Корабль описал тридцатиградусный коордонат влево. Ветер четыре балла, в правый борт. Значит, надо подправить курс.
— На мостике, десять градусов вправо, через минуту рекомендованный курс.
Корабль лег на курс, ведущий к якорному месту. Проходит немного времени. Мне уже нестерпимо жарко. Наступает самый ответственный момент: надо попасть в точку якорной стоянки. На руле Галаульников, здесь все надежно. Дружище лаг, не подведи! На тебя вся надежда!
— Младший штурман, дан малый ход. Какой курс на якорное место? — совершенно спокойным голосом запрашивает командир. — За три кабельтова предупредить.
— Курс прежний.
— Штурманская, дали самый малый ход.
— Вижу по лагу, — отвечаю как можно спокойнее, хотя весь напряжен и сердечко стучит поспешнее. А вскоре докладываю: — На мостике, осталось три кабельтова.
— Младший штурман, какой курс?
— Прежний. Пора на стоп.
— Штурманская, застопорили ход. Машины товсь задний. Докладывать каждые четверть кабельтова.
— На мостике, не отходите от переговорной трубы… Осталось полтора кабельтова… Один кабельтов… Три четверти. Пора давать задний… Половина. Задний ход!.. Четверть… Точка.
Через пять — семь секунд загремела якорь-цепь. Стали на якорь. От меня, наверное, пышет жаром…
— Младший штурман, тумана нет! Поздравляю с прибытием, — открыв дверь штурманской рубки, произносит довольный, улыбающийся Вадим Иванович.
«И как это я мог сердиться на такого командира! Это же лучший командир на всем Балтийском флоте!» — такие мысли вихрем пронеслись в моей голове.
— Выходите, выходите на мостик! Определяйтесь. На клюзе три глубины.
Поспешил на мостик, чтобы по двум горизонтальным углам определить место точнейшим способом. В рубку вошел Галаульников. Чувствуется, тоже волнуется.
— Как место получилось?
— Сейчас нанесем. Смотри, метров на двадцать перемахнули створ…
После ужина в каюте, как сговорившись, собрались все друзья — Поляков, Васильев, Слизской, Каменский. Когда все уже были в сборе, дверь распахнулась и вкатился Колобок — так в дружеском кругу звали корабельного химика Королева, моего однокашника по училищу.
— Ребята, разом! — громким шепотом командует Дима.
— По-здрав-ля-ем с при-бы-ти-ем в точ-ку! — хором, тихо скандируют все.
— Думаешь, мы не понимаем, как туго тебе пришлось? Думаешь, мы за тебя не переживали? Переживали — да еще как! В общем, ты молодец, не подкачал, нашу когорту не посрамил. Качать не будем, потолок не позволяет, ну а потискать потискаем! — заключает Поляков.
По случаю благополучного прибытия в точку состоялся вечерний чай. Вестовые накрыли стол, украшенный всеми любимой «копченкой» и халвой. Состоялась молодецкая чайная пирушка. Шутки и смех не смолкали до самого отбоя…
По тревоге место штурмана — в центральном штурманском посту, куда, нырнув в круглую горловину люка, летишь по вертикальному трапу восемнадцать метров, едва придерживаясь руками за поручни. На этом посту, собственно, и ведется навигационная и боевая прокладка за «противника». Данные — курсовой угол и расстояние — автоматически передаются с соседнего, центрального артиллерийского, поста. Чудо техники того времени!
Наш пост всем хорош, но уже через полчаса от высокой — около +45° температуры пот льет с тебя ручьями. Часами длятся на ходу корабельные учения, часами и мы работаем на своем центральном посту. Наши помощники приборы. Что они скажут, то и изображает младший штурман на карте. Хорошо, если по тревоге успеваешь взять несколько пеленгов. Нанеся их на карту, получаешь ту самую «печку», от которой и идет весь «штурманский танец», кончающийся вместе с отбоем тревоги. Тогда, записав счислимое место, спешишь на мостик, чтобы сравнить его с местом, тобою же навигационным способом определенное, и дать оценку точности счисления. Сначала все это приносило заметные огорчения. Потом, когда научился учитывать угловую скорость, поворотов, положение руля при этом, величину диаметра циркуляции в зависимости от хода и ветра, когда наделал различных Лекал, помогающих учитывать все факторы, дело пошло лучше, и уже нередко установленные в зависимости от дальности плавания нормативы перекрывались. Пропорционально этому приобреталась уверенность, шлифовалось профессиональное мастерство.
Наверное, не менее трети походного времени проходило на центральном посту. Счисление пути на штурманской вахте, счисление на центральном посту… Кругом счисление! Конечно, не хотелось быть отстающим, пасовать перед своим шефом…
Как-то мы возвращались из флотского похода в среднюю Балтику под флагом командующего флотом М. В. Викторова. Уже в горле Финского залива погода начала портиться, а на меридиане Ревеля (ныне Таллин) лег непроглядный туман такой плотности, что ночью, когда прошли Гогланд, командующий во избежание нарушения кораблями территориальных вод приказал стать всем на якорь и показать свое место.
В штурманской рубке нас, штурманов, трое — флагманский флота В. П. Новицкий и двое корабельных. Три штурмана — три разных места по счислению. Расхождение между местами — несколько кабельтовых. Новицкий подошел к нашей карте, на которой место Романовского и мое не сходились. Посмотрел, ничего не сказал. Ночь коротали на мостике. Все не спим, ждем момента, когда можно будет точно определить место линкора. На всех кораблях вахту несут по-походному. Машины прогреты, каждый корабль готов к немедленной съемке с якоря. Пошел пятый час утра. Туман от ветерка слегка приподнялся, стали видны корпус «Октябрьской Революции» и корпуса двух эсминцев.
На мостик вышли Новицкий и Романовский. Минут через сорок показался маяк Родшер. Втроем по вертикальному углу и пеленгу определяем место. Повторяем определение по расстоянию, взятому дальномером и пеленгом. Наши обсервованные места практически идентичны. Из счислимых мое наиболее близко к обсервованному. Видимо, многочасовые тренировки в счислении не прошли даром…
— Недурно, очень недурно, — обращаясь ко мне, говорит Новицкий. — Вас можно продвигать.
Чувствую себя крайне неловко. Вижу, как сказанное Новицким пришлось не по душе Романовскому.
И Новицкий и Романовский — оба были прекрасными Специалистами в своем деле. И тем досаднее, что они не всегда находили общий язык. А началось все с пустяков.
По предложению Новицкого на фок-мачте, выше сигнального мостика, была оборудована небольшая рубка — боевой пеленгаторный пост. Он бездействовал, так как, кроме кабелей, в нем ничего не было, как не было в природе и боевого пеленгатора. Во время одного из походов Новицкий высказал идею автоматической передачи пеленга на центральный пост в виде световой линии. Поход закончился, про пеленгатор все забыли, кроме Романовского. Недели две Андриан Адамович что-то чертил, усердно работал логарифмической линейкой. Он прекрасно владел английским языком, хорошо знал математику, обладал недюжинным конструкторским умом. Идея Новицкого начала претворяться в жизнь. От чертежей перешли к материальному оформлению. Заработали штурманские электрики, корабельная мастерская. В этом деле, заинтересовавшись, принял участие старший механик Звейнек. Месяца через два пеленгатор, созданный собственными силами, и вся схема заработала. А еще дней через десять все было доведено до рабочего состояния. Новицкого несколько задело, что его идея была осуществлена без согласования с ним. И, простота в отношениях между, этими двумя интересными людьми исчезла…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});