убедительно, что не поверить его вранью было просто невозможно!
Затем дядя Вася не торопясь, аккуратно испортил терморегулятор в ванной, разрегулировал электробудильник в спальне и, рассовав по карманам свой нехитрый инструмент, стал собираться домой.
— У вас золотые руки, Василий Емельянович! Вы меня просто выручили!
— Да чего там! — скромно сказал Василий Емельянович. — Не впервой таким делом заниматься приходится. С техникой нужно уметь ладить.
— А сколько ж я вам за работу должен?
— Ну, это небось сами хорошо знаете! — Дядя Вася хитро подмигнул. — Такса у нас известная!
Я вынул из кармана два билета в консерваторию и протянул их Василию Емельяновичу.
— Не многовато ли? — застеснялся он.
— Берите, берите!
— Ну спасибо! — довольно сказал дядя Вася, бережно пряча билеты. — А то ведь я давненько Брамса не слыхивал!
РАССКАЗ СО СЧАСТЛИВЫМ КОНЦОМ
Все началось с того, что Петр Иванович Подсвечников однажды ночью увидел странный сон. Я полагаю, что это случилось именно ночью, потому что, если Подсвечникову и удавалось иногда вздремнуть днем, он все равно снов не видел. То ли мешало дневное освещение, то ли на работе не было подходящих условий для полноценного сна со сновидениями, но реально рассчитывать на интересные сны можно было только ночью.
Так вот ночью и приснилось Петру Ивановичу, будто он гуляет по выставке кибернетических машин.
В одних залах экспонировались обычные кибернетические устройства, умеющие только читать, писать, считать. переводить и заниматься перспективным планированием.
В других залах были выставлены электронные шахматисты, способные предусматривать все варианты, которые могли возникнуть на шахматной доске, на 40 ходов вперед. После первого же хода противника дальновидные аппараты мгновенно производили сложнейшие расчеты и в зависимости от ситуации или предлагали сдаться противнику, или. не теряя времени, сдавались сами.
Иногда проводились турниры, в которых электронные шахматисты из одного зала сражались с аппаратурой из другого зала. Впрочем, это только так говорится — сражались. Обычно кибернетические гроссмейстеры соглашались на ничью еще до первого хода.
Но все это была, так сказать, техника на грани фантастики. А в следующих залах находилась техника, перешагнувшая эту грань. Там были выставлены невероятные киберы, способные делать все. что делают люди. Они умели даже допускать ошибки, на которых другие самообучающиеся роботы тут же учились.
Вот по какой выставке бродил во сне Подсвечников. Л экскурсоводом Подсвечникова был интеллигентный, модно одетый молодой человек. Он пространно отвечал на все вопросы Петра Ивановича, и, когда тот случайно чего-нибудь не понимал (а он случайно не понимал абсолютно ничего), молодой человек терпеливо повторял объяснения до тех пор, пока Подсвечников, хотя бы из вежливости, не начинал понимать.
Если бы этот гид не был таким предупредительным и симпатичным, Петр Иванович поклялся бы, что гида зовут Евгений Алексеевич Кожин и что он работает юрисконсультом в руководимом Подсвечниковым тресте. Сходство было необыкновенным. Но даже во сне Петр Иванович не мог спутать вежливого гида с горластым, вечно критиканствующим Кожиным.
Три часа подряд молодой человек водил Петра Ивановича по выставочным залам и только потом сообщил ему, что он вовсе не молодой человек, а робот, созданный ради рекламы специально для этой выставки.
— Как это — робот? — удивился Петр Иванович. — Почему же вы не железный?
— Железные роботы — это вчерашний день, — вежливо улыбнулся нежелезный гид. — Теперь нас делают из тех же материалов, что и настоящих людей. Можете пощупать, это разрешается, — и он протянул руку.
Петр Иванович пощупал. Рука была теплой и упругой.
«Разыгрывает! Ой, разыгрывает! — решил Подсвечников. — Не зря он так похож на Кожина».
— А почему вы думаете, что вы не человек, а именно робот?
— Хотя бы потому, что я не думаю вообще. Понимаете, не мыслю.
— Ну да, не мыслите! А как же вы беседуете, объясняете и вообще действуете?
— Все мои действия запрограммированы. Мне не нужно думать.
— Но ведь я не могу проверить, думаете вы в действительности или нет. Правда? А как еще вы можете доказать мне, что вы робот? Чем вы отличаетесь от человека? Например, от меня?
Гид как-то странно посмотрел на Подсвечникова и так же вежливо, как и прежде, сказал:
— А почему вы полагаете, что вы человек, а не робот?
От этого неожиданного вопроса Петру Ивановичу стало так неприятно, что он на минуту проснулся, потом перевернулся на другой бок и снова уснул. И как только он уснул, опять появился гид и с мягкой настойчивостью повторил свой вопрос:
— Как вы можете доказать, что вы человек?
— Очень просто, — снисходительно ответил Подсвечников. — Если бы я не был человеком, я бы, например, не мог руководить трестом.
— Это не доказательство. Разве нельзя создать робота и запрограммировать его так, чтобы он возглавлял трест? Вполне возможно.
— Но я точно знаю, что появился на свет естественным путем.
— Вы не можете этого знать, ибо ни один человек не помнит момента своего рождения.
— Ну и что? Зато я помню детство, ясли, детский сад…
— Память и воспоминания тоже можно создать искусственным путем.
— Ноу меня есть свидетельство о рождении, трудовая книжка… Посмотрите, наконец, мое личное дело!
— Я смотрел. Ни в одной графе личного дела не сказано. что вы человек…
«Тьфу ты, черт! — подумал Подсвечников, окончательно просыпаясь. — Не надо было мне так поздно ужинать».
Возможно, он и забыл бы это малоприятное сновидение, если бы не Кожин, с которым он столкнулся, как только пришел на работу. При виде Кожина Петр Иванович тотчас вспомнил и кибернетический музей, и молодого человека, вернее, молодого робота, ну. в общем, гида, задавшего ему такой нелепый вопрос: «Как вы можете доказать, что вы человек?»
Он вспомнил все это и как-то даже огорчился, что он. Подсвечников, хоть это происходило только во сне, не мог дать достойной отповеди жалкому экскурсоводишке. И. испытывая странное удовлетворение (какое мы все испытываем, найдя остроумный ответ на заданный нам три дня назад ехидный вопрос), Петр Иванович стал придумывать едкое и хлесткое замечание, которое сразу бы поставило на место зарвавшегося робота.
Но такой ответ почему-то не придумывался. Вернее, ответов было много. Но на каждый убедительный ответ находилось еще более убедительное возражение. Причем Петру Ивановичу казалось, что выдвигает эти возражения не он сам, а все тот же гид.
— Человек — это звучит гордо! — провозглашал Петр Иванович.
— Совершенно с вами согласен, — вежливо кивал головой собеседник. — Но это еще не значит, что именно вы — человек.
Подсвечников решил изменить тактику.
— А в чем, по-вашему, основное отличие робота от человека?
— Роботу все равно, чем заниматься.
— Вот видите! А мне не все