Пеллий.
Лицо офицера помрачнело от упрека, затем он сглотнул и ответил. — Мы занимались внутренней его частью, господин. У меня еще не было времени заняться стенами и рвами.
— Это не отговорка, — прорычал Катон. Он не одобрял офицеров, чьим первым побуждением было оправдываться, независимо от того, насколько они были обоснованы. Как преторианец, Пеллий должен был принять критику на свой счет. Теперь на его имени появилась заметка.
— Плацин!
— Господин.
— Распредели людей по казармам. Пусть ополченцы распределятся по баракам, в которых находятся твои люди.
Плацин замешкался. — Разумно ли это, господин? Это вызовет некоторые трения, учитывая, что мы собираемся расширять ряд помещений.
Это было справедливое замечание, но Катон взвесил его с учетом других соображений. Люди из отрядов ополчения уже роптали по поводу своего призыва в кампанию, и было бы неразумно давать им возможность массово высказывать друг другу свои претензии, подрывая тем самым их боевой дух. Лучше было бы рассредоточить их среди вспомогательных подразделений, где межотрядные трения заняли бы их умы, и где их можно было бы даже подтолкнуть к приобретению некоторых солдатских привычек. Как бы то ни было, они в большинстве своем были плохо обучены и непригодны, если судить по тому, как они неуклюже шли в хвосте походной колонны. Отставших было слишком много, и только отправив назад центурионов Корнелия и Порцина, чтобы они орудовали своими витисами, ему удавалось каждый день сохранять колонну в целости. Ополченцы годились только для гарнизонной службы, где они высвобождали ауксиллариев для укрепления колонн, которые Катон планировал использовать для удара в сердце вражеской территории.
Плацин кашлянул, и Катон понял, что отвлекся от своих мыслей. Он встретил взгляд центуриона.
— Прикажи им расположиться вместе с твоими людьми, как я уже сказал.
— Да, господин.
— Как только люди разместятся, передай всем офицерам, чтобы они пришли на инструктаж в штабной барак, как только прозвучит сигнал об начале первой ночной стражи.
— Хорошо, господин.
Катон сошел с коня и передал поводья одному из людей Пеллия. Подав знак Аполлонию присоединиться к нему, он отправился пешком через форт к дальней стене, которая шла вдоль вершины скалы над рекой. Солнце светило им в спину, и скала, на которой был построен лагерь, отбрасывала длинную тень на лес внизу. С минуту они молча смотрели на открывающийся вид, прежде чем Аполлоний заговорил.
— Боюсь, что найти наших друзей-разбойников среди всех этих деревьев будет все равно, что найти стеклянные бусы в зернохранилище.
— Вполне. Но если кто-то и может это сделать, то это ты. У тебя большой опыт разведки и шпионажа.
Аполлоний улыбнулся.
— Прости, что указываю на очевидное, но есть некоторая разница между пустынной местностью восточной границы и тем густым лесом, что я вижу.
— Да, определенно есть. Однако человек с твоими талантами всегда приспособится к обстоятельствам. Твои люди готовы?
Аполлоний кивнул.
— Как только ты отдашь приказ.
— Хорошо. Тогда возьми все необходимое из запасов и отправляйся с первыми лучами солнца. Мне нужно, чтобы ты нанес на карту маршруты через леса, все поселения, принадлежащие вражеским племенам, а также их лагеря. Это операция по сбору разведданных, имей в виду. Никакого героизма. Собери как можно больше информации и доложи мне через десять дней.
— Избавь меня от лекций о героизме. Я не Макрон.
— Нет. Ты им и не будешь. И его будет не хватать, когда придет время нанести удар по врагу.
Аполлоний пристально посмотрел на него.
— Я подозреваю, что его не хватает гораздо чаще.
— Возможно. Но с этим ничего не поделаешь. Наши пути разошлись, и мне придется справляться самому.
— И как обстоят дела?
Катон покачал головой и размял затекшую мышцу на шее. — Ты задаешь слишком много вопросов.
— Это то, что должны делать шпионы, префект. Конечно, меньше вопросов только тогда, когда мы стараемся быть незаметными.
— Как насчет того, чтобы просто вести себя по-дружески?
— О, если это наша цель, то можно, пока наше присутствие не стало взаимно невыносимым.
— Я думаю, что мы, возможно, достигли этой точки… — Катон повернулся к нему. — У тебя есть приказ. Не рискуй ни жизнью своих людей, ни своей собственной. Если вы сможете захватить несколько пленных для допроса, тем лучше. Свободен.
— Свободен? Вот так просто.
— Так у нас принято в армии. Побудь здесь достаточно долго, и ты привыкнешь к этому.
— Я не уверен, что хочу этого, но пока что я буду подыгрывать. — Аполлоний приложил палец к брови в неформальном приветствии и повернулся, чтобы спуститься по стене.
Катон облокотился на парапет и уставился на лес, когда дневной свет начал угасать. Он почувствовал беспокойство. Потребовалось мгновение, чтобы уловить это ощущение, но потом он понял, что вспоминает время, проведенное на северной границе много лет назад. Он вспомнил холод в воздухе, когда ночь опускалась на густые леса Германии. Высокие деревья словно обозначали границу между цивилизацией и таинственностью и убогостью земель, населенных варварскими племенами, чей аппетит к войне уступал лишь дикой жестокости, с которой они ее вели. Вар и три его легиона полвека назад пришли в эти леса и, брошенные своими проводниками, плутали в тенях под ветвями древних деревьев, пока не попали в ловушку и не были уничтожены. Горстка выживших до конца жизни мучилась от воспоминаний пережитого. Теперь Катон смотрел на другой лес и думал, не собираются ли Парки поступить с ним так же.
Он вздрогнул и выкинул эту мысль из головы. Вар был неосторожным дураком. Благодаря относительно небольшому числу людей под его командованием и сомнительному качеству многих из них, Катон был вынужден проявлять осторожность. Если его постигнет хоть одна серьезная неудача, он опасался, что кампания провалится после первого же препятствия.
Аполлоний и его люди выскользнули из форта на следующее утро, как только стало достаточно светло, чтобы видеть. Катону было трудно заснуть, и он оделся как раз вовремя, чтобы увидеть, как они скатились вниз по склону и исчезли в лесу. Он не питал иллюзий относительно опасностей, которым подвергался отряд. Если они попадут в руки врага, то, если повезет, их будут держать в качестве заложников. Если нет, то, скорее всего, их убьют, чтобы показать пример всем римским солдатам, которые осмелятся войти на территорию, которую разбойники считали своей. Тем не менее, риск был необходим, было жизненно важно получить разведданные о диспозиции врага, если их собирались выследить и заставить сражаться.
Вскоре после ухода разведчиков в штабе зазвучала буцина, когда на горизонте показался первый намек на восходящее солнце, и началась ежедневная рутина. Офицеры будили своих людей, чтобы те принесли от квартирмейстра