он пришел в цирк и повторил трюк, когда на его груди разбили молотом камень в полтонны весом. Также он выдержал, когда по нему проехал автомобиль, а также поднимал лошадей и коров на плечах и нес их не менее сотни метров.
Ему предложили работать в цирке и Миша уже собирался идти туда, подобно своему кумиру, однако вскоре отправился в армию и после этого ему предложили работать в МГБ. Там уже он попал в поле зрения 13-го отдела.
Вспомнив все это, я посмотрел на свои сильные руки. Если забросить тренировки, сила быстро превратится в дряблый жир. Я согнул и разогнул пальцы, а потом заметил, что рядом с сиденьем валяется толстый гвоздь, остаток перевезенного недавно груза.
Гвоздь подрагивал во время полета от вибрации двигателя и грозил укатиться куда подальше. Я нагнулся и подобрал его. Ну-ка, проверим свою силушку, не стал ли я слабее за эти дни.
Толщиной гвоздь был миллиметра четыре в диаметре, согнуть его было непростой задачей. Правда, при этом стержень был довольно длинный, сантиметров десять, почти, как карандаш. Сделан из стали, но не из нержавеющей, которую гнуть труднее всего и полностью круглый в обхвате, тоже дополнительный плюс в сгибании металлов.
Я размял пальцы, затем вспомнил, как Бутов сгибал гвозди, будто сделанные из пластилина и что при этом он делал. Сначала, когда он еще учился сгибать стержни, Миша обхватывал оба конца плотной бумагой или кожей, чтобы не поцарапать ладони. Затем, по мере увеличения опыта, он уже обходился голыми руками без подручных средств и перчаток.
Вот и сейчас, вспомнив, как он это делал, я поставил гвоздь перед собой горизонтально напротив груди и сжал его пальцами обеих рук с конца и шляпки. Затем уперся большими пальцами в сам стержень гвоздя и напряг мышцы предплечья, стараясь согнуть железо и направляя локти вниз.
Сначала гвоздь не поддался, но я удвоил усилия и он тут же дрогнул в моих руках и начал гнуться надвое концами вниз. Я приблизил руки к груди и надавил еще больше. Гвоздь согнулся пополам и вскоре мои сжатые пальцы обеих рук коснулись друг друга.
Металлический штырь согнулся надвое. Я бросил его на пол с легким звоном, обернулся и только теперь заметил сбоку небольшое движение. Оказывается, пилот вылез из кабины и наблюдал за моим трюком округлившимися глазами.
— Ничего себе ты силач! — уважительно крикнул он, перекрывая шум двигателей и протянул мне мешок с веревками и ремнями. Кажется, это был парашют. — Давай, надевай скорее, мы уже на подходе к объекту.
— Чего это? — изумился я в ответ. — Мне что, придется прыгать с парашютом?
Он изумился еще больше.
— А вы что, не оповещены что ли? У меня нет времени на посадку, вас закидываю по пути, а сам потом дальше лечу, до Самары. Я не могу останавливаться.
Я с сомнением посмотрел на парашют. В своей прошлой жизни мне еще не доводилось прыгать с ним, но сам Бутов наверняка уже получил солидный опыт. Что теперь делать, полагаться на телесные воспоминания? Видимо, ничего другого больше не остается, не могу же я здесь остаться.
Взяв мешок, и в самом деле оказавшийся аккуратно упакованным парашютом, я натянул его на плечи, продел лямки через ноги, натянул на туловище. Сначала лямки болтались и я тупо глядел на них, недоумевая, как их застегивать, но затем руки сами вспомнили нужные движения.
Спросить было не у кого, пилот уже скрылся обратно в свое кабине, да я и не смог бы у него спрашивать, потому что он не поверил бы, что я не знаю, как надевать парашют. Я затянул ремни потуже, затем надел запасной парашют спереди и сразу ощутил на теле значительную тяжесть.
В самолете выше выходного люка имелся металлический трос. Я подошел к нему и вспомнил, что к нему нужно прикрепить вытяжной фал. Он предназначен для того, чтобы автоматически открыть парашют после прыжка на определенной высоте, так называемое принудительное раскрытие. Карабин щелкнул, а затем открыл люк.
В лицо мне ударил холодный поток воздуха. Небо вокруг было черное, только далеко внизу светились бледные огоньки Комбината 817. Вот дьявольщина, мне что, нужно туда прыгать?
Ступать в черную пустоту под ногами было чертовски страшно. Я медлил, не решаясь прыгать. Пилот высунулся из кабины и заорал:
— Ну, что ты ждешь? Я не могу так долго держать такую малую скорость, прыгай давай!
Ну что же, я же не буду стоять здесь всю ночь, примерзнув к корпусу самолета. Придется прыгать, хотя мое тело отказывалось ступать в бездну подо мной.
— Давай быстрее, ты что, зассал? — заорал пилот.
Я козырнул ему на прощание и прыгнул вперед. Тело завертелось в воздухе, где-то высоко мелькнула туша ревущего самолета. Сильная воздушная струя резко швырнула меня из стороны в сторону.
Не успел я и опомниться, как ощутил рывок. Но не такой уж сильный, а, а слабый, едва ощутимый. Это разве нормально, тут же подумал я и поглядел наверх. Смутная память Бутова подсказывала, что я уже должен был висеть под раскрытым куполом. Вверху я увидел светлый язык полотнища. Купол, вместо того, чтобы раскрыться над моей головой, скрутился в жгут и извивался в воздухе. Я продолжал падать вниз с неимоверной скоростью.
Наверняка произошел отказ. Вот что значит доверить укладку своего парашюта незнакомым людям. Это тоже самое, что доверить свое ружье или пистолет ненадежному помощнику перед операцией, все равно что-нибудь да напортачит. Где там у меня запасной парашют?
Я нащупал кольцо второго парашюта, но помедлил его вытаскивать. В ушах свистел ледяной ветер, я несся к земле с бешеной скоростью. Интуиция или, вернее память более опытного парня Бутова, подсказывала мне, что если сейчас открыть запасной парашют, он может вырваться из ранца и обвиться вокруг вот этого основного купола. Тогда мне уже ничего не поможет.
Мне пришлось подождать подходящего момента, чтобы основной купол чуточку сжался и оказался подо мной, когда я все также кувыркался в воздухе. Только тогда я рванул кольцо запасного парашюта и услышал сверху знакомый хлопок. Стремительное падение тут же прекратилось, я взглянул вверх и с облегчением увидел, что надо мной раскрылся круглый купол, белеющий в темноте.
Свист ветра тут же утих, только свежий воздух овевал мое лицо. Меня окружала почти полная тишина. Я посмотрел по сторонам, ощущая себя будто бы зависшим в пространстве. Далеко вверху ревел, удаляясь, мой самолет. Я пошевелил ногами и подивился радостному чувству в груди. Хотелось кричать от счастья