Читать интересную книгу Война 2020. На западном направлении - Владислав Морозов

– Максимус, Зига, – передал я. – Огонь по ориентирам пять и шесть! Добиваем!

– Есть! – отозвались взводные.

Последовало семь выстрелов с поражением пяти целей.

Четыре «Леопарда», которые моя БИС отметила шестеркой, опять попытались уйти резко влево. Один из них тут же загорелся.

– Камрад, – передал я, – добей шестерку, огонь по готовности!

– Есть!

Последовало пять выстрелов, все три цели окрасились красным на мониторе, то есть явно были поражены.

Второй и третий взводы добивали пятящихся и стреляющих с места пшеков. «Леопарды» стреляли в ответ очень интенсивно, пытаясь отойти задним ходом и прикрыться подбитыми машинами.

Неожиданно слева я увидел вспышки и бледный «фейерверк» отлетающих поражающих элементов от сработок комплекса активной защиты «Афганит». Все-таки попали в кого-то паны шляхтичи…

На схеме пара Т-14 осветилась розовым цветом, означавшим попадания.

– Мин Херц, я Зверь! – доложил слегка дрожащий голос. – В меня попадание!

Позывной Зверь был у лейтенанта Димы Камышева из второго взвода. Зверем его прозвали за однофамильца, героя Олега Янковского из фильма «Мой ласковый и нежный зверь», который кого-то там зарезал из ревности на пикничке в осеннем лесу.

– Понял тебя, Зверь! Ход не потерян, все живы?

– Так точно.

– Тогда выходи из боя и оттянись назад!

– Слушаюсь.

– Мин Херц, я Сэмэн! – возник в наушниках еще один голос. С этим позывным все было просто – старшего сержанта из третьего взвода Важакова действительно звали Сема.

– В меня тоже попали!

– Живы? Машина на ходу?

– Таки да, но, кажется, пушка повреждена, сбой наведения!

– Немедленно отходи назад! Камрад, Максимус, Зига! Если перед вами кто-то еще продолжает вести огонь – добивать индивидуально до полного искоренения!

– Поняли, Мин Херц, – отозвались ротные.

Однако на тактическом мониторе я уже не видел ни одного «Леопарда», не отмеченного красным. Наших БПЛА сейчас поблизости не было, но спутник выдавал вполне приличную картинку. Подключив оптический канал, я через минуту убедился, что ни одного исправного польского танка перед нами действительно нет. На фоне угловатых коробок подбитых машин и дыма были видны маленькие фигурки в камуфляже, перебежками удалявшиеся от нас обратно к шоссе.

– Мин Херц, я Камрад! – доложил Белов. – Пораженной техники противника перед собой не наблюдаю! Фиксирую экипажи противника, отходящие из подбитых танков! Уничтожить?

– Камрад, не жадничай! Хрен с ним, пусть себе убегают!

Поле боя все больше затягивало дымом, на трехмерной карте наблюдался подход со стороны шоссе разрозненных машин польской мотопехоты, но идти в атаку они явно не торопились.

– «Тридцатый», – вызвал я артиллерию. – Я «Двадцать третий», передаю целеуказания, огонь по квадрату шестнадцать, цель мотопехота.

– Принято, – ответила артиллерия. Передача данных заняла у меня считаные секунды.

Через минуту или две в небе провыли гаубичные снаряды, и стали визуально видны взрывы у шоссе. На карте стало видно, что там осталось всего несколько непораженных целей. А еще через несколько минут стало ясно, что польская мотопехота отходит восвояси, видимо приняв на броню танкистов из подбитых «Леопардов».

При этом БИС зафиксировала, что одновременно артиллерия отработала и по второй, дальней польской колонне. А потом череда синих коробочек на карте наконец потянулась обратно, в сторону польской границы. Стало быть, и эти отходят.

С попаданиями в Т-14 второго и третьего взводов специалисты разбирались чуть позднее.

Все члены экипажей обоих танков не получили даже царапин, и сами танки боеспособность не потеряли. Анализ записей хода боя показал, что в какой-то момент огонь чуть ли не всех польских танков сосредоточился на этих двух Т-14. Польские наводчики явно действовали индивидуально, и координации ни между машинами, ни между взводами у них явно не было. В итоге в танк Камышева одновременно шло десять снарядов, в танк Важакова – восемь. Специально такой плотности огня точно не добьешься, это получилось только здесь, когда пшеки с испугу били на вспышки выстрелов и без всякой команды. В общем, многослойная броня «Армат» и «Афганит», явно изменивший траекторию большинства подлетающих подкалиберных болванок, свое дело сделали. Поэтому в танк Камышева было всего два попадания, при этом 120-мм натовские подкалиберные снаряды с сердечниками из обедненного урана лобовую и бортовую броню не пробили. В танк Вожакова попал один снаряд, не пробивший броню башни, но повредивший сопутствующим попаданием неизбежным сотрясом прицельную систему. В принципе, здесь требовалась просто дополнительная калибровка прицелов, но вместо этого прибывшая вместе с нами ремонтная (с тем же успехом ее можно было назвать и инженерно-конструкторской) бригада предпочла полностью заменить поврежденный башенный блок на новый, благо конструкция у «Арматы» модульная, а запас узлов и агрегатов на месте был создан. Поврежденный агрегат оперативно увезли на Уралвагонзавод на предмет исследования и недопущения подобного в дальнейшем – специально для этого «Ил-76» гоняли. Бригада выполнила работу по замене вооружения вполне буднично – за сутки, используя невеликие мощности местного ремзавода. Но я, от греха подальше, пересадил безлошадный экипаж Вожакова в резервный танк, благо такой у нас тоже, слава богу, был.

Но это все было потом.

А пока артиллерия очень точно кинула по отходящим полякам еще несколько снарядов. При этом на карте вдруг возникло какое-то небольшое движение в нашу сторону, хотя вторая колонна пшеков тоже уже разворачивалась и отходила. Это было необъяснимо. Какой-то шибко умный лях вздумал провести доразведку или пострелять напоследок? Черт их поймет.

– Мин Херц, – доложил Белов. – Я Камрад! Наблюдаю четыре цели!

– Вижу! – ответил я.

И действительно, четыре синих метки позли в нашу сторону. Судя по тому, как их идентифицировала БИС, это были РТ-91 «Тварды», прямые родичи экспортного Т-72М. Двигались они как-то не особо уверенно, держась парами вдоль дороги.

– Я Мин Херц! – передал я. – Всем стоять! Я с ними сам разберусь.

– Удачи вам, Петр Алексеич! – тут же ввернул кто-то из взводных.

Я предложил шутнику засохнуть, а затем приказал Перепечко:

– Ну, Вася-Василек, давай вперед!

На вопрос, видит ли наводчик цели, Бергер ответил утвердительно.

– Тогда с богом, орлы, – сказал я своему экипажу и переключил БИС на индивидуальное наведение.

Бергер тут же занялся точной наводкой.

– Не вымудривайся! – приказал я ему. – Еще метров триста вперед – и гаси!

Дальше все было не просто, а очень просто. Мой шедший на большой скорости Т-14 сделал за полторы минуты три выстрела с почти максимальной дистанции. Тут же загорелся один «Тварды», за ним задымился другой. Два оставшихся танка несколько раз неуверенно выстрелили наугад в нашу сторону, но потом начали поспешно отходить. Кажется, обломались.

– На исходную! – приказал я мехводу.

– Мин Херц, это Камрад, с почином вас! – передал ехидный Белов.

– С викторией! – добавил еще кто-то из взводных.

– Поговорите у меня! – заткнул я их и уточнил: – Внимание всем экипажам! Отходящего противника не преследовать!

Дальше мы отошли подальше от шоссе и горящих вокруг него танков, остановившись на своих исходных позициях. Среди вылезшего из машин личного состава началось что-то вроде ликования. Кто-то включил (не иначе как в телефоне или айфоне) известную балладу Расторгуева и иже с ним про то, что поле боя держится на танках и по-другому не бывает, нет, а кто-то фальшиво и гнусаво, но очень громко затянул древнюю песню про то, что помнят польские паны и псы-атаманы коннармейские наши клинки. Этот наивный кандидат в буденновцы XXI столетия явно не знал, что в этой песне слишком много всяких обобщений и прозрачных намеков, а реальный ясновельможный шляхтич, то есть «польский пан», никогда и ни за какие коврижки не сядет даже справить большую нужду на одном гектаре вместе с каким-нибудь «псом-атаманом».

Я открыл люк и, выбравшись на броню, смотрел на скупое в этих местах летнее солнышко и дымы впереди, понимая, что ликовать, наверное, все-таки не стоит. Да, Польша (в очередной раз) умылась. Не раз и не два подмечено, что, как только эти крылатые гусары и иже с ними пытаются всерьез возбухнуть на кого-то из соседей, немного приподнявшись над картофельной ботвой, они неизменно падают обратно с высоты собственного роста, да так, что набирают полный рот чернозема и набивают массу шишек. Да, сегодня это была победа, но победа в почти полигонных условиях. Спасибо, конечно, командованию, что обеспечило нам эти самые условия: оно и понятно – для первого боевого применения нового танка нужна некая «чистота эксперимента». Но интересно, что было бы, если бы сегодня наступали мы сами? И при этом противник имел бы связь, подготовленную оборону со всеми штатными противотанковыми средствами, боевые вертолеты и тактическую авиацию? Думаю, у нас неизбежно вывели бы из строя до трети техники. Поджечь, может быть, и не смогли бы, а вот обездвижить через повреждения ходовой части – вполне. Хотя супостат и в этом случае понес бы тяжкие потери, тем более что боевые вертолеты и авиация есть не только у НАТО. Конечно, штабные стратеги считают, что в идеале наши Т-14 должны действовать в наступлении под прикрытием БМП-Т и обычных пехотных БМП, но на данный момент ни в одной танковой части ВС РФ все еще нет полноценного подразделения поддержки на БМП-Т, а тактика взаимодействия танков с ними не отработана даже на полигонах. Более того, на высшем уровне никто так и не определил, сколько должно быть в войсках этих самых БМП-Т и как их использовать, поскольку в существующую организационную структуру российских танковых подразделений «Терминаторы» не вписываются.