очень удачно, туда, где расположены ребра. Вожак в запале боя не обратил внимания на рану и продолжал атаковать меня. Вся стая разразилась громким лаем.
Не подпуская агрессивно прущего на меня вожака, я выпрямился, пятясь назад, пнул его по морде и на мгновение пес как будто запнулся. Полагаю, это начал действовать мой укол.
В то же время на меня напали его подручные. Одного, справа, я успел отвлечь своей рукой и оттолкнуть, а затем попытался ударить ножом, но лезвие только скользнуло по густой шерсти. Второй пес слева успел схватить меня за ногу и впился клыками. Я развернулся, таща его на ноге, причем весил он как будто целую тонну, затем нагнулся и что было силы ударил его ножом по голове. Нож пробил череп и вошел внутрь, я тут же вытащил его и ударил снова, потому что пес продолжал висеть на ноге, как приклеенный. Теперь я попал в основание черепа, в самый верх шеи и там у пса что-то хрустнуло. Он захрипел, отпустил мою ногу и свалился на снег.
В это время на меня с новой силой напал пес справа. Я успел подставить ему руку, обмотанную курткой и он впился в нее, рыча и тут же начав мотать головой в разные стороны. Вожак в это время держался позади, припадая на одну лапу. Кажется, ему уже было плохо.
Я согнул руку в локте, приподнял вместе со вцепившимся в нее псом и принялся остервенело кромсать его брюхо ножом. Успел нанести ударов пять, прежде чем он разжал челюсти, свалился на снег и отполз назад.
В итоге у меня оказалась прокушена нога и рука, а трое псов, только что угрожающе лающих и рычащих, завалились на мерзлый снег и жалобно поскуливали. Все пространство рядом с ними было залито кровью. Я развернулся к остальной стае, подступающей все ближе и ближе ко мне.
— Ну что, твари? — закричал я. — Кто еще рискнет напасть на меня?
Собаки оглушительно лаяли. Среди них почти не осталось таких же огромных псов, как и те, что отважились напасть на меня, только два пса еще не уступали вожаку и его подручным в размерах, но судя по всему, у них было гораздо меньше храбрости, потому что они держались вместе с остальными и не изъявляли особого желания напасть на меня.
Вся стая находилась от меня на равном расстоянии, как будто вокруг волшебного круга, не решаясь переступить некую незримую черту. Надо испугать их еще больше, чтобы они наконец разбежались. И по возможности сделать это бесшумно, без стрельбы и криков. Чертовы шавки уже и так разлаялись на все окрестности и, наверное, разбудили всех жителей комбината № 817.
— Ага, твари, боитесь, — пробормотал я и сплюнул вязкую слюну. — Ну-ка, идите сюда, твари! Кто еще хочет подохнуть?
Но нет, они не решались нападать, но и отпускать меня не хотели. Я же не хотел показывать им спину. Если они будут подскакивать и кусать меня за пятки, это тоже будет не очень приятно, вернее, совсем неприятно. Я наконец, понял, что надо сделать, чтобы отогнать их. Обычно лучше использовать камни, но за неимением таковых поблизости пришлось прибегнуть к другому, крайнему, средству.
Я подскочил к лежащему на снегу вожаку. Он еще был жив и медленно угасал, хотя глаза его, подернутые пленкой, уже начали закрываться. При виде меня он зарычал, но тут же умолк. Я сунул нож в карман, набросил куртку на плечи, схватил вожака за шею и шерсть возле хвоста обеими руками и приподнял. Тело пса было грузное и тяжелое. Я поднял его над головой, чувствуя, как в лицо посыпались льдинки, комочки снега и капли крови, развернулся на месте, выискивая, куда бы бросить, а затем с размаху и с криком: «Держите, твари!», швырнул тело вожака в ближайшую большую собаку.
Бросок получился удачным. Тело громадного алабая сбило с ног мою мишень, попутно зацепив еще одну собаку. Они повалились на дорогу и я бросился на них, на ходу вытаскивая нож. Успел подбежать, схватил упавшую собаку за ногу, а когда она попыталась меня укусить, ударил ее ножом. Затем ударил еще раз.
Все это время стая продолжала гулко лаять, но не решалась атаковать меня. Я поднял новую убитую мною собаку, гораздо легче, чем вожак и тоже швырнул ее в ближайшую шавку. Вот теперь уже собаки разбежались, поджав хвосты. Хоть они и продолжали лаять и огрызаться на меня, я сразу почувствовал перемену в их настроении.
Вряд ли они теперь посмеют напасть на меня, после того, как потеряли всех своих лидеров. Я отдышался, наблюдая за ними, а потом направился дальше к комбинату, держа нож наготове. Некоторое время стая преследовала меня, но по мере приближения к поселению отстала. Вскоре их лай утих позади, а я наконец подошел к месту назначения.
В комбинате жило около сорока тысяч населения, состоящего из строителей, монтажников, инженеров и рабочих. Часть из них были вольнонаемные, часть военные строители. Кроме того, как я слышал, в последние годы привлекли немало спецпереселенцев и заключенных исправительно-трудовых лагерей, в подмогу строителям завода, поскольку те не успевали уложиться в сжатые сроки. На комбинате действовал первый в СССР атомный реактор А-1, для выработки плутония военного назначения, необходимого элемента ядерных бомб. Сюда уже подвели железнодорожную колею для подвоза строительных материалов, расчистили полосы для аэродрома, из местной речки Теча подавалась вода для охлаждения реактора.
Поскольку жили в поселке по большей части строители, я по легенде получил диплом инженера-физика, недавно выпущенного из Московского высшего технического училища им. Н. Э. Баумана и направленного в поселок по распределению.
В данный момент меня, однако, интересовало прежде всего, где тут находится медпункт. На подходах к комбинату меня встретил патруль из трех вооруженных солдат, за спинами у них висели ППС, пистолет-пулеметы Судаева.
— Вы откуда здесь явились, гражданин? — строго спросил сержант. — Что это у вас руки в крови? Вы не ранены?
Я показал назад, в лес.
— Собаки покусали, товарищ сержант. Вышел к речке, заплутал немного и попался к ним в лапы. Я вообще здесь недавно, по распределению прибыл.
Сержант посмотрел мои документы, диплом и направление на распределение и отправил в медпункт в сопровождении одного солдата.
Медпункт оказался оборудован в бывшем гусятнике. Помещение, однако, было чистым, выкрашенным белой краской и опрятным. Внутри оно было разделено на две комнаты. В первой крохотной комнатке дежурила какая-то бабка, закутанная в пуховые платки с ног до головы, так как в помещении было холодно. Она