Мы сделали все необходимое. Познания Агнессы в тайных делах были весьма обширны.
— Не могу ручаться, моя госпожа, но попробуйте вот это, коль возникнет такая необходимость.
И вручила мне цилиндрик из шерсти, пропитанной клейкой смолой кедра — старое римское средство. Как она сама сказала, лучше это, чем ничего.
Жоффруа Плантагенет не пришел.
Когда наутро я проснулась в дурном расположении — не выспавшаяся и сердитая, мне сказали, что он на заре ускакал из замка. Не просил ничего мне передать, никак не объяснил своего отсутствия. Сын уехал с ним вместе, так что и допросить было некого, если б даже я до этого унизилась. Его не было весь день. Не вернулся он и к ужину, проходившему в Большом зале.
Разве он не был моим сенешалем? Разве не обязан был отчитываться в своих действиях?
Испытывая то приступы гнева, то странное облегчение, я сумела проглотить достаточно порций жареного мяса всех сортов, чтобы не привлекать ненужного внимания. Слушать менестрелей мне было невыносимо, потому я велела устроить представление попроще и позвать труппу акробатов. Ошиблась.
Гибкие, подвижные жонглеры[60] вызывали в моей памяти образ анжуйца. Я рано удалилась к себе, отпустила своих дам, не пожелала выслушать утешения от Аэлиты. Мне не требовалось сочувствие.
Затворила дверь и осталась одна в тихой спальне — не этого одиночества я жаждала.
Он ждал в спальне. Причесанный, изысканно одетый, обворожительный. Но теперь я поняла, каков он на самом деле. Железный кулак в перчатке из нежной замши. Он мог скрывать свое корыстие, но оно угадывалось под покровом шелковой рубахи. Отвесил безупречный поклон.
— У меня хватает тщеславия надеяться, что вам недоставало меня, госпожа.
Его отъезд был хорошо рассчитанным ходом, коварной уловкой, чтобы поиграть у меня на нервах. Этого я не потерплю! Больше мы в эту игру не играем. Все должно быть так, как хочу и я, а не он. Он должен плясать под мою дудку. Я подошла к окну, еще не закрытому ставнями, и посмотрела в ночное небо, словно весь мой интерес поглощали звезды.
— У вас есть дела, которые надо обсудить со мной? Вы совершили поездку в моих интересах? — Я ждала ответа. — Ну же!
— Догадываюсь, вы недовольны мною, госпожа, — отвечал он уклончиво. — Если это действительно так, я молю вас опрощении.
— Мне совершенно не важно, где вы проводите время, сударь. Вы вольны отлучаться, когда пожелаете, лишь бы при этом вы исполняли свои обязанности сенешаля.
— Я вижу, что впал в немилость.
Я услышала его шаги, почувствовала, что он приближается ко мне. Вот он замер у меня за спиной.
— Прогоните меня, госпожа, если желаете.
Я отлично сознавала, что играю с огнем, но мне было так одиноко, а сердце изнывало от желания ощутить рядом мужское тело. Без неохоты, без спешки, без мимолетности. Мне был нужен любовник, который потерял бы от меня голову.
— Вы заслуживаете того, чтобы вас прогнать, — холодно ответила я.
— Но за что же?
— За своеволие. Весь день вы отсутствовали без моего на то позволения.
Вот тебе и добрые намерения. Внутренне я вздрогнула от признания, делать которое вовсе не собиралась, но так и не повернулась лицом к графу.
— Вы полагаете, я оставил вас по своей воле?
Он сумел произнести это так, что в его словах просквозило сожаление.
— А разве нет?
— Мой долг сенешаля — поддерживать спокойствие в ваших владениях.
— И что же, поездка не терпела отлагательства?
— Ну, как сказать. Я не желаю подвергать вас ни малейшему риску.
— У вас на все найдется ответ, правда, Жоффруа?
Я умышленно назвала его по имени.
— Не на все, Элеонора.
У меня мурашки побежали по спине. На шее я чувствовала тепло его дыхания. А вслед за теплом — легкое прикосновение его пальцев.
— Прогоните меня, если желаете. Только сразу. Потом будет поздно.
Ах, ведь я прекрасно понимала, что все это загодя рассчитано, он вообще отлично умеет все предусмотреть. Но я умела и признавать свои поражения. Подняла руку и прижала его пальцы к своему плечу, почувствовав их тепло на обнаженной коже.
— Так что же?
Его губы еще приблизились к моей шее.
— Я не хочу, чтобы вы уходили.
Разве это не было неизбежным с самого начала?
— Элеонора…
Он медленно-медленно повернул меня к себе, наклонил голову и прикоснулся губами к моим губам. Прикосновение было совсем легким, его руки на моих плечах почти не ощущались, словно он давал мне возможность сделать шаг назад.
Этого шага я не сделала.
Жоффруа обвил меня руками, губы его плотно прильнули к моим, и я утонула в его объятии. Поцелуи Людовика не научили меня ничему похожему. Язык Жоффруа скользнул по моим зубам и надолго погрузился в самую глубину рта с неумолимой властностью, разжигая жаркое пламя в моем животе и паху. От окна до ложа было рукой подать, а там я быстро обнаружила: пусть мне не хватает опыта, зато есть желание и есть понимание того, чем и как доставить удовольствие графу Анжуйскому. Двигаясь ловко, без малейших усилий, он любил меня и не давал почувствовать себя ни неуклюжей, ни неумелой.
Прижал мои руки над головой и заглянул в глаза.
— Ваш святоша-возлюбленный не может удовлетворить женщину с таким темпераментом. А я могу.
Эти слова унесли меня куда-то далеко-далеко. Кожа горела от жара, дыхание прерывалось, а чувства мне уже не повиновались.
В ту ночь анжуец покорил Аквитанию.
Раньше мне и в голову не пришло бы, что такое возможно.
Три недели. Эти три недели я была не королевой Франции, а графиней Пуату. Я снова превратилась из замужней женщины, у которой есть ребенок, в юную девицу на выданье. Я была желанной, меня занимали и развлекали, мне говорили комплименты. Он не оставлял меня без внимания, не отвергал, не пытался ценить меньше, чем я стою. Под этим ливнем волнующих впечатлений я ожила и хотела лишь, чтобы им не было конца.
Мы катались верхом, охотились, пировали, предавались любви. Я сопровождала графа, когда он выезжал в окрестности посмотреть, все ли там идет благополучно. Сидела рядом с ним, когда он творил суд. Я многому научилась у него как у мужчины и как у правителя. Суд его был справедлив и весьма милосерден, но обмануть его было не так-то просто. Тех, кто угрожал спокойствию Пуату, он карал тяжкой десницей.
Людовик и Матильда превратились в тени где-то на грани нашего сознания.
По ночам он был моим любовником. А иной раз мы ложились вместе в постель еще до наступления вечера, радуясь украденному мгновению, когда все остальные в замке засыпали или пережидали неожиданную жару, удивительную для осеннего дня.