Читать интересную книгу Маленькое личико - Софи Ханна

Саймон вздохнул и покачал головой. Ему хотелось занять у Дэвида чуток безразличия, если оно, конечно, не напускное.

– Был только один ребенок, мистер Фэнкорт. Мистер Фэнкорт? Дэвид! Вы поняли, что я сказал? Был и есть лишь один ребенок. Флоренс.

Дэвид Фэнкорт зевнул:

– Вам незачем было сообщать это мне. Я все знал с самого начала.

43

14 октября 2003 г., вторник

Мы с Саймоном сидим друг напротив друга в длинной узкой гостиной Брайони Моррис. Хозяйка пристроилась на диване рядом с Саймоном. Я рада, что она здесь. Ремонт в самом разгаре, и вся мебель закрыта белыми чехлами. Мне кажется, будто это сценическая декорация, а не настоящее жилище.

Да и компания у нас довольно странная. Но я рада, что Брайони с нами, и чувствую, что Саймон тоже. Иначе этот разговор был бы слишком мучительным. Между Саймоном и мной существует связь, особое понимание, недоступное Брайони. Ее присутствие заставит нас обоих еще немного попритворяться.

Я вижу, что Саймон все знает. Сначала мы нерешительно и настороженно топтались по комнате, как три взбудораженных льва, что никак не могут выбрать позицию для прыжка на жертву. Брайони не предложила Саймону сесть: ей так не терпится узнать, где же Флоренс, что она забыла о приличиях. Предложил сам Саймон – и правильно сделал. Он сказал, что принес новости и мне нужно успокоиться, прежде чем он начнет. К таким моментам всегда очень трудно подготовиться. Впрочем, в обычной жизни их наберется не так уж много. Большинство людей с этим не сталкивается.

Саймон подождал, пока я устроилась на стуле, а потом объявил: ребенок был и есть только один. Девочка, которую я унесла третьего октября из «Вязов», – моя дочь. Маленькое Личико и Флоренс – один и тот же младенец. Саймон огласил все эти пункты один за другим, будто речь шла о трех разных событиях. Брайони, наверное, удивилась такой педантичности, но я поняла, что пытается сказать Саймон: ни при каких условиях ситуацию нельзя толковать иначе. Саймон решил у нас на глазах собрать все оставшиеся неясности и сомнения и выставить на общее обозрение – под холодные лучи фактологического анализа.

И вот мы сидим в полном молчании, будто языки проглотили. Но это не может длиться вечно. Кто-нибудь заговорит. Но только не я. Возможно, Брайони начнет, если слова не даются ни мне, ни Саймону?

– Что вы сказали? – наконец нарушает молчание хозяйка. – У нас наверху Флоренс? Маленькое Личико и Флоренс – один и тот же ребенок?

Девочку нам разрешили забрать сразу после анализа ДНК. Я еще была в больнице – оправлялась после нападения Вивьен, а малышку привезли сюда, к Брайони. Я удивилась – думала, ее доставят прямиком к Дэвиду.

– Нет, – я качаю головой, – это неправда.

– Правда, – так же твердо говорит Саймон, – анализ ДНК подтвердил это без малейших сомнений.

– Анализ ДНК без малейших сомнений подтвердил, что Лору Крайер зарезал Дэррил Бир. А теперь мы знаем, что это был не он.

– Не хочу тратить время на споры. Вы прекрасно понимаете разницу.

– Наверное, это ошибка. Я бы узнала ее. Ведь Флоренс – моя дочь.

Оседаю на стуле, у меня дрожат губы. Я пытаюсь унять дрожь, прикусывая нижнюю губу. Наверное, с виду – вылитая сумасшедшая. Если я и вправду чокнулась, это даже к лучшему: ни за что не надо отвечать.

Брайони идет через всю комнату и склоняется надо мной:

– Элис, тебе плохо? Только не волнуйся, ладно? Мы сейчас разрулим это… недоразумение. Безусловно, анализы бывают ошибочными. А полиция – только без обид, – она бросает взгляд на Саймона, – до сих пор ошибалась практически во всем.

– Не знаю, о какой полиции вы говорите, но уж точно не обо мне. – Голос Саймона тверд как кремень. – Я ошибся лишь в одном, правда, как оказалось, весьма существенно.

От его тона и слов становится неуютно. Я готова легко поверить, что Саймон не умеет прощать. Он так решительно старался меня спасти. Разве жизнь с Дэвидом не научила меня, что под поклонением может скрываться садизм, если объект рыцарского служения вдруг соскользнет с пьедестала?

– Малышка – моя дочь, – шепчу я. – Клянусь, это правда.

Мне нужно глотнуть воды: в горле пересохло, даже саднит.

– Он так и сказал, – тихонько бормочет Брайони, положив мне руку на плечо.

– Я говорю про Флоренс. Она – моя дочь.

– Мне нужно побеседовать с Элис наедине, – заявляет Саймон.

– Можно стакан воды? – прошу я, но меня никто не слышит.

– Я не уверена, что сейчас… – пытается возразить Брайони. Она не хочет, чтобы Саймон слишком на меня давил, боится, что мой рассудок не выдержит.

– Именно сейчас, – настаивает Саймон.

– Все хорошо, – успокаиваю я Брайони. – Я в норме. Правда, Брайони. Я справлюсь. Сходи наверх – посмотри, как там девочка.

Брайони смотрит недоверчиво, но медленно удаляется. Она хорошая подруга.

Едва она уходит, я поднимаю глаза на Саймона. Он смотрит на меня с отсутствующим видом. Его яростная решимость, похоже, улетучилась вместе с Брайони. Еще минуту назад я побаивалась его гнева, но теперь мне кажется, что нам никогда не дотянуться друг до друга – ни через гнев, ни через понимание. Я полностью отрезана от Саймона, будто нас разделяет стеклянная перегородка. Забавно: пока Брайони сидела тут, мне казалось, что нам мешает только она. Как выяснилось, не так все просто.

– Хороший спектакль, – наконец говорит Саймон. – Просто отменный.

– Что? О чем это вы?

– Как вы себя чувствуете после… Ну, вы знаете. Впрочем, это не мое дело. Нам нужно побеседовать о Лоре Крайер. Необходимо ваше заявление.

– Саймон, что вы имели в виду? Какой еще спектакль?

Он пропускает мой вопрос мимо ушей, и я его не виню. Надо попытаться говорить с ним по-человечески, как я много раз рисовала себе в воображении. Впрочем, в моих фантазиях Саймон никогда не был таким ледяным и чужим, и меня это ранит. Пожалуй, хороший знак. Значит, после всего, что я вынесла, у меня по-прежнему могут быть нормальные эмоции. Мое сердце еще не зачерствело.

– Давайте начнем с того, что вы знали: Лору Крайер убила Вивьен Фэнкорт, – бесстрастно продолжает Саймон, черкая в блокноте. – Когда вы это поняли?

Он не говорит о девочке. Не знаю, готова ли я к этому сама.

– Вернемся к истории со школой – в какой момент вы задумались?

– Во время беременности. Поначалу я не знала наверняка, но что-то почуяла. Бывает у вас чувство близкой опасности?

Саймон решил дальше рассказать за меня:

– Вам было уютно под крылышком Вивьен, пока вы не забеременели. Тогда-то ее отношение к вам изменилось. – Он смотрит мне в глаза, впервые признавая, что в этом разговоре мы партнеры. И уточняет: – Правильно?

Внутри у меня все сжимается: Саймон говорит так безразлично. Выходит, все мои страдания неважны?

Конечно, отношение Вивьен сразу переменилось. Она враз оставила роль отважной и доброй защитницы. У меня появилось то, чего она хотела гораздо сильнее, а я стала просто хранительницей этого сокровища. Вивьен начала следить за моим питанием и не разрешала ходить развлекаться. Никаких пабов – и даже стакана вина за обедом.

– Я увидела, что она намерена управлять всеми сторонами жизни моего ребенка, и поняла, что с Лорой, наверное, было точно так же. Раньше я слепо верила Дэвиду, когда он называл Лору вздорной и деспотичной и рассказывал, что она никого не подпускала к Феликсу. – Я качаю головой. – Я была глупа и наивна. Вивьен рассчитывала сделать Феликса своей собственностью, но с Лорой бы такой номер не прошел. Поразмыслив, я уже не могла поверить, что смерть Лоры была случайной. А моя беременность… Когда носишь ребенка, восприятие обостряется, становится тоньше. Сначала я думала: возможно, я просто преувеличиваю опасность… Но инстинкт… Он так мощно включался. Предчувствие беды не отпускало.

Саймон хмурится. По-моему, ему скучны подобные тонкости – кроме, разумеется, своих собственных.

– Вивьен допустила ошибку, – продолжаю я. – Она записала Флоренс в Сиджуик, когда я была еще на шестом месяце. Зря она рассказывала мне про огромную очередь. Наверное, Вивьен считала, что у меня не хватит ума, чтобы задуматься о Феликсе. Но конечно, она и помыслить не могла, что я когда-нибудь восстану против нее. Я всегда была ее ревностной сторонницей.

– Вивьен гордится тем, что сделала, – говорит Саймон, – и пытается извлечь выгоду из своей вины. По-моему, она намерена теперь бороться за права бабушек.

– Она ненормальная. Интересно, признают ли ее душевнобольной?

Такая личность, как Вивьен Фэнкорт, не вписывается в мою картину мира. Даже не верится, что мы с Флоренс живем в той же реальности, что и Вивьен.

– О ней, наверное, будут много писать в газетах.

Саймон старается разозлить меня. Он сказал это почти с восхищением. Я хочу спросить, точно ли Вивьен останется в тюрьме до конца своих дней, но опасаюсь, что он воспользуется и этим вопросом, чтобы ужалить меня.