— Ну как же, на причале, в Майами, — напомнила ему Пэт. — В воскресенье мы вместе садились на корабль.
— Да-да, — подхватила я. — Я еще звонила по телефону, а вы были в соседней будке. Мы закончили почти одновременно и разговорились. Теперь вспоминаете?
— О да, конечно. Теперь вспомнил! — одарил он нас дежурной улыбкой продавца. Белые зубы слишком ярко выделялись на его загоревшем лице. — Наверное, мозги от солнца расплавились. Как вам нравится этот круиз?
В его тоне прозвучало полное равнодушие. Он не поинтересовался ни тем, где Джеки, ни тем, почему Пэт в инвалидном кресле. Было ясно, что этот парень либо не хочет признаваться, что общался с нами, либо не хочет, чтобы его видели в нашей компании. Может, он боится, чтобы не усмотрели между нами связи? Может, тогда на причале он разговаривал по телефону с тем же человеком, с которым потом беседовал с борта корабля — с одним из наших бывших мужей?
— Приятно было увидеться, — попрощалась Пэт, когда мы двинулись к выходу.
— Мне тоже, — откликнулся Генри.
Что-то я в этом сомневаюсь, подумала я.
Мы вернулись на корабль около пяти вечера. Еще оставалось время навестить Джеки, принять душ и переодеться к ужину.
Когда мы оказались на пороге ее палаты, Джеки была не одна и не совсем в том состоянии, чтобы принимать гостей. Доктор Йоханссон, задернув белую занавеску вокруг кровати, очевидно, занимался ее обследованием. Я рассмеялась про себя, представив, как они обсуждают прелести катания с гор на лыжах, а он одновременно изучает ее лимфатические узлы.
Закончив обследование, доктор Йоханссон отдернул занавеску и жестом пригласил нас войти. Джеки встретила нас сидя. Иголка внутривенного вливания по-прежнему торчала в ее руке, но цвет лица изменился к лучшему, и глаза были гораздо более ясными. Мы с Пэт, не сговариваясь, сказали, что рады видеть прежнюю старушку Джеки.
— Вот-вот, старушку! — подцепила она.
— Никакая ты не старушка! — демонстративно заявил доктор Йоханссон.
— Рад, что вам стало лучше, — проговорил Сэм. — Надеюсь, совсем скоро вы сможете присоединиться к своим подругам.
— А я очень рада, что вы к ним присоединились, пока меня не было, — усмехнулась Джеки и бросила на меня проницательный взгляд. — Пер говорит, что если все будет хорошо, завтра меня выпишет. Но в Санта-Крус мне еще нельзя будет сходить с корабля, да, док?
Доктор Йоханссон покачал головой.
— Я выпишу тебя из лазарета, чтобы ты лежала в каюте, а не гуляла по улицам. Когда мы придем на Багамы, там ты, наверное, уже сможешь вести обычную жизнь.
— Что ты собираешься делать вечером? — спросила я Джеки. Насколько я могла заметить, в палатах телевизоров не было.
— Во-первых, наконец нормально поужинаю, — ответила она. — Если, конечно, считать желе и куриный бульон нормальной пищей. Потом придет медсестра и откачает у меня еще пару флаконов крови. А если я буду паинькой, Пер придет ко мне в гости и еще что-нибудь расскажет про наш корабль. Он невероятно много знает обо всем, что тут происходит.
— А что тут происходит? — последняя фраза меня особенно заинтересовала.
— Да, расскажи нам! — подхватила Пэт.
— Ну, — протянула Джеки, — поскольку Пер работает здесь уже много лет, он очень много знает про обслуживание пассажиров. — Доктор Йоханссон снисходительно улыбнулся. — Например, что холодильные камеры корабля производят двадцать тонн кубиков льда в сутки.
— Понятно, — сказала я, разочарованная тем, что любопытство доктора не распространялось на область сплетен, а стало быть, не могло оказаться мне полезным.
— Правда! Есть и кое-что другое. Вы просто упадете! — продолжала тем временем Джеки. Взяв со столика листок бумаги, она начала читать вслух: — Обслуживающий персонал за неделю готовит более двадцати пяти тысяч порций всяческой пищи, включая кормежку в ресторане в три смены, доставку еды в каюты по заказам и ассортимент ночных буфетов.
— Так все-таки круиз — это плавучий кафетерий! — напомнила я.
Джеки, не обращая на меня внимания, продолжала:
— Они используют примерно девяносто тысяч яиц, около сорока тысяч фунтов мяса, двадцать пять тысяч пинт молока, сто шестьдесят пять тысяч батонов хлеба, готовят двести тридцать тысяч чашек кофе, а также — обратите внимание! — двадцать тысяч порций пинаколады!
— Ага, и девятнадцать тысяч из них выпивает Ленни Лубин! — шепотом заметила я Сэму.
— Более того, — продолжала просвещать нас Джеки, — через стиральные машины корабля за время рейса проходит более двухсот девяноста тысяч штук разных предметов — простыней, полотенец, наволочек, скатертей, салфеток и так далее. А ведь это самый обычный недельный круиз!
Этот недельный круиз отнюдь не самый обычный, хотелось сказать мне Джеки и всем остальным.
15— Так вот как выглядит настоящая Элен Циммерман! — расплылся в уже знакомой мне ухмылке Сэм.
— Хватит с меня украшений из «Веселой принцессы»! — победно усмехнулась я. Как я уже успела сообщить Сэму, чемодан вернулся в мое полное распоряжение, и я могла появиться в своей собственной одежде: в узком черном платье без рукавов и белом двубортном блейзере. Сам он был в жакете цвета морской волны с латунными пуговицами и новых полотняных брюках цвета хаки, в светло-голубой рубашке и при галстуке в бело-синюю полоску. Если я могу сказать так о себе, то мы представляли весьма впечатляющую пару. Заметную, во всяком случае. Хотя бы из-за роста.
Мы стояли у Коронного зала — того самого, который в первый день нам показали как место сбора в случае тревоги. Сегодня, на четвертый день плавания, здесь организовывали капитанский коктейль, что означало, помимо возможности всем желающим познакомиться с капитаном Солбергом и поздороваться с ним за руку, заставить нас раскошелиться на лишнюю выпивку. Мы с Сэмом решили заглянуть сюда ненадолго перед ужином; Пэт, уставшая от прогулки по Сан-Хуану, решила заказать себе еду в каюту.
— Ты выглядишь потрясающе, — заявил Сэм, продолжая оценивающе меня оглядывать. — Настолько потрясающе, что я, пожалуй…
Он не стал договаривать фразу, просто притянул меня к себе и поцеловал. Я не сопротивлялась.
Весь день я мечтала о том, как его поцеловать, ну и не могла, конечно, пренебречь его желанием поцеловать меня тоже. Он сделал это почти с жадностью, со страстью. Неужели возможно, что у него, учитывая всю его привлекательность, а также тот факт, что путешествующие в одиночку мужчины редко остаются без однодневных, скажем так, приключений, после смерти Джиллиан никого не было? Может ли быть так, что он каким-то образом берег себя для меня, как я всю свою жизнь ждала именно его?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});