— Not’ Pere, que etes aux cieux,[38] — затянул Шустер, и Делакруа присоединился к нему в молитве. Они произнесли ее по-французски, закончив, как положено: «Mais delivres du mal, ainsi soit-il».[39] К тому времени слезы Дела высохли, он заметно успокоился. Затем последовало несколько строф по-английски, после чего Шустер хотел подняться, но Делакруа удержал его, что-то сказав по-французски. Шустер выслушал, нахмурился. Дел добавил еще пару фраз и с надеждой воззрился на священника.
Шустер повернулся ко мне.
— Он хочет произнести еще одну молитву, с которой я не могу ему помочь, не являясь католиком. Ничего?
Я взглянул на настенные часы. До полуночи еще семнадцать минут.
— Хорошо, но пусть поторапливается. Нам нельзя выбиваться из графика, знаете ли.
— Не волнуйтесь.
Шустер повернулся к Делу, кивнул.
Дел закрыл глаза, но ни слова не сорвалось с его уст. Брови его сошлись у переносицы, и я понял, что он роется в памяти, силясь отыскать то, что хранилось там без дела много лет. Я вновь взглянул на часы, хотел уже сказать, что нам пора, но Зверюга дернул меня за рукав и покачал головой.
И тут Дел заговорил, быстро, напевно, и французский его звучал нежно и чувственно:
— Marie! Je vous salue, Marie, oui, pleine de grace; Le Seigner est avec vous; vous etes benie toutes les femmes, et mon cher Jesus, le fruit de vos entrailles, est beni.[40] — Он снова плакал, но, думаю, не замечал этого. — Sainte Marie, О ma mere, Mere de Dieu, priez pour moi, priez pour nous, pauvres pecheurs, maintenant et a l’heure… L’heure de notre mort. L’heure de mon mort.[41] — Он глубоко вдохнул. — Ainsi soit-il[42] Молния полыхнула в окно бело-голубым светом, когда Делакруа поднимался с колен. Все подпрыгнули или вздрогнули от неожиданности, за исключением Делакруа, все еще погруженного в древнюю молитву. Он вытянул перед собой руку, не глядя, не зная, к чему она прикоснется. Сделав шаг вперед, Зверюга пожал руку Делакруа. Тот посмотрел на него и чуть улыбнулся.
— Nous…[43] — начал он, замолчал и перешел на английский. — Теперь мы можем идти, босс Хоуэлл, босс Эджкомб. С Богом я договорился.
— Это хорошо, — отозвался я, гадая, что будет думать Делакруа о договоре с Богом через двадцать минут, после экзекуции. Мне оставалось лишь надеяться, что его последнюю молитву услышали, и Пресвятая Дева Мария молится за него всей душой и сердцем, потому что Эдуард Делакруа, насильник и убийца, мог рассчитывать только на Ее заступничество. А за окном вновь громыхнуло. — Пошли, Дел… Осталось немного.
— Хорошо, босс, это хорошо. Потому что я больше не боюсь. — Говорил он одно, да вот в глазах я читал другое: боялся он, и тут ему не могли помочь ни наш Создатель, ни Дева Мария. Они все боялись, когда подходили к краю зеленого ковра, чтобы нырнуть в низкую дверь.
— Остановись внизу, — шепотом предупредил я Дела, когда мы входили в кладовую, но мог бы этого не говорить. Он остановился, спустившись с последней ступени, просто остолбенел, увидев стоящего на возвышении Перси Уэтмора с ведром с губкой у одной ноги и телефонным аппаратом, напрямую соединенным с кабинетом губернатора, на уровне правого плеча.
— Нет! — в ужасе выдохнул Дел. — Нет, нет, только не он!
— Иди, — легонько подтолкнул его Зверюга. — Смотри только на меня и Пола. Забудь, что он здесь.
— Но…
Люди уже начали оборачиваться на нас, но я чуть развернулся и ухватил Делакруа за левый локоть так, что этого никто не видел.
— Возьми себя в руки, — говорил я, не размыкая губ, так что слышали меня только Дел и, возможно, Зверюга. — Большинство этих людей запомнит только одно: как ты держался. Предстань перед ними в лучшем виде.
Тут громыхнуло от души, так, что завибрировала металлическая крыша кладовой. Перси подпрыгнул, словно кто-то пощекотал его, а Дел пренебрежительно хохотнул.
— Грохнет чуть громче, так он опять надует в штаны. — Дел расправил плечи (было б что расправлять). — Пошли. Покончим с этим.
Мы направились к возвышению. Делакруа нервно доглядывал на свидетелей, их собралось человек двадцать пять. Мы, Зверюга, Дин и я, смотрели на Старую Замыкалку. Ничего необычного я не заметил. Бросил вопросительный взгляд на Перси, а тот скорчил гримасу, как бы говоря: «Вас интересует, все ли в порядке? Естественно, все».
Оставалось лишь надеяться, что так оно и есть.
Зверюга и я автоматически поддержали Делакруа под локти, когда тот поднимался на возвышение. От пола оно отстояло всего на восемь дюймов, но многие из приговоренных, даже самые крепкие, бывало, не могли взять без посторонней помощи эту последнюю в их жизни высоту.
Дел, однако, взял. На мгновение замер перед стулом (Перси он полностью игнорировал), а потом выговорил, словно представляясь: «C’est moi».[44] Перси потянулся к нему, но Делакруа повернулся и сел сам. Я опустился на колено у его левой ноги, Зверюга — у правой. Принял предписанные инструкцией меры (я о них уже упоминал), дабы защитить промежность и шею, охватил хомутом ногу Дела. Вновь громыхнуло, и теперь уже подпрыгнул я. Глаза заливало едким потом. Почему-то я думал о Маусвилле, куда взрослых пускают за десятицентовик, а детей — за два цента. Тех, кто хочет посмотреть на Мистера Джинглеса через плексигласовое стекло.
Хомут никак не застегивался. Воздух со свистом вырывался из легких Дела, которым через четыре минуты предстояло превратиться в два обугленных мешка. В этот момент как-то забылось, что он убил полдюжины человек.
Дин наклонился ко мне и прошептал:
— Что с тобой, Пол?
— Я не могу… — И тут замок защелкнулся, наверное, прищемив кожу на ноге Дела, потому что тот зашипел от боли. — Извини, — вырвалось у меня.
— Все нормально, босс, — ответил Дел. — Если и поболит, то недолго.
У Зверюги хомут был массивнее из-за встроенного в него электрода, времени на то, чтобы закрыть замок, всегда уходило больше, так что на этот раз мы поднялись практически синхронно. Дин закрепил левую руку Дела, Перси — правую. Я приготовился помочь Перси, но он справился с замком лучше моего. Я видел, что Дел дрожит всем телом, словно через него уже пропускают ток малой мощности. До моих ноздрей долетел и запах его пота. Сильный и резкий, такой иной раз идет от рассола.
Дин кивнул Перси. Тот обернулся через плечо, я увидел свежий порез от бритья на его челюсти и тихо, но твердо произнес:
— Позиция один.
Послышалось гудение (точно так же гудит старый холодильник, если не срабатывает реле), и лампы в кладовой вспыхнули ярче. Дел дернулся. Руки его сжали края подлокотников с такой силой, что побелели костяшки пальцев, глаза бегали из стороны в сторону, дыхание участилось.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});