Читать интересную книгу Подменыши - Игорь Малышев

Неожиданно из одной подвальной амбразуры жёстко и упруго заколотил пулемёт. На его призыв откликнулся другой и вскоре навстречу коннице железной саранчой уже неслись сотни пуль. Лошади, падали наземь, как подбитые на лету птицы, кувыркались, ломая себя и всадников. Воздух наполнился криками, треском и предсмертными хрипами. Полетели в небо багровые брызги, на землю потекли красные ручейки, ухоженная трава лужайки умылась пурпурными каплями.

Атака захлебнулась. Остатки конницы повернули назад и бросились под прикрытие трёх небольших домов, стоявших метрах в ста позади Капитолия. В них находились кухня, прачечная и другие вспомогательные службы дворца. Повстанцы загнали обслугу в подвалы и быстро разместились на новом месте. Вскоре туда же подтянулись ехавшие в автобусе.

Эльф сидел у стены и никак не мог придти в себя. У него тряслись руки, а сердце колотилось так, что груди было больно. Ему хотелось смеяться, словно он сошёл с ума, но это было не сумасшествие и не истерика. Просто ещё никогда в жизни он не испытывал такой бешеной, рвущей радости. Всего несколько минут назад он летел на коне навстречу рою пуль, каждая из которых легко могла убить его и, тем не менее, он остался жив. Смерть — кривая старуха в тысячелетних лохмотьях, ушла ни с чем, значит снова можно было дышать, смотреть на небо и смеяться. Вскоре Эльф немного успокоился и лишь тогда почувствовал, что щеке его извиваясь ползут тонкие ручейки крови. На виске он обнаружил глубокую царапину, оставленную пулей. Он снял фуражку и, чувствуя, как по телу разбегается неуютный, трезвящий холодок, стал стирать кровь.

Пулемёты заливали домики потоками свинца, не давая повстанцам высунуть носа. Руги три раза пытался поднять своих людей в атаку и оба раза наступление проваливалось. Плотность огня была невыносимой. Потеряв в этих трёх попытках ещё около сорока человек, повстанцы поняли, что дела их плохи. И это даже при том, что с армейским руководством Дого была достигнута договорённость, что армия не будет вмешиваться. Вооружённые силы проводили большие учения на севере страны и радиосвязь с ними была затруднена. Повстанцы могли не беспокоиться за свои тылы, но задача от этого легче не стала.

Сатир сидел возле окна, мрачно качал на коленях автомат и слушал как бьют по стенам пулемётные очереди. Рядом рослый негр в армейской кепке, сдвинутой козырьком назад, спокойно и деловито зарядил гранатомёт. Сидя на корточках, положил его на плечо, поводил головой, устраивая оружие поудобнее, потом резко выпрямился и выстрелил в сторону дворца. Граната ещё не успела сорваться с места, а под глазом бойца уже кровавилась уродливая дырка, словно прогрызенная в одно мгновение большим молниеносным червём. Стена здания на уровне второго этажа окуталась пыльным облаком. В чудовищном грохоте, корёжившим воздух, Сатир услышал, как негр всхлипнул и осел на бетонный пол. Бессильно и жалобно звякнул о бетон пола пустой гранатомёт. Сатира передёрнуло. Он бросился помочь упавшему, но увидев на его затылке дыру величиной с детский кулак, отошел в сторону. Негр ещё с минуту сучил ногами, лёжа на спине, ботинки его задевали лежащий рядом автомат и тот противно скрежетал по полу. Потом глаза бойца остекленели и замерли. Где-то неподалёку через равные промежутки времени громко и высоко вскрикивал раненый. От поднятой пыли было трудно дышать. Кисло пахло порохом.

Гвардейцы, расположившиеся на крыше дворца, забрасывали повстанцев гранатами из подствольных гранатомётов. Большая часть гранат не причиняла никакого вреда, но те, что попадали в окна, выбивали всех, находящихся поблизости. Лазарет быстро пополнялся. Положение ухудшалось с каждой минутой.

Белка и её помощник не успевали делать перевязки. Отовсюду слышались непрекращающиеся стоны, непонятная речь, в каждом звуке которой сквозили боль и страх смерти. Со всех сторон на неё умоляюще глядели глаза раненых. Белка металась от одного бойца к другому, вводя обезболивающее, наспех накладывая жгуты и повязки. Одежда её напиталась кровью и, подсыхая, походила на наждачную бумагу. Иногда она неосторожно поворачивала какого-нибудь тяжело раненого и он кричал так, что она сама готова была забиться в судорогах от боли. Чужие страдания, рухнули на неё невыносимой тяжестью. Потоки чужой боли стегали, как электрические разряды. От запаха крови и нечистот к горлу подкатывала тошнота, голова кружилась, хотелось потерять сознание. В глазах рябило от застывающих кровяных сгустков, костяных крошек в открытых переломах, похожих на кокосовую стружку или выбитые зубы. Белка никогда бы не подумала, что можно по своей воле упасть в обморок, но сейчас чувствовала, что стоит ей на секунду расслабиться и она рухнет меж ранеными.

— Сейчас, сейчас, мальчики, — как в бреду повторяла она, переходя от одного к другому. — Потерпите, мои хорошие. Надо терпеть, вы сильные, вы солдаты. Потерпите, мальчики…

Эльф, с трудом ступая подрагивающими ногами, отправился на поиски Сатира. Нашёл его беседующим с Йоном и Ассаи Руги.

— Мне кажется, я знаю, что нужно делать, — сказал Эльф, дрожащим от волнения голосом. Получив согласие, начал рассказ. Чем больше он говорил, чем больше вживался в изложение плана, тем спокойнее становился, словно переплавлял страх в уверенность.

План состоял в следующем. Повстанцы, швыряют в сторону дворца дымовые гранаты, ставя своей целью поднять создать как можно более непроницаемую завесу. Это на время ослепит пулемётчиков и огонь станет не таким плотным. Потом в одном месте собираются все гранатомётчики, какие есть и под прикрытием дымовой завесы стреляют по дворцу, стараясь бить в одну точку. В итоге несколько решёток на окнах будут взорваны, а если повезёт, даже обрушится часть стены, куда должна ринуться группа наиболее подготовленных бойцов и постараться закрепиться во дворце. Остальные тем временем будут усиленно обстреливать огневые точки противника, и, если дело пойдёт успешно, последуют за штурмовой группой. Перебьют, конечно, многих, но другого выхода нет. Под таким сумасшедшим огнём ничего другого всё равно предпринять было нельзя.

— Может это глупость, я не знаю… — закончил Эльф рассказ.

— В стране слепых одноглазый — король. Других мыслей всё равно нет. Попробуем, — решил военный совет.

Надымили здорово. Благо ветер был не особенно силён. Особенно старались в том месте, где предполагался прорыв. Там повстанцы от пыли с трудом различали друг друга. Стрельба пулемётов немного успокоилась. По команде десять гранатомётчиков высунулись из окон и выстрелили по дворцу, потом быстро перезарядили оружие и выстрелили повторно. Ещё не стих грохот взрывов, а двадцать человек лучших бойцов выбросили свои тренированные тела из окопа и исчезли в пыли. Хуже всего было то, что никто не знал, с чем они там встретятся. Выбиты ли решётки на окнах? Как много гвардейцев уцелело после обстрела? Впрочем волновало это только тех, кто остался в окопах.

За минуту до начала операции Эльф прицепился к Сатиру, который вошёл в группу прорыва и сидел в седле, ожидая сигнала к атаке:

— Я пойду с вами.

— Даже не думай.

— А я сказал, что пойду.

— Нет, — твёрдо сказал Сатир.

— Вместе эту историю начали, вместе и заканчивать будем. Так что, пошёл ты… — отмахнулся Эльф.

— Пойми, там, хорошо, если половина доживёт до подхода подкрепления. И в любом случае, у тебя нет лошади.

Эльф пристыжено замолчал. Своего коня он умудрился упустить, когда пытался привязать его к водосточной трубе дома после неудачной атаки. Неподалёку взорвалась граната, конь дёрнулся, вырвал уздечку и ускакал. Ловить его под обстрелом было бы самоубийством. И вот сейчас Эльф стоял, покусывая губы и оглядывался по сторонам, словно рассчитывал углядеть что-нибудь подходящее.

Когда раздался сигнал к атаке, Сатир коротко бросил:

— Садись!

Затем схватил Эльфа за шиворот и через мгновение тот неожиданно оказался на спине коня позади Сатира. Группа захвата рванула ко дворцу и они устремились следом.

Пока домчались до дворца, потеряли убитыми трёх человек и еще несколько были легко ранены.

После обстрела часть стены обвалилась и повстанцы, поливая перед собой из автоматов, ворвались внутрь здания. Первых четырёх штурмовиков гвардейцы положили на месте, но потом защите пришлось отступить. Сатир, прежде чем ворваться внутрь здания, исхитрился закинуть гранаты в две ближайших к пролому амбразуры. Пулемёты в них замолчали.

Внутри дворца началась бешеная стрельба. Гвардейцы понимали, что от того, сумеют ли они выбить пришельцев, зависит исход боя.

Сатир взял у Йона ещё несколько гранат и снова выбежал на улицу. Пыль уже сносило ветром, видимость прояснялась. Он добежал до очередной амбразуры, бросил туда «подарок». Гвардейцы на верхних этажах сообразили, что внизу происходит что-то неладное. Они стали высовываться из окон. Заметили Сатира. Начали стрелять. Тот запетлял, как заяц, уворачиваясь от пуль, и побежал к спасительному пролому. По пути получил первые ранения: одна пуля скользнула вдоль рёбер, задев мышцы, другая прошла пробила мякоть голени. Он ввалился в пролом возбуждённый, едва понимая, что ранен, и только тут ощутил боль. Наспех осмотрел раны, как мог, завязал бинтом. Снял с шеи красный платок, который когда-то подарила ему Белка, и, как было условлено, привязал его на оконную решётку, чтобы повстанцы выслали подкрепление.