Мы молча едим. Горячая еда, а не печенье; это очень вкусно, вот только мой желудок отвык от такого количества пищи. У меня по-прежнему все расплывается перед глазами, но я не могу не наблюдать за Пенни. В подвале я видел ее только в своем воображении, а теперь она реальна.
– Ешь, Дэниэл, – приказывает папа, и его голос звучит резче, чем обычно, потому что я отвлекаюсь от еды.
Отправляю в рот ложку с супом, и тут Пенни говорит:
– Ну… – Ее голос кажется выше, чем в подвале. – Теперь, когда вы вернулись, думаю, я могу поехать домой.
Я сажусь прямее:
– Ты покидаешь нас?
– Нет, – говорит отец. – Она не уезжает.
Я с облегчением вздыхаю:
– Хорошо.
Пенни, изучая свою тарелку, шевелит губами, словно молится. Затем поднимает на нас свой решительный, но дружелюбный взгляд.
– Я могу приезжать и присматривать за Дэниэлом, когда будет нужно. Я не против.
Папа смотрит на нее, взгляд у него тяжелый:
– Мой сын говорил тебе, почему он не выходит из дома?
– Нет.
– Главное для меня – его безопасность.
– Понимаю, – отвечает Пенни. – И согласна с вами. Я не сделаю ничего, что может…
– Может что?
– Что может навлечь на меня опасность, – заканчиваю я мысль Пенни.
– Верно, – улыбается мне папа, а затем твердо смотрит на Пенни. – А твой отъезд опасен для него.
– Но я не…
– Мой ответ «нет»!
После ужина я спрашиваю папу:
– Можно я покажу Пенни мою комнату?
Его глаза сужаются, будто он хочет ответить отрицательно, но потом медленно кивает:
– Думаю, можно.
– Ура-а-а! Пошли, Пенни.
Она идет за мной в мою спальню, и я направляюсь прямо к городу из «Лего», который построил перед папиным отъездом, но тут меня настигает то самое слово:
– Сайерс.
Я разворачиваюсь и смотрю ей в лицо.
– Сайерс…Сайе… Не могу поверить, что это ты… Не верю своим глазам.
У меня мороз по коже.
– Н-нет. Меня зовут…
– Твоих родителей показывали в новостях, и твой друг Люк…
– Нет.
Падаю с вершины горы. Тру кулаком висок, сильнее, еще сильнее.
У Пенни широко распахиваются глаза.
– Прости. Только не надо так, ладно? – Она оборачивается на дверь, ее голос звучит испуганно: – Я… Я хочу увидеть твои вещи. Просто покажи мне свои вещи. – Она хватает что-то с моей полки. – Вот это! Что это такое?
Я медленно опускаю кулак.
– Окно.
– Окно?
– Это как окно. – Подношу стереоскоп к ее глазам.
– Видишь?
– Да.
– Через него можно увидеть красивые места.
– Это… красиво.
– Дэниэл? – Папа просовывает голову в дверь. – Пора спать.
– О’кей. – Подхожу к кровати и стаскиваю покрывало. – Ты можешь лечь с этой стороны, Пенни.
– Нет, – зло выпаливает папа. – Она не может остаться здесь.
– Почему? В подвале мы…
– Хватит спорить со мной, молодой человек, и перестань корчить недовольную физиономию.
Я перестаю хмуриться.
– Пожелай ей спокойной ночи, Дэниэл.
Грудь Пенни начинает быстро подниматься и опускаться, но я делаю так, как он велит мне. Говорю:
– Спокойной ночи, Пенни.
И смотрю, как она выходит с ним из комнаты.
* * *
Вернувшись, папа пододвигает свое кресло к моей кровати.
– Значит, здесь у нас девушка. Она тебе нравится?
– Да, сэр, – осторожно отвечаю я.
– Это хорошо. Я привез ее для тебя.
– Спасибо. Где она?
– Внизу.
У меня отвисает челюсть.
– Она сделала что-то неправильное?
– Просто у меня пока что нет подходящего для нее места.
В этом нет смысла: здесь стоят диван и моя кровать, да и одной Пенни в подвале страшно. Но папа не похож сам на себя, и я боюсь спорить с ним.
– Папа… что-то случилось?
– Ты о чем?
– Ну, тебя ведь не было.
Его взгляд становится пустым:
– Умер мой отец.
– О нет. – Совсем как отец Пенни. – Мне очень жаль. – Это так ужасно, что отец может умереть. Не знаю, что я буду делать, если что-то случится с моим папой.
– Ты последний, – говорит папа.
– Последний?
– Последний, в ком течет моя кровь.
Просыпаюсь с мыслью о Пенни; войдя в гостиную, нахожу ее там. Она сидит за столом, волосы у нее мокрые, на ней моя одежда. Я подбегаю к ней и сажусь как можно ближе, чтобы чувствовать запах мыла на ее коже.
– Привет, Пенни, – говорю я, но она не отвечает мне.
К нам присоединяется папа, и я ем вафли с большим количеством сиропа, он пьет кофе, но Пенни, похоже, не голодна – она не притрагивается к еде.
Когда я приканчиваю все, что лежит у меня на тарелке, папа встает и берет свой термос.
– Ты помнишь, что я тебе сказал?
– Сэр? – Но потом слежу за его взглядом и обнаруживаю, что он смотрит на Пенни, которая медленно кивает ему.
Папа тоже кивает ей, а затем треплет меня по голове.
– Веди себя хорошо сегодня.
– Я всегда веду себя хорошо.
Он с легкой улыбкой хмыкает и уходит, закрыв за собой сейфовую дверь. Я вскакиваю на ноги.
– Чем мы будем заниматься, Пенни?
Но она по-прежнему молчит. Наверное, устала. Цепь на ее лодыжке слишком коротка, чтобы она могла сесть на диван, и потому я тащу диван к ней. Одна его деревянная ножка шатается, и мне приходится двигать его осторожно, дюйм за дюймом. Пододвинув его достаточно близко к Пенни, говорю ей:
– Ты можешь лечь на него.
Она поднимается со стула и падает на диван. Как только ее голова касается диванной подушки, ее веки смыкаются. Да, она очень устала. Укрываю ее и слушаю целых два фильма, прежде чем она наконец просыпается.
– Хочешь есть? – спрашиваю я.
Она, медленно моргнув, кивает.
Папа оставил нам бутерброды с колбасой и сыром и пакет «Фритос». Выкладываю все это на тарелку и сажусь на диван рядом с ней. Пенни крестится, я тоже, а затем она начинает есть, медленно отдирая от хлеба корку.
– Раз тебе стало лучше, Пенни, мы можем чем-нибудь вместе заняться. – Показываю на стопку настольных игр и на мелки, на акварель и бумагу. – Нам с тобой будет весело, обещаю тебе.
– О’кей, – тихо говорит она, и я чувствую себя счастливее, чем когда-либо.
Это просто прекрасно, это просто блаженство, это просто мы.
– Ты двигал диван? – спрашивает папа, едва войдя в гостиную.
– Да, сэр. Чтобы Пенни могла сидеть рядом со мной.
Он вряд ли доволен этим, но снимает с ее ног цепь и разрешает нам читать книжки в моей комнате, пока он готовит ужин. Поев, мы усаживаемся на диване перед телевизором – я сижу посередине, расслабленный и счастливый, и не знаю, к кому из них мне лучше прислониться.
Когда