! — сказала Мария. — Присядьте, выпейте воды.
Она подала гостю стакан. Муравьев схватил его и жадно осушил.
— А теперь поговорим, — Мария поставила стакан на стол. — То, что написано в газете, правда?
— Клевета, государыня!
— Значит, прошения от Брусилова не было? Его предложения поддержать инициативу зауряд-врача и других медиков?
— Э-э…
— Значит, было, — заключила Мария. — Резолюцию писали?
— Ваше императорское величество! Мне чуть ли не ежедневно присылают подобные прожекты. Их авторы уверены, что только они знают, как лучше организовать вспомоществование раненым. А у меня в управлении трудятся лучшие специалисты империи. Они в отличие от авторов прожектов в деле разбираются.
— Среди ваших специалистов много врачей?
— Э-э…
— Не слышу!
— Никого нет, ваше императорское величество.
— Тогда почему вы называете их специалистами?
— Они много лет на службе. Собаку на этом съели.
— Тогда почему процент излеченных и вернувшихся в строй раненых у германцев больше?
— У них врачи лучше.
— Вы так считаете?
— Убежден, государыня! Этот щенок, распустивший язык, учился в Германии, потому и оперирует хорошо. Наши хуже.
— А как же Оппель, Вельяминов, Бурденко, Миротворцев, Вреден, Петров, Альбрехт? — перечислила Мария. — Все они учились в России. Замечательные врачи, и это признают за рубежом.
Муравьев не ответил, только опустил глаза долу. «Ольга права, — подумала императрица. — Нельзя давать волю чувству, даже такому, как благодарность. Муравьева давно следовало отправить в отставку».
— Вы много сделали для империи, Аристарх Модестович, — сказала она примирительно. — Я этого не забуду. Однако силы человеческие не беспредельны. Для каждого из нас рано или поздно настает срок, когда нужно отойти от дел.
Муравьев поднял голову. В тусклых старческих глазах блеснула влага.
— Мне подать прошение об отставке?
— Она будет почетной. С наградой, титулом, выдачей земель. Вы это заслужили.
— Благодарю, ваше императорское величество! Честь имею!
Муравьев встал и, сгорбившись, направился к выходу. У дверей вдруг встал и обернулся.
— Последняя просьба, ваше императорское величество. Уважьте старика!
— Слушаю! — сказала Мария.
— Накажите этого лекаришку! Законопатьте его!.. — Муравьев сжал кулак.
— Вы можете сделать это своей властью. Отставка пока не принята.
— Мне нельзя. Скажут, что я расправился с человеком, который сказал правду в глаза.
«А мне, значит, можно?» — подумала Мария, но все ж кивнула:
— Обещаю!
— Я буду молиться за вас! — сказал Муравьев и вышел.
Мария опустилась в кресло. Тяжело увольнять преданных людей, однако, необходимо. Отставка Муравьева притушит страсти в обществе. А вот кем его заменить? В идеале — врачом. Но воспримет ли его армия? Нужна фигура, которая устроит всех. Где такую найти?..
Размышления прервал стук в дверь.
— Войдите! — сказала Мария.
На пороге возник секретарь.
— Прибыл Довнар-Подляский, — доложил с порога.
— Пусть войдет! — сказала императрица и встала. Не из уважения к гостю. Стоящий государь вызывает у подданных трепет. А ей хотелось, чтобы гость трепетал…
Глава 16
«Да он рыжий!» — подумала Мария, когда посетитель перешагнул порог кабинета. Рыжих она не любила, и от этого ее неприязнь к гостю только возросла.
— Здравия желаю, ваше императорское величество! — поприветствовал ее зауряд-врач.
Мария не ответила, только уставилась на него. О ее взгляде в Кремлевском дворце ходили легенды. Придворных он повергал в трепет, случалось, некоторые теряли сознание. Однако Довнар-Подляский не стушевался: стоял и спокойно смотрел на нее. «Наглец! — решила Мария. — Нигилист! Ничего, я приведу тебя в чувство!»
— Вы облили грязью заслуженного человека! — сказала ледяным голосом. — Преданного Отечеству и трону. Осознаете это?
— Никого я не обливал, — ответил Довнар-Подляский.
— Объяснитесь! — нахмурилась императрица.
— Мне неизвестны заслуги господина Муравьева. Охотно верю, что он патриот и замечательный семьянин, которого обожают домочадцы. Но в данных обстоятельствах это не имеет значения. Господин Муравьев повинен в смерти десятков тысяч русских солдат и офицеров, и это факт.
— Голословное обвинение! В вас говорит обида.
— Личную обиду можно перетерпеть. Он обозвал меня «лекаришкой» — пусть. Я не пошел бы к репортеру из-за этого. В конце концов, он генерал, а я зауряд-врач. Но простить смерть тысяч людей… Вы говорите, что он предан трону и Отечеству. Однако верность — это не профессия, нужно еще что-то делать. А вот к этому господин Муравьев решительно не способен.
— Не вам судить!
— Отчего же? — пожал он плечами. — Как раз мне и таким, как я, это хорошо видно. Когда перед тобой раненый, которому несвоевременно и неправильно оказали первую помощь… Когда он умирает на твоих глазах от гангрены… Для тех, кто в штабах, эти смерти — всего лишь цифры, палочки с нулями. Они не слышат стонов и криков, не видят глаз умирающих. А ты не можешь оказать им помощь, потому что бессилен. Поздно.
Эти слова ввергли Марию в смущение. Она ждала от посетителя оправданий, попытки обелить себя, но тот не собирался этого делать. Более того, обвинял ее. Пусть косвенно, но однозначно: ответственность за назначенных чиновников несет государыня. Марию охватило раздражение.
— Почему вы думаете, что ваши предложения пойдут на пользу? Знаете, сколько таких прожектов поступает в канцелярии министерств и ведомств? Их авторы мнят себя спасителями Отечества, —