Читать интересную книгу Подменыши - Игорь Малышев

Он проехал единственный на всю страну тоннель, пробитый в небольшой горе и резко остановился. Заглушил мотор, погасил фары. Вышел из машины, взял пистолет, направил ствол в чёрную пасть тоннеля и стал ждать.

К вечеру ветер стих. Сатир, слушавший целый день рык мотора, с радостью почувствовал, как, ласкаясь, задышала в уши тишина. Мягкая ткань темноты окутала предметы, смазав резкие контуры, давая отдых усталым глазам. Стрекотали в зарослях цикады. Дрожал ствол пистолета в руках Сатира.

Сатир стоял и думал, что раньше мировая гармония строилась на том, чтобы не быть убитым. Современная гармония на том чтобы быть сытым и удовлетворённым, и это уже почти пройденный этап для Европы и Америки. Завтрашняя гармония либо вернётся к первому варианту, либо прорвётся к третьему.

Наконец в глубине тоннеля появились фары. Беглец позволил им приблизиться и открыл огонь, метя чуть выше светящихся пятен. Пистолет дёргался, отхаркивая свинец. От отдачи онемела рука, а фары всё неслись вперёд. До Сатира оставалось метров десять, когда автомобиль с неизвестными резко вильнул в сторону и свалился в канаву. Не дожидаясь, пока преследователи очухаются, Сатир развернул свой джип и помчался к столице.

На въезде в город возле шлагбаума его остановил дорожный патруль.

Вскоре Сатир сидел в камере, прикованный наручниками к батарее.

Ассаи Руги, желая задобрить руководство новой России, решил выслать русских революционеров на родину. Тем более, он знал, что там за ними числится немало грехов. Этот шаг был выгоден ему во всех отношениях: во-первых, он избавлялся от опасных и непредсказуемых людей, во-вторых, выглядел бы в глазах мирового сообщества ревнителем закона и вообще цивилизованным правителем.

Сатир пришёл в себя. Открыл глаза и ничего не увидел. Поморгал, потер веки — зрение не вернулось. Слышался приглушённый гул. Сатир вытянул вперёд руку и она наткнулась на струганные доски. Он был в каком-то ящике. «Похоронили заживо!», — мелькнула первая мысль, но для гроба размеры ящика были слишком большими. Если сильно согнуться, то можно было сидеть. На дне ящика он нащупал бананы, апельсин, ещё какие-то фрукты или овощи, размазанные в кашу.

— Как зверя посадили в ящик! — взъярился он. — Бананов кинули, чтоб дорогой от голода не сдох. Не иначе в Россию отправили. В знак дружбы и любви. Ах Руги! Ну, падаль! Попадись ты мне…

Он заскрипел зубами от бессилия, представив, как ФСБ-шники откроют ящик и увидят его — перемазанного раздавленными фруктами, беспомощно щурящего глаза от яркого света.

Сатир зарычал, упёрся руками в борта ящика и принялся бить пяткой босой ноги, пытаясь сломать доски. «Гроб» был сделан на совесть. Пленник отбил обе ступни, прежде чем почувствовал, что у него что-то получается. Торцевая стенка стала слабо поддаваться. Ноги невыносимо болели. Пленник бил, пока не почувствовал, что теряет от боли сознание. Тогда он с трудом перевернулся в узком пространстве и стал бить руками. Вскоре руки онемели, а потом каждый за каждый удар снова пришлось расплачиваться всё новыми мучениями. Через несколько минут удары стали сопровождаться треском дерева. Сатир зарычал, боясь, что силы оставят его прежде, чем он окажется на свободе. В глазах вспыхивали и гасли пронзительные сполохи, в ушах оглушительно бился пульс. Пленнику казалось, что его руки и ноги превратились в месиво из обломков костей, мяса и боли.

Сатир выбрался из ящика, лёг ничком на грязный пол. Руки и ноги распухли и не повиновались. Они, сильные, тренированные, спасавшие хозяина в любых передрягах, отказывались слушаться и лежали разбухшими мягкими колодами.

— К такому я не был готов, — подумал Сатир.

Он понимал, что теперь его положение стало совсем безнадёжным. Если до этого, можно было хотя бы попробовать сопротивляться, то теперь он стал беззащитным, как младенец.

— Конец… — прошептал он и со сдавленным стоном перевернулся на спину и закрыл глаза.

Когда через секунду его веки снова открылись, он увидел склонившуюся над ним Белку. Кончики её волос щекотали его лицо, она дохнула на лоб обречённого теплотой и свежестью. Потом легла рядом, прислонилась к уху Сатира и стала петь колыбельную песню.

Вертится, не верится,Во поле метелица.Дили-дон, да дили-дон,Замело наш дом с окном.Только дым из трубы,В небо белые столбы.Только сон, да луна,Вся земля белым-бела.

Сатир сглотнул тугой комок в горле, прошептал:

— Я не думал, что ты знаешь колыбельные песни.

Она не ответила, только шелестяще усмехнулась ему в ухо и продолжала петь.

 На коленях кот мурчит,У порога пёс ворчит,Да под печкой мышь шуршит,В печке уголёк трещит.Только дым из трубы,В небо белые столбы.Только сон, да луна,Вся земля белым-бела.

В багажном отделении царил полумрак. Под потолком блёкло светили редкие лампочки. Казалось всё вокруг залито мутной ржавой водой. Сатир плотнее прижался к голове подруги и ощутил какое-то особенное предсмертное счастье. Словно всё самое хорошее, что бывало с ним в жизни, вдруг вернулось и легло рядом.

Над бескрайним океаном летел самолёт. Серебристый и изящный, как падающая капля ртути. Летел спокойно, уверенно, раскинув крылья. Деловито и монотонно гудели моторы. Позади самолёта оставался белёсый пушистый след от сгоревшего топлива. Неожиданно лайнер вздрогнул, днище его разорвало взрывом, хлестнули языки пламени. Машина клюнула носом, попыталась выпрямиться, но крылья вдруг перестали держать и невыносимым грузом навалилась собственная тяжесть. Серебристый красавец отчаянно завыл, отказываясь верить в свою гибель, и устремился в блистающую на солнце синюю океанскую бездну.

Ответственность за взрыв самолёта взяла на себя леворадикальная группировка «1985», в знак протеста против политики президента-изменника Ассаи Руги и перехода Дого под контроль США.

Ребята из «1985» даже не подозревали, что они сделали для Сатира.

Когда команда, отправленная арестовывать Белку и Эльфа вернулась с одним плакатом, Руги всё понял и немедля снарядил погоню. У беглецов было пять часов форы. За это время они успели достигнуть джунглей и на несколько километров углубиться в них. В отряд, отправленный на их поиски, входили опытные охотники, которые вскоре напали на след. Началась изнурительная гонка.

Джунгли стояли плотной стеной, бежать здесь можно было не везде. Приходилось постоянно перелазить через упавшие стволы деревьев, продираться сквозь колючие плети лиан, которые подобно нитям гигантской паутины, оплели всё вокруг. Под ногами отступающих партизан хлюпало мелкое болотце. Пели птицы, перепархивали с ветки на ветку, смотрели блестящими бесхитростными глазами, издавали резкие, будоражащие крики. Цвели большие яркие цветы, издавая то одуряюще сладкие ароматы, то тошнотворную вонь гниющего мяса. Вокруг тех и других роями вились мухи и бабочки. Какие-то кровососы впивались в обнажённые участки тела. Укусы вызывали жестокий зуд. Трухлявые стволы деревьев, покрытые мхом и опелёнутые травами, ломались под ногами, расползаясь во влажное крошево. Казалось сама земля течёт под ботинками беглецов.

Дышать было тяжело из-за большой влажности, пот выступал на теле и не испарялся, стекая по лицу мутными каплями и пропитывая одежду. Эльф чувствовал, что задыхается. Кружилась голова, как будто у него снова началась лихорадка. Руки и нижняя челюсть дрожали. Бросало то в жар, то в холод. Было так тяжело, что хотелось всё бросить и упасть прямо в вонючую тёплую воду, закрыть глаза и ждать пули, которой его добьют преследователи. Уже не осталось ни страха, ни сожаления. Йон, казалось, почувствовал его состояние, обернулся и, попытавшись улыбнуться, прохрипел:

— Детский лепет. Я в детском саду больше бегал.

Эльф не ответил, даже не поднял голову.

На плечо его бесстрашно уселась большая синяя стрекоза с шуршащими прозрачными крыльями. Она глядела Эльфа не по росту огромными круглыми глазами, словно изучала его. Эльф посмотрел на неё краем глаза, чуть кивнул головой, приветствуя. Когда мимо стрекозы пролетала одна из тех мушек-кровососов, каких тут хватало, гостья резко сорвалась с места и схватила её. Снова уселась на плечо и стала есть добычу.

— Защитница, — подумал Эльф.

Поначалу противник шёл по проторенному следу, и быстро приближался, но вскоре ему пришлось идти медленнее и внимательнее смотреть под ноги.

Красив вид растянутой в траве струны мины-растяжки. Но ещё лучше звук взрыва, что слышишь позади себя. Йон и повстанцы шли быстро, как могли, и останавливались только чтобы заложить новые мины.

Так минуло двое суток, за которые они сделали всего несколько привалов, едва-едва успев перекусить и подремать. В конце вторых суток, по расчётам Йона, они покинули границы Дого и ушли к соседям. Погоню это не остановило. Видимо, с соседями Руги договорился.