Приветливо светившееся окно первого этажа было заставлено горшками с геранью.
— Вставай, Ирисочка, — простонал Зинга, словно испытывал не меньшую боль.
Где там победитель, над Ириской склонился обычный растерянный мальчишка. Девочка осторожно поднялась, но тут же охнула и села. Ноги продирал холод остывшего асфальта. Пальцы безвольно обшаривали противную шершавость, забираясь в пыльные трещины.
— Вставай, — ныл перепевник. — Здесь нельзя задерживаться.
— Не могу, — сжав зубы, выдавила Ириска.
Глава 28. Скоростной бег к воротам ада
Боль пульсировала и медленно разрасталась, пробираясь вверх по ноге. Не в силах сдержаться, Ириска вскрикнула. Сначала ей показалось, что от вопля содрогнулась вселенная. Только потом она поняла, что наружу выскочил сиплый писк, словно пробовал голос цыплёнок, возмущённый необъятностью мира и своими скромными в нём возможностями.
Зинга переступал с ноги на ногу, не зная, что предпринять. Ириска упёрлась в асфальт и вытянула ногу вперёд. Несколько секунд она жила в сладостном отдохновении, если не считать противного похрустывания песчинок, впившихся в ладони. Но малейшее движение возвращало боль. И с каждым разом боль усиливалась, увеличивалась в объёме, вместе с собой раздувая ногу.
Боль прогнала и сказку, и страх. Зинга посмотрел на девочку с отчаянной надеждой.
— Надо выбираться, — прошептал он. — Иначе…
Он не договорил. Ириска и сама поняла, что впереди происходит что-то неправильное. Задрожал воздух, сделав очертания желанного города зыбким и нереальным. Ирискин спутник отчаянно переводил взгляд с неё на близкие дома, колыхавшиеся, словно исчезающий мираж.
— Надо выбираться, — повторял Зинга.
Сжав зубы ещё не от боли, а от ожидания, девочка поднялась на ноги. Правая уверенно стояла на земле. Левая лишь легонько, кончиком носка, касалась твердыни. Со стороны Ириска напоминала болотную цаплю. Цаплю весьма жалкого вида. Тишина. Слышалось грустное посапывание Зинги, да глубокое дыхание Ириски. Песни перепевников сюда уже не добирались, а звуки большого города, несмотря на кажущуюся близость, оставались словно за стеклянной стеной.
А потом пятиэтажки колыхнулись и исчезли, будто слой краски, соскобленный с полотна неведомого художника. Дома растворились в ночи. Город отступал, уезжал скорым поездом, подмигивая дальними огнями. На смену привычным кварталам быстро вырастали маленькие домики Переулков. Минуты не прошло, а местность выглядела так, словно никогда и не строили тут город, разросшийся до миллионного населения.
"В квартал высоток, — ухнула радостная мысль. — Перепевники не дадут в обиду".
Не хуже мастера восточных единоборств Ириска развернулась на носке здоровой ноги. Зародившаяся надежда тут же угасла и обрушилась в бездонную пропасть. Не было за спиной странных небоскрёбов. Точно такое же переплетение улочек, застроенных неказистыми домишками. Даже хуже. Кварталом дальше на проезжую часть вылезал угол странного светящегося дома. Приглядевшись, Ириска увидела за печными трубами покатую крышу здания, где поселился неизведанный ужас.
Упокоище вернулось, вернулась и музыка.
Это щкола Соломона Фляра,
Щкола бальных таньцев, вам говорьят.
Дви щаги налево, дви щаги направо,
Щаг впирьёд и дви назад.
Ириска попятилась от Упокоища, забыв о больной ступне. Ногу словно пронзила молния. Боль кольнула до сердца. Застонав, девочка опустилась обратно. Зинга странным образом успокоился. Окинув беглым взором окрестности, он нагнулся над Ириской. Та посмотрела навстречу с выражением полнейшей беспомощности на скривившемся от боли лице. Зингины пальцы осторожно ощупали лодыжку и начавшую распухать ступню.
— Вывих, — почти счастливо выдохнул перепевник. — Не перелом, нет. Сейчас выправим. Придётся потерпеть. Будет ОЧЕНЬ больно, но лишь на миг.
Тёплые подушечки ласково погладили кожу, а потом Зингины пальцы обхватили ногу плотными кольцами. Боль протестующе заворочалась, словно чувствовала: сейчас её начнут выселять. Ириска взмокла от волнения. Голова гудела. Кровь неприятно пульсировала в жилах у виска.
Пальцы крутанули ногу. Боль вспыхнула злым фейерверком. Мир поблёк. Ириска начала отключаться. Сознание захлестнуло отчаяние беспомощности и лютая злость на Зингу, который нарочно копается так долго. Потом был резкий рывок, а боль пронзила всю ногу и заплескалась в голове.
— Всё, — счастливо выдохнул Зинга.
Очертания мира снова стали чёткими. Ириска почувствовала, как ускользает болезненный жар, а на смену лезет противная дрожь пережитой опасности. Свежий воздух приятно щекотал ноздри, даже асфальт казался мягким. Вот только исчезнувшие звуки не торопились возвращаться.
— Я больше не слышу песню про эту противную школу, — поделилась радостью девочка.
— Вот и плохо, — качнул головой Зинга. — Когда Тоскующий По Эпохам поёт, он просто гуляет. Когда же песня умолкает, он начинает охотиться. И я не знаю, есть ли вокруг другая добыча, кроме нас.
— А чего он нам может сделать? — Ириска осторожно пробовала ступить на левую ногу.
Ожидание боли сменилось вихрем счастья. Инвалидности как не бывало. Ходили по ступне тихие иголки. Но сама боль потухла, словно залитый грозой костёр.
— Не знаю, — пожал плечами Зинга. — Говорят, перепевников он заставляет исполнять лишь старые, давно забытые и никому не нужные песни. Песни, от которых мир становится пыльным. О встречах с ним не рассказывают. Перепевники не возвращаются, если встретят Тоскующего По Эпохам.
— Значит, выхода нет?
— Но мы его пока не встретили, — удивился Зинга. — Увидеть Пристанище ещё ничего не значит. И песня сама по себе не страшна. Главное, не столкнуться лицом к лицу. Попробуем до утра вилять по Переулкам. Утром Пристанище перестаёт путать дороги и исчезает. Тогда и выберемся обратно.
Ириска посмотрела на восток. Кстати, а где он, этот восток? Везде простиралось чёрное осеннее небо, на фоне которого темнели силуэты домов. Осенью не так-то просто дождаться утренней зари.
Упокоище тихонько подрагивало, словно Ириска смотрела на него сквозь пелену тёплого воздуха, поднимающегося от костра.
Перепевник торопливо протянул руку и помог подняться. Ириска показала на дом, окутанный мертвенным светом, Зинга сжал губы в тонкую линию и неохотно кивнул. Его пальцы легли на Ирискино плечо. Робко, совсем не так, как пальцы Рауля.
Воздушные судороги приблизились. Теперь покачивалась и дорога. Колыхались крупные камни на обочинах. Приплясывали жёрдочки заборов.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});