— Убил ты тварь эту, дяденька? — тихо спросил еще не оправившийся от потрясения Луня. Волхв покачал головой:
— Не так все просто, други… Как понял Змиул, что дело худо, обернулся он стаей летучих мышей, и разлетелись те мыши в разные стороны. Пяток-то я сбил, а остальные ушли — поди сыщи в ночи ночного зверя! Так и ушел Змиул, сучий сын… Однако, теперь долго он на свет белый не явится будет раны зализывать, обиду холить. Труслив Змиул, хотя и дерзок бывает во злобе своей. Ну, мыслю, теперь без задержек пойдем, укротили ворога. Все. Спать давайте, до утра еще время есть, успеем соничков наглядется…
Отрядники разбрелись, укладываясь, но Зугур настоял, чтобы выставили дозор — так спокойнее. Первыми встали на стражу братья-пелаги, а ближе к утру их должны были сменить Чу и Фарн. Луня после пережитого долго не мог уснуть, ворочался в ночевнике, и лишь под утро забылся тяжелым, мутным сном…
* * *
Прошло еще несколько дней. Путь вдоль Серединного подходил к концу. Горы стали ниже, зато их отроги широко расползлись в стороны, и отряду пришлось идти зверовыми тропами, иногда даже вести коней в поводу — иначе по каменистым кручам было не пройти.
Зима так и не догнала путников. Правда, «бабье лето» закончилось, и начались дожди, так что на ночевках приходилось разбивать шатры, а дозорные, которые теперь каждую ночь попарно караулили стан, надевали тяжелые кожаные плащи с капюшонами. От сырости дрова в кашеварном костре дымили сизым, густым дымом, и волхв с Зугуром волновались — не привлечет ли он каких недобрых гостей? Но после появления Змиула никто больше не тревожил отряд.
Луня после того, как поганый повелитель теней завладел, пусть и на краткий миг, его сознанием, стал как-то по иному относиться к окружающему его миру — словно бы потускнели краски, затянула все кругом мерзкая серая пелена. Шык давал ученику отвар чеснока, отгоняющий Хворстову немощь, и на краткий миг пелена спадала, но потом вновь мир тускнел, и Луня ехал, тупо глядя под копыта коню, ко всему вокруг безразличный.
Ар-Нэ-Буэр, Полуденный Столп Аров, путники увидели на исходе четвертой семидицы пути от Звездной Башни. На краю высокого и долго холма, который подобно стене перегораживал путь на юг, высилась четырехугольная башня, пустая внутри, обращенная единственным окном на юг. В стороне от нее находилось укрепленное каменной невысокой стеной воинское поселение полтора десятка домов, полторы сотни воинов — так объяснил Луне Зугур, что вместе с Суром выползал на скалистый гребень, отделявший лощинку, где притаился отряд, от широкой долины меж двумя самыми южными отрогами Серединого.
— Отсюда, други, путь наш на полудень и закат, по степным равнинам, до большого озера Кровавой воды. — объявил отрядникам Шык: — Пойдем ночью, чтобы не засекли дружинники, здесь-то, на южных рубежах Ар-Зума, мы уже не сможем объяснить, почему слуги Веда покидают пределы его страны…
Так и сделали — дождались ночи, увязали оружие, чтобы не бряцало, обмотали копыта коней тряпками, и тишком-тишком проскользнули вдоль холма на равнину. Луня долго смотрел на пылавший на вершине Столпа огонь, неугасимый, если верить рассказам его спутников. Днем его бездымного синеватого пламени почти не видно, зато ночью полыхает он, освещая окрестности на пять сотен шагов.
К утру огонь Столпа скрылся во мраке. Ар-Зум был пройден, перед отрядом лежали северо-восточные приделы Великой Степи.
Глава Пятнадцатая
Желя и Карна
Несколько дней Шык вел отряд по холмистой равнине, поросшей высокой, сухой в это время года, травой. Холмы, небольшие и плосковерхие, казались Луне бородавками на спине исполинской жабы, а бесконечное вверх-вниз утомляло, навевая сон — это уже была не лихая скачка, а какое-то бессмысленное мотание в седле.
Наконец холмы закончились. Впереди лежала коренная степь, ровная, словно столешница. Тут Луне, выросшему и проведшему всю свою жизнь среди густых родских лесов, стало еще тоскливее — он ощущал себя совсем беззащитным, брошенным на произвол судьбы на этой беспредельной плосковине, где не росло даже самого мало-мальски высокого кустика, за которым можно было бы в случае чего укрыться…
Зугур же, наооборот, казалось, помолодел лет на десять — степь была его домом, его жизнью, его родиной, и никакие годы неволи, проведенной у подножья лесистых отрогов Серединного, не вытравили из сердца вагаса великого очарования степи.
Зугур теперь скакал далеко впереди отряда, обычно в паре с кем-нибудь из побратимов, нес дозор, и еще — наслаждался свободой, вдыхал запахи увядшего разнотравья, хранящие в себе ароматы весеннего цветобуйства, когда вся степь одевалась сплошным ковром из цветов.
Да и по ночам вагас спал теперь меньше других — он бродил в стороне от стана, ложился на землю, касаясь щекой ломких стеблей бурьяна, вслушивался в ночные звуки, смотрел в темно-синее ночное небо. Остальные отрядники просто и спокойно переносили все тяготы походной жизни, и только Луня, находясь во власти странного своего оцепенения, ехал, будьто во сне. Он не видел, не замечал вокруг себя ничего такого, чему можно было бы радоваться или ужасаться, тупо поглощал свою порцию пищи на привалах, так же тупо засыпал и просыпался. Отравные чары Змиула глубоко въелись в душу молодого рода, и словно уводили сознание Луни в какой-то иной мир, мир без радости и красок…
Шык, который винил в произошедшем с учеником в первую очередь себя, старался не отходить от Луни ни на шаг. Волх поил его отварами из разных трав, совершал обряды очищения, шептал наговоры, но ничего не помогало Луня чах, землистая бледность поселилась на его лице, под глазами залегли глубокие тени, дрожали руки, потускнели и свалялись некогда сиявшие пшеничным золотом волосы.
Остальные отрядники, каждый в меру своих сил, старались облегчить страдания своего побратима, подсовывали ему куски повкуснее, старались, чтобы он больше спал, не утруждал себя работой, но Луня даже и не замечал этого. В одиночестве, похожий на тень самого себя прежднего, бродил он обыкновенно вечерами вокруг разбитого стана, а если и возвращался к жаркому бурьянному костру, то лишь по просьбам отрядников, и сидел у огня молчком, с тоской глядя на пляшущие языки Зничева Цвета…
Сперва Зугур, а потом и остальные стали наседать на волхва, требуя, чтобы тот спас явно собравшегося в мир иной юношу, но мрачный Шык лишь качал головой — с таким он еще не сталкивался, и пока ему было не под силу вернуть Луне радость бытия.
Так прошло дней десять. Вскоре отряд должен был достичь берегов озера Кровавой воды. Озеро это, а по меркам родов, так и целое море, простиралось на много дней пути с севера на юг, и питалось водою двух больших рек, впадавших в него — реки Влаги, что текла чуть не от родских земель, беря исток на Северных Буграх, и впадала в озеро с севера, и бурного Рагула, текущего с южных отрогов Серединного.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});