Читать интересную книгу Кавказ - Александр Дюма

Мы торопились, так как одно можно было видеть днем, а другое ночью.

Днем предстояло осмотреть развалины караван-сарая, покрытого в настоящее время морем, и башни которого в тихую погоду выступают на целый фут над поверхностью воды. Башни связаны между собой еще сохранившейся стеной. Эти развалины погружены на двадцать или пятнадцать футов в море, — проблема, которую не могут пока разрешить.

Ученые полагают, что Каспийское море с каждым годом убывает, что убыль его в 1821 году была от восемнадцати до двадцати футов, а ныне от двенадцати до пятнадцати футов. На сколько же футов в общей сложности Каспийское море опустилось, если этот караван-сарай, башни которого приходятся сейчас почти на уровень с поверхностью воды, когда-то не был покрыт морем?

Разумеется, его могли построить на дне морском; простираясь более чем на версту, он ясно свидетельствует, что море, омывающее ныне Баку, некогда было значительно удалено от города. Не происходит ли это оттого, что пески, наносимые ветром, и камни Терека, Урала и Куры мало-помалу поднимают его уровень? В таком случае оно не должно иметь подземного канала, с помощью которого будто бы сообщается с Черным морем и Персидским заливом? Для меня все равно; но бедные ученые! Они должны прикусить языки.

Мы зажгли нечто типа Конгревовой ракеты[178], приготовленной из нефти и пакли и набитой свинцом, и бросили ее в одну из башен; дно башни мгновенно осветилось, к великому ужасу поселившихся там рыб которые в испуге бились носами о стену, не находя выхода на волю. Этот греческий огонь приготовили татары. Он напомнил мне рассказ Жуанвиля[179] о том огне, который турки бросали в крестоносцев, приводя их в страх и поджигая их в водах Нила.

Мимоходом скажем, что наши матросы напрасно пытались посредством крюков и багров вырвать хоть частичку от башен или стены.

Мы спустились в открытое море, имея на штирборде шхуну капитана Фрейганга. Она построена в Або, и чтобы дать нам понятие о разности цены, существующей между финляндскими и нашими подобными сооружениями, надо сказать, что эта шхуна, обшитая медью, с двойным рядом парусов стоила во время спуска в море три тысячи рублей (двенадцать тысяч франков).

Минут десять спустя, мы обогнули Байков мыс и приплыли к мысу Шикову. Капитан обратил наше внимание на кипение воды — море, тихое и гладкое, как зеркало, дрожало, словно от подземного горнила.

Высадившись на берег, мы очутились на расстоянии ста шагов от мечети. Мы распознали ее еще ночью по изящному минарету, с вершины которого муэдзин сзывает правоверных на молитву.

Хотя было уже шесть часов вечера и очень темно, но мечеть нам отворили. Несколько абазов заставили зажечь для нас нефтяные лампы древней формы.

Впереди шли два дервиша. У дверей мы собрались снять сапоги, но, как и в Дербенте, нам не позволили это сделать наши проводники удовлетворились тем, что приподняли священные ковры, дабы они не осквернились от прикосновения ног гяуров.

Нас привели к гробнице Фатьмы, давшей свое имя фатимидам и во время преследований Езида добровольно пришедшей умереть в окрестностях Баку.

В память об этом событии ежегодно происходит один из любопытнейших праздников, о котором несколько позже обязательно расскажем.

Мечеть — место поклонения бесплодных женщин, они приходят сюда пешком, молятся и в течение года получают способность рожать. Княгиня Хасар Уцмиева, с которой мы обедали накануне, находилась в этом самом положении. Она сходила на поклонение в святую мечеть — и в тот же год родила. Князь в благодарность за этот небесный дар провел за свой счет дорогу — от Баку до мечети.

Несмотря на эту огромную славу и драгоценное преимущество, мечеть Фатьмы показалась нам не очень богатой. Ведь татарки, живущие в Баку и окрестностях, в силу своей плодовитости редко нуждаются в благодати, которую во имя Аллаха дарует внука Магомету.

Мы снова сели в барку и направились к мысу Байкову. Ночь была тихая и чрезвычайно темная. Несмотря на эту тишину, началась небольшая зыбь, предвещавшая близость шторма. Это должно было увеличить красоту зрелища, но мы поспешили убраться, потому что ветер мог появиться скорее, чем его ожидали, и лишить нас всякого зрелища.

Стали отыскивать место, где замечено было кипение воды. Впрочем, его легко найти по запаху нефти.

Вскоре один из матросов сказал г-ну Фрейгангу: «Вот здесь, капитан».

— Ну, хорошо, делай, что надобно, — отвечал капитан, желая доставить нам приятный сюрприз.

Матрос взял в обе руки по пучку пакли, зажег его от фонаря и бросил в море. В ту же самую минуту на пространстве в четверть версты море вокруг нас воспламенилось.

Воображаю, какой страх напал бы на новичка, который, проходя этим местом, зажег сигару бумажкой и, бросив эту бумажку в море, увидел, что море разгорелось, как огромная пуншевая чаша.

Наша барка походила на лодку Харона, переправляющегося через реку ада; море сделалось настоящим Флегетоном[180]. Мы плавали буквально посреди пламени.

К счастью, это чудно-золотистого цвета пламя походило на пламя спирта, и мы едва чувствовали его приятную теплоту. Успокоившись, мы могли смотреть еще с большим вниманием на это фантастическое зрелище.

Море горело островками, более или менее обширными; некоторые были шириной в круглый стол на двенадцать приборов, другие величиной с тюльерийский бассейн.

Мы плавали в проливах, хотя иногда гребцы, по приказанию капитана, перевозили нас по этим горящим островкам. Это было, конечно, самое любопытное и самое магическое зрелище, какое только можно себе представить, и какого, я думаю, не найдешь нигде, разве только в этом уголке света.

Мы провели бы здесь всю ночь, если б не заметили, что волны и ветер стали постепенно усиливаться. Сначала погасли маленькие острова, потом средние и наконец большие. Только один все еще не угасал.

— Пора, — сказал капитан, — возвращаться в Баку а то, пожалуй, нам придется отыскивать на дне моря причины загадочного явления на его поверхности.

Мы стали удаляться. Вскоре сильный северный ветер увлек наше судно от мечети Фатьмы. Но руки наших гребцов преодолели силу ветра, как он преодолел силу огня, и погасил его.

«Скачи, неси меня, мой ретивый конь, — говорит Марлинский, — на тебе сидит животное, более лютое, чем ты, и которое обуздает тебя».

То же самое можно было сказать и о ветре. Он покорил и погасил даже последний остров огня, который на наших глазах долго боролся с ним, исчезал в жидких равнинах, поднимался на вершины волн, снова исчезал, снова показывался и, наконец, как душа, воспарившая в небо, покинул поверхность моря и исчез в воздухе. Но мы, в свою очередь, укротили ветер. Действительно, как говорит Марлинский, человек есть самое лютое из всех животных, а я добавлю, — самое лютое из всех стихий.

Когда мы приблизились к порту, один из наших матросов зажег факел. По этому сигналу шхуна капитана Фрейганга покрылась иллюминацией. Это было сигналом, к тому же, для всех военных судов стоявших на якоре в Бакинском порту. Они тотчас же осветились, и мы прошли сквозь настоящий лес факелов.

Г-жа Пигулевская поджидала нас с десертом из персидских вареньев.

Нет сомнения, что самый богатый владыка в целом свете, за исключением императора Александра Второго, не в состоянии устроить в своем государстве такой исключительный, необычный вечер, какой был дан нам, простым артистам. Да, действительно, искусство есть царь над императорами и император над царями.

Глава XXIV

Тигры, барсы, шакалы, змеи, фаланги, скорпионы, москиты, саранча

Баку, название которого означает «обитель ветров», напрасно старался бы присоединиться к семье европейских городов: этот город вполне азиатский, преимущественно персидский, судя по его почве, местоположению, строениям, продукции, животным, ревущим в его лесах, гадам, ползающим в его степях, насекомым, живущим под его скалами, атомам, наполняющим его атмосферу.

По поговорке: «всякому барину своя честь», начнем с тигра.

Там, где живет тигр, не видно львов; редко два тирана управляют одним и тем же государством.

Кура, называемая древними Кирус, кажется границей, которую тигр назначил для самого себя.

Редко можно встретить тигра на левом берегу Куры, которая берет свое начало в Ахалцихских горах, проходит через Тифлис, Шемаху, Аксабар, соединяется с Араксом в северном углу Муганской степи и потом, обогнув эту степь, тремя рукавами впадает в Каспийское море, в Кызылагачской бухте. Четвертая ветвь отделяется от Куры в Сальяне, идет на восток и теряется в море.

Тигр, часто попадающийся в Ленкорани и в соседних лесах, переплывает Аракс, появляется в Карабахе, иногда отваживается посещать даже Грузию; но, повторяю, редко переходит через Куру. Однако тигров встречали и на Кавказе; несколько этих зверей были убиты в Аварии шесть лет назад.